Сто лет Папаши Упрямца

1

В тот год, когда Папаше Упрямцу исполнился восемьдесят один год, на него неожиданно свалилось богатство.

Кто-то говорил, что это были сто тысяч юаней, кто-то – что один миллион, а нашлись и такие, кто утверждал, будто аж десять миллионов. Сколько там было конкретно, вероятно, знали только получатель денег – Папаша Упрямец – и тот, кто их дал.

А дала их женщина по имени Цинь Сяоин.

Люди определенного возраста в деревне знали ее, а если и не знали, то, скорее всего, слышали о ее существовании. Более двадцати лет назад она оказалась на севере Гуанси в качестве беженки, а Папаша Упрямец помог ей и приютил у себя. Она стала его женой. Но кто знает, были ли они мужем и женой по-настоящему. Если и были, то почему-то после нескольких лет совместной жизни детей так и не завели. И еще, люди заметили, что они никогда не ругаются, обращаются друг к другу уважительно, разве ж это похоже на отношения мужа и жены? Скорее, на поведение хозяина и гостьи. К тому же разница в возрасте у них была слишком большая. Когда Цинь Сяоин приехала в Шанлин, на вид ей было всего лет двадцать с небольшим, а Папаше Упрямцу – шестьдесят. Муж и жена с разницей в возрасте в тридцать с лишним лет в такие тяжелые годы – слишком уж неправдоподобно. Наверняка только прикидывались мужем и женой, чтобы люди так думали. То, что произошло впоследствии, подтвердило догадки: прошло сколько-то времени, и Цинь Сяоин покинула Папашу Упрямца, ушла от него. В тот год ситуация изменилась в лучшую сторону, и ей удалось связаться с родственниками, а Папаша Упрямец ее отпустил.

Говорят, родственники Цинь Сяоин раньше занимались ювелирным бизнесом, и после того, как ситуация в стране изменилась, вернулись к прежнему делу. Впоследствии Цинь Сяоин вышла замуж за человека из такой же семьи ювелиров. Брак представителей двух столь богатых семей подобен совмещению двух золотых гор.

Разбогатев, Цинь Сяоин не забыла доброту Папаши Упрямца, и когда ему исполнился восемьдесят один год, пригласила его в Наньнин – пожить какое-то время. На словах-то говорилось, будто это ради лечения, но разве Папаша Упрямец хоть чем-то был болен? Крепкий, как китайский клен. Два года назад он действительно болел, но с той поры выздоровел. После выздоровления Папаша Упрямец преисполнился жизненных сил, будто родился заново. Если уж глядеть правде в глаза, то он отправился в Наньнин просто удовольствия ради, чтобы принять воздаяние за добро, которое когда-то он проявил к Цинь Сяоин.

Когда Папаша Упрямец вернулся в деревню, то стал богатым, или, вернее сказать, он уже был богатым.

Он вышел из импортного автомобиля, который, по слухам, стоит более трех миллионов юаней, в роскошных одежде и шляпе, дорогих носках и ботинках, его сопровождала красивая молодая пара – казалось, императорская родня снизошла навестить родные края. И хотя Папаша Упрямец скоренько отправил назад и машину, и холеных молодых людей, которые доставили его, но уже по тому, как он вернулся, по всему этому богатству было понятно: Папаша уже не тот, что был раньше, курительная трубка превратилась в охотничий манок, а тот – в дробовик.

Он начал тратить много денег.

Сначала занялся ремонтом могил. От прадеда и прабабушки до отца с матерью, а также всех родственников по боковым линиям или рожденных от наложниц: могилы абсолютно всех предков, связанных с Папашей Упрямцем, должны были быть отремонтированы. Здравствовавшие родственники подсчитали, а Папаша Упрямец потом подтвердил, что всего получилось девятнадцать могил. За двести лет у семьи Папаши Упрямца набралось всего девятнадцать могил, что на самом деле немного. Но это те, которые были известны и которых можно было пересчитать – все равно как пересчитать живых родственников. А кого не видно и не сыскать, – их-то и впрямь набралось бы слишком много. Где они умерли? Где похоронены? Как их звали? К какому поколению они принадлежали? Какова причина их смерти? Сколько они прожили? Про кого-то лишь крупичка сведений нашлась, про кого-то вообще ничего не известно, рассказы о них передавались из уст в уста, ошибки множились из поколения в поколение, в истории рода появились многочисленные герои-удальцы и даже небольшое количество разбойников-подонков, а кого-то просто перепутали. Это было неправильно и неуважительно по отношению к предкам. Если бы у предков в момент смерти имелись хорошие могилы и были бы как положено установлены стелы, тогда не множились бы ошибки и никого бы ни с кем не перепутали. Однако те родовые могилы со стелами и надписями, что сохранились и поддавались хоть какому-то прочтению, обветшали и иероглифы на них почти стерлись, и если их сейчас не починить, то в будущем неизбежно опять возникнет неразбериха. Кроме того, эти девятнадцать родовых могил были разбросаны на десять ли и девять волостей, как рассеявшееся войско, и если их сейчас не собрать, то предки будут частично или полностью забыты, это вопрос времени. В прошлом никто не ремонтировал и не переносил эти могилы, потому что не было условий, а если говорить начистоту, то денег не было. А сейчас, когда деньги есть, и желания осуществляются быстро.

Кладбище для объединения рода было выбрано – на горе за домом, на полпути к вершине, прямо посередине, а с двух сторон – холмы. Казалось, Папаша Упрямец давно уже присмотрел это место и все обдумал, как только вернулся из Наньнина, иными словами, как только у него появились деньги, то он сразу же выбрал счастливый день для начала работ.

После полугода интенсивного, неустанного строительства все работы на кладбище были завершены.

Кладбище располагалось на западе «лицом» к востоку, позади высились зеленые горы, а с двух сторон его защищали холмы, оно напоминало сиденье у высокого стула. Спереди, у подножия горы, вилась, огибая деревню, Красная река. Кладбище было просторное: после того, как там разместили девятнадцать отреставрированных могил, еще осталось место. Платформа кладбища, полностью выстроенная из гранитных глыб, была еще шире. Дорожка, ведущая к нему, загибалась, как созвездие Большой Медведицы, извивалась как змея, на ней распустились пышным цветом горные цветы, и она напоминала развевающуюся цветную ленточку.

Жители деревни подсчитали за Папашу Упрямца: только на постройку могил ушло по меньшей мере семьсот тысяч.

За семьсот тысяч в деревне можно было построить три дома.

Значит, не просто курительная трубка превратилась в охотничий манок, а тот – в дробовик, но и дробовик превратился в пушку или велосипед и, может быть, даже стал мотоциклом.

И тогда сто тысяч, которые, по слухам, Цинь Сяоин дала Папаше Упрямцу, превратились в один миллион.

В тот день, когда останки девятнадцати предков предстояло заново предать земле, не прекращалось паломничество жителей Шанлина к кладбищу, они текли единым потоком. Целый день, не смолкая ни на минуту, взрывались хлопушки. Горы радовались, и земля дрожала, ветер был наполнен любовью, а река улыбалась. Пир одной семьи превратился в пир всей деревни, аромат вина и мяса ощущался за пять ли. Каждый пришедший становился гостем и не только получал подарок, но и сам дарил красный конвертик с деньгами.

Расходы на захоронение и грандиозный пир предположительно составляли не менее трехсот тысяч.

А значит, Папаша Упрямец получил от той женщины не один миллион.

После завершения этого дела деревенские задавали Папаше Упрямцу только один вопрос: сколько же все-таки денег дала Цинь Сяоин (жена, которую ты отпустил, та твоя женщина, та богачка)?

Каждый день вопрошающие роились вокруг Папаши Упрямца, как мухи вокруг ароматного мяса или как пчелы вокруг пчелиной матки.

А Папаша Упрямец лишь посмеивался и ничего не отвечал, не реагировал он на вопросы, ни дать ни взять статуя Будды.

В результате стоимость Папаши Упрямца со свистом взлетела вверх – два миллиона, пять, восемь, десять миллионов.

Когда цифра перевалила за десять миллионов, Папаша Упрямец не выдержал, если бы он продолжал держаться, то лопнул бы, как мочевой пузырь, который слишком долго не опорожняли. С красным лицом он ответил:

Да откуда такие деньги? Что мне делать с такими деньгами?

Раз Папаша Упрямец отрицал, что его состояние превышает десять миллионов, значит, точно, у него именно десять.

Родственники, которым всегда было неудобно задавать вопросы о сумме, поверили оценкам односельчан и твердо постановили, что их родной старший брат, дядя по отцу, дядя по матери, дедушка получил в подарок от жены, жены дяди по отцу, жены дяди по матери, жены дедушки десять миллионов.

Десять миллионов – это тысяча раз по десять тысяч, сто раз по сто тысяч, десять раз по миллиону. Если распределить равномерно по количеству семей, по очередности кровных уз или по старшинству в роду… Или если добавлять или снимать баллы по заслугам в помощи по дому и особой заботе о нем или по добрым чувствам к нему… Если распределять по одному варианту или по комбинации всех трех вариантов, сколько это будет, сколько это…

Члены клана всё разбирали и разбирали, прикидывали и так, и этак, делили, ругались, итоговая сумма всегда была верна, но цифры распределения были или неверны, или спорны, по ним возникали расхождения, как если бы при решении задачи ответ сошелся, а шаги решения и методы были ошибочны.

Наконец родственники предоставили Папаше Упрямцу несколько планов распределения, чтобы он принял решение.

Все это происходило в старом доме Папаши Упрямца с исшорканными стенами, сгнившими дверьми и покосившимися балками, в доме, где красная черепица уже стала черной.

В этом доме он много лет жил один, и даже если вычесть те несколько лет, когда он жил с нищей в то время девушкой, а ныне богатой женщиной, все равно насчитывается по меньшей мере тридцать лет. Он переехал сюда из отчего дома, когда они с младшим братом поделили имущество. Изначально тут был склад химических удобрений, принадлежавших народной коммуне, а потом коммуна отстроила новый большой склад и продала старую постройку. Неизвестно, на какие деньги Папаша Упрямец приобрел этот дряхлый дом, может, на деньги от кастрации петухов и свиней. А еще он кое-что здесь изменил – добавил два окна. Не надо их недооценивать, без этих дополнительных окон он мог отравиться или задохнуться менее чем за два года. Разве была бы у него тогда возможность всего через несколько лет встретить ту нищую женщину, которая спустя много лет принесет ему неслыханное богатство?

Был вечер, зимний вечер. Все живые родственники собрались здесь. Кто мог ходить, пришел сам, кто не мог, того принесли на носилках или на спине, в общем, собрались все. Они сгрудились вокруг огня, обступив его несколькими кругами.

Папаша Упрямец, конечно же, восседал в первом круге. Сейчас именно он был главным человеком в семье, его ядром, центром. Его отношение определяло все, его слова имели самый большой вес.

Огонь освещал его лицо, которое было ярко-красным, как солнце. Все присутствующие с ожиданием и надеждой смотрели на него, их жгучие взгляды могли поджарить его как следует. Казалось, он размяк из-за чувств родных и мягко произнес: