Обряд копья

Глава 8

Вечером мы вдвоём готовили костёр, причём я сам не сделал ничего, лишь объяснял Фене, а та уже складывала розжиг и шалаш над ним. И делала она это весьма ловко, будто долго готовилась. Младшим не доверяют обычно такое дело, разве что, если золотую кость положили.

Сегодня очередь рассказчика была за Торном. И мы не ждали особо интересной истории, он был хорошим кузнецом, и на охоту он ходил регулярно, но пониманием стихий он не интересовался, его тянули к себе только металлы и особые кости. Впрочем, в этом он был лучшим, что никто не отрицал, но для детей такое было скучно.

По своему обыкновению Трог ещё и запаздывал, так что мы даже не стали дожидаться кузнеца, чтобы разжечь огонь. Почётная обязанность снова досталась Фене, и никто не возражал — золотая кость в четыре весны, о таком многие мечтали. Я же вовсе был рад за подопечную, считая, что без меня она бы ни за что не взяла свой трофей — никто бы просто не доверил ей сложный удар с большого расстояния.

Девочка, высунув язык от усердия, пыталась высечь искру из кремня, вокруг темнело, дети приглушённо болтали о какой-то ерунде. А я снова вернулся к мыслям о духе отца и о Алеме. Что-то не давало мне покоя, какая-то очень важная вещь, что-то, что, казалось, могло бы пролить мне свет на многое сразу. Глаза сами собой поднялись к небу, глядя в никуда.

Когда пришёл Трог, было уже совсем темно, а костёр вовсю горел. Кузнец неторопливо дошёл до огня, сел на бревно рассказчика и вздохнул, оглаживая свою бороду рукой. Он помолчал, потом крякнул, потом ещё помолчал.

— Вот, придумал. Расскажу о том, как нашёл чешуйку дракона. Было это примерно год назад, может быть, за пару десятков дней до цветения. Я шёл по наводке Алеса, он нашёл в пяти днях пути от деревни интересную жилу со стихийным металлом, принёс мне образец, — краем уха я слушал его, хотя и был всё ещё поглощён своими мыслями, но всё же речь идёт о моём кинжале. — Ну и, значится, я пошёл проведать жилу. Пришёл я на место, глядь, а там, ну не может быть жилы никак — глина кругом.

Я зевнул, слушая унылый голос кузнеца. И только проморгавшись, понял, что всё это время смотрел на Старшую Сестру, чей размытый облик случайно нашёл на фоне Красного Облака (крупное космическое газовое облако). Шея окончательно затекла смотреть наверх, и я опустил взгляд на кузнеца.

— Стал я, значит, оглядывать всё кругом в поиске жилы. И, правда, нашёл её у дерева, как Алес и рассказывал. С виду — будто кто-то мелкой медной трухи рассыпал, овальная, а вокруг трава растёт. Ну не может быть жила такой! А вы можете мне поверить, я их за свою жизнь перевидал — не пересчитать! — за спиной рассказчика зевнул Дрек. Да и вообще дети засыпали прямо на глазах, один только Торн смотрел на отца с горящим взором. — Но вот она, прямо передо мной. И вся из стихийного металла. Стал я, значится, копать да ссыпать добычу в телегу. Не билом выбивать, а именно копать металл лопатой — а он рассыпчатый, словно землица. В жизни такого не видывал. И вот, значится, попал лопатой во что-то твёрдое. Достал лопату — а на ней зарубка в палец толщиной, будто топором из стихийной стали рубанул. Короче, оказалось, что вся жила — стихийный шлак, разве что немножко добавлять в сталь можно, но в центре неё лежала чешуйка самого Великого Дракона! Скорой смерти его телу… Этот великий зверь так пропитан стихией, что целую телегу шлака пропитало одной частичкой! Мне б его кость, ух…

Я снова поднял взгляд вверх и увидел Старшую Сестру. Несколько секунд я тупил, не понимая, а потом до меня дошло. Луна разгоралась красным светом! Я поперхнулся, тяжело закашлялся, упав на спину, и прямо в лицо подошедшему мне помочь Торну заорал.

— ЧУЖИЕ! ЧУЖИЕ ИДУТ! ОГРОМНЫЙ ЧУЖАК И ДЕСЯТКИ ЧУЖИХ! ЧУЖИЕ! …

— Тихо ты, не ори, задремал, небось, вот и привиделось! — заткнул мне он рот, поморщившись, и вытерев лицо от моей слюны.

Я вытаращился и ткнул пальцем вверх, громко мыча. Сияние уже разгорелось, заливая всё вокруг красным свечением, в стороны от алой луны потянулись полосы света, которые скоро превратятся в вид другого мира. Все подняли глаза вверх, и их смех тут же оборвался. Второе сияние подряд — это серьёзный знак.

— Кто кричал? Где чужие? — прошелестел спокойный, но серьёзный голос Дрима.

— Я. Я кричал. Я сегодня утром сон видел, где во время сияния пришло много чужих во главе с огромным чужаком, который был ростом с небольшое дерево.

В ответ на мои слова Дрим посуровел, его лицо покрылось злыми морщинами, в которых уже угадывались звериные очертания, всё же он близок к познанию стихии, а значит, и зверь в нём уже почти проснулся. Но потом он повернулся направо.

— Алес, проверь, — и тот расплылся в воздухе, будто морок. — Арен, ты правильно сделал, что сказал о сне, но если не подтвердится, получишь розог за панику в деревне.

И правда, на мой крик собрались вообще все, вооружённые, напуганные, злые. Ко мне подошла моя мама, чья алая шевелюра светилась в свете луны особенно сильно, ещё и искры её стихии то и дело тревожно срывались в воздух.

— Он не виноват, Дрим, его бредит от растущего горшочка стихии, наверное, ещё один приступ, — заступилась передо мной мама.

— Нет, мама, там был папа, — моё горло сдавило тяжёлым спазмом боли, отец снова появился, и он был совсем рядом, показывая мне пальцем на запад. И я вытянул туда же руку. — Он и сейчас тут, показывает вон туда.

— Да что несёт этот несносный мальчишка, — разозлился кто-то в толпе. — Вчера охотники обследовали всё на сотню километров вокруг, ища Алема, ни следа чужих не было.

— Верно! Я лично был у Расколотой скалы — там было всё тихо, звери не беспокоились, — Дене указал пальцем в ту же сторону, куда и я. — Всыпь ему розог, Дрим, и пошли спать.

И ему уже протянули розги, отчего я весь сжался от свежих воспоминаний. Дрим уже шагнул ко мне, чтобы исполнить наказание.

— Звери пропали из леса, готовимся к бою! — прорычал запыхавшийся Алес. Он появился словно из воздуха прямо между мной и Дримом.

— Проверь направление Расколотой скалы, — тут же сориентировался Дрим. — Кто, говоришь, должен прийти?

— Чужак, огромный, как три Виры вставших одна другой на плечи, — Вира была тут и хмыкнула. — И толпа шире нас всех, стоящих перед ними.

— Чужие… — с выражением выругался кто-то.

— Все всё слышали. У Арена, похоже, стихия с даром провидца. Так что бой будет тяжёлым, — Дрим стал ронять слова, будто буря — волны на берег. — Готовим всё, что есть. Нина, раздавай все запасы зелий.

Ко мне подошла мама, подняла меня с земли, наконец. И, крепко прижав к себе, как маленького, понесла домой.

— Ты видел папин дух, сынок?

Я лишь кивнул, согретый маминым теплом и успокаивающийся. Отец всё ещё шёл рядом, будто поддерживая нас. Казалось, что поверни голову, и я увижу его серьёзное лицо, но это было не так, если повернуть голову, он уйдёт. Потому я никогда на него не смотрел, но всегда знал, когда он рядом, и знал, что он делает. Это было похоже на сон, в них тоже не нужно смотреть, чтобы видеть.

— Эх… — я будто кожей ощутил её беспокойство. Она хотела что-то сказать и уже набрала в грудь воздуха, но остановилась, задержала дыхание, а потом тяжело выдохнула. Потом она снова будто решилась и набрала воздуха, — Идём, сынок, надо подготовиться к войне с чужими.

Она так и не выпустила меня из рук до самого дома. Занесла в избу и только там поставила меня на ноги. Там она начала суетиться, бегая из угла в угол.

— Держи, — она протянула мне длинную вязанную перчатку. — Это для Дрима, помоги ему привязать её завязками к наручу и скажи, что правая ещё не готова, и я никак не успею закончить. Ну да левая для него важнее. Беги и возвращайся побыстрее.

Я схватил перчатку и побежал со всей доступной мне скоростью. Добежав до костра собраний, я никого там не обнаружил, побежал в сторону Расколотой и по пути встретил Нину.

— Тётя Нина, вы не видели Дрима? Мама передала ему перчатку.

— Видела, беги к кузнице, он там будет.

Я развернулся и припустил в сторону кузницы. По пути видел, как поспешно собираются люди, они бегали туда-сюда под равномерным алым сиянием Старшей Сестры, что-то кричали. Тревога захватила деревню в свои злые объятия. Обогнув мельницу, я увидел Дрима среди людей, стоящих у кузницы. Они уже были все в боевой одежде и с оружием в руках.

Подбежав к старшему охотнику, я, ничего не говоря, чтобы не перебить обсуждение стратегии, натянул ему на руку перчатку и стал завязывать специальные шнурки на массивном браслете из стихийной стали, он начинался у запястья и заканчивался выше локтя, оттопыриваясь хищным клыком, когда Дрим сгибал руку. Выглядело это здорово, а с маминой перчаткой вся конструкция стала выглядеть завершённой.

— Мама сказала передать, что правую не успеет доделать, — шепнул Дриму, он кивнул, и я сразу припустил назад домой.

К моему возвращению, мама уже облачилась в своё самое красивое платье, в котором лишь раз выходила на торжество. Никому было невдомёк, что эта алая ткань взята из гривы зверя-духа, которую мама тайком выменяла у торговца. На её спине было закреплено тонкое изящное копьё — работа Торна. В волосах, как всегда бывает, когда она волнуется, бегали алые искры её стихии. Мама сильная, пусть и не ходила никогда при мне на охоту. Но никогда не брезговала травами, кои ей несли довольно часто в благодарность за её труды.

— Надевай, сынок, я готовилась подарить тебе её на день священного копья, но как уж сложилось. Так, наверное, будет даже лучше, — она протянула мне тонкую белую рубаху. — Я очень долго копила подшёрсток разных зверей, чтобы свалять эту шерсть. Она уступает многим моим работам по прочности, но обладает всего одним, но крайне ценным свойством. Эта рубаха будет расти и развиваться вместе с тобой. Так что надень и не снимай без особенной нужды. Спи в ней, купайся, сражайся. Чем дольше она на тебе, тем лучше она станет.

Я, сняв старую рубаху, с радостью надел мамин подарок. Сначала мне показалось, что рубаха мне слегка велика, но через мгновение та зашевелилась, стала ползать по мне стаей муравьёв. Я аж дёрнулся от испуга, но мама лишь улыбнулась. Потом ткань будто успокоилась, улёгшись на мне, плотно обхватив со всех сторон. Но на этом ничего не закончилось, она будто стала ледяной, обжигая холодом не хуже мороженого, которое делала Нина своей силой. Не продлилось это и пары секунд, ткань разогрелась, как печь в праздничный день. И опять я даже не успел толком испугаться, ткань будто превратилась в поток воды, стекающий с меня. Закончилось всё покалыванием со всех сторон.

Я поднял руку, чтобы посмотреть, и увидел, что белая ткань буквально слилась с кожей, да ещё и расползлась на кисти, превратившись в полуперчатки. Как бы я ни щупал её — казалось, что на мне ничего нет. Поверх мама надела на меня мою старую рубаху, помогла мне подпоясаться кинжалом и сумкой. Отошла, любуясь таким повзрослевшим сыном.

— Будешь защищать младших!

Я серьёзно кивнул. Какая-то часть меня хотела возмутиться, что меня не пустят в рубку чужих, но другая понимала, что мне пока там без горшочка делать нечего. И лучше взять шефство над ребятами, защитить их от глупостей, чем бесславно умереть ещё до того, как возьму в руки священное копьё.