Обряд копья

Глава 20

Следующий день я так же сразу после завтрака побежал на поле охотников, разве что в этот раз старался не попасться на глаза младшим, чтобы они не узнали про секретное место. Пока пробирался по лесу, стал замечать, что у меня изменился шаг. Я стал делать совершенно другие движения, и всё время хотелось взять в руки кинжал, меня будто всё время поворачивало налево, и тяжесть в руке это могла исправить.

Достал своё оружие и невольно замер на месте, любуясь его красотой. Ярко красное лезвие с тонкими синими прожилками, идеально гладкое и ровное лезвие, которое и не думало тупиться о камни и кости зверей. Потрясающе удобная рукоять, у которой ещё было место для роста моей ладони. И я понял, что теперь привязан познанием к этому кинжалу.

Отец писал про силу и опасность таких предметов. С ними познание стремительно, но, если я его потеряю или сломаю, это очень сильно ударит по моей стихии. Так что отныне я должен беречь его, как часть своего тела. Починить чешуйку дракона будет почти невозможно. С другой стороны, и сломать её очень тяжело. История гласит, что в древние времена, когда великий дракон был ещё совсем юн, он попал под поток слёз Старшей Сестры, горевавшей о смерти Матери. И пропитался ими так, что стал почти неуязвим. Так что, если это чешуйка великого дракона, я могу быть спокоен за прочность кинжала. А в пользу этого говорит её цвет — красный с синими прожилками — такой же, как у великого дракона.

Я дошёл до площадки, поздоровался с охотниками поклоном и начал свой танец. В этот раз не стал закрывать глаза, отец писал, что лучше всего сначала закрывать глаза, но при приближении к пониманию движений — лучше глаза открыть. Постепенно вокруг меня собралась толпа медитирующих, но сегодня их было меньше — большая часть охотников занималась своими делами, так что я мог наблюдать и их тренировки.

Дирк пытался освоить стихийную броню, покрываясь своим изумрудным песком, но ему пока не хватало познания, чтобы держать защиту дольше нескольких секунд, так что он больше медитировал, восстанавливая силы.

Мимс же пытался выпустить мерцающий синий свет из себя, чтобы метнуть его в мишень, но сгусток его силы пролетал от силы десяток сантиметров, рассеиваясь в воздухе.

Сразу три охотника со стихией близкой к ветру по очереди пытались подхватывать один и тот же поток ветра и усиливать его, ветер сначала становился зеленоватым, потом обретал цвет глубокой воды, потом наполнялся алыми искрами. Но пока что у них получалось соединить только две стихии, третья в любом случае разрывала сгусток ветра, разбрасывая его в стороны с глухим хлопком. Но они не сдавались, желая добиться единства их стихий, если у них получится, они станут грозной силой.

Самой завораживающей здесь была Ирис, она сидела в позе для медитации, и вокруг неё плыло марево, будто от раскалённого солнцем камня. Как только я заметил её, уже не мог оторвать взгляда от её стихии. Она очень давно была у костра в последний раз, но, насколько я мог вспомнить, её стихия связанна с землёй, почему же она заставляет двигаться воздух? Интересно. И очень красиво.

В полдень меня будто замкнуло. Что-то изменилось в самой реальности, и это требовало моего внимания. Комом в горле отозвалось появление отца, указывающего мне на запад. Я уставился в ту сторону, силясь понять, чего от меня хочет отец. Бежать туда? Но он не оборачивается волком и не указывает путь, просто стоит и показывает куда-то вверх за деревья. Народ вокруг заволновался, кто-то произнёс слово: “Провидец”.

Через пару минут уже все охотники стояли, глядя в ту же сторону, что и я, отец Мимса убежал на разведку, но быстро вернулся, пожав плечами, ничего не нашёл. А я всё ещё напряжённо вглядывался в ту сторону, куда указывал постепенно поднимающийся вверх палец отца.

И вот, из-за деревьев показалась морда дракона! Кто-то приглушённо ахнул. Великий зверь летел куда-то, он был очень высоко, но был так велик, что казался вдвое шире солнца. Алая лента его тела тянулась и тянулась по небу. До чего же велика эта тварь.

Дракон был бедой нашего мира. Когда-то давно, когда чужие только-только появились в нашем мире, один из них влез в ноздрю спящего дракона и сожрал его мозг. В итоге дракон стал наполовину зверем, наполовину чужим. Он убил великих медведя и волка. Говорят, что если бы не было дракона, мы бы уже давно вычистили мир от этой дряни. Но вот в чём беда, дракон был покрыт почти неуничтожимой бронёй, был безумно быстр и умел летать. В нашем мире нет силы, способной победить дракона в небе и на земле. Разве что левиафан мог бы победить его, но тот никогда не выходил на сушу, а дракон никогда не пытался нырять в океан. Да и вообще дети левиафана держали воды чистыми от чужеродной дряни.

В мире было не так уж много зверей, которые могут жить в воде. Рыбы не в счёт, они не бывают стихийными. Левиафан, ондатра и некоторые ящеры. Вот и весь список водных зверей. Но их сила в воде просто запредельна. Если на земле мы с трудом боремся с лезущими из недр чужими, то под водой их убивают моментально.

Великий зверь был прекрасен, на солнце его чешуя пылала медным пламенем, то и дело вспыхивали синие искры. Я даже вытащил свой кинжал, чтобы сравнить цвет. Похож. Очень похож. Вот только красоту дракона омрачал след чужого — вся голова дракона была гнилостно-чёрной, плохо отражающей свет.

Дракона было видно в небе почти час, а затем он скрылся от нас за кронами деревьев, вместе с ним развеялся и отец, наблюдавший за ним вместе с нами. Зрение у чужих не очень сильное, потому никто не волновался о том, что тварь может нас заметить. А общая ненависть людей была так сильна, что воздух дрожал от напряжения стихий.

Когда тварь скрылась, люди разошлись по полю, всем было нужно выпустить гнев. Я был бы и сам рад сейчас разнести вдребезги пару скал, да только моих сил для этого было мало. А вот Мимс смог совершить прорыв в познании, его стихия таки смогла вырваться на десяток метров от тела, но не по воздуху, а через землю, когда тот в ярости топнул ногой после очередной неудачи.

Ребята смогли соединить три ветра в один, который приобрёл вид ночного неба с сияющими в нём звёздами, тот продержался всего пару секунд, но это уже почти победа для них. Пройдёт ещё несколько дней, прежде чем они полностью освоятся с новыми силами, но это уже неизбежно.

Дирк стоял неподвижно, он стал изумрудным полностью, голова просвечивала насквозь, и я даже испугался, что он стал камнем навсегда, но через пару минут он отмер, попытался сделать шаг, но потерял равновесие и упал.

И только Ирис, кажется, даже не отвлекалась на дракона, всё так же сидела в медитации и пылала маревом. И мне чудилась в этой её медитации какая-то особенная сила и глубина.

Я же продолжил свою тренировку. Каждый последующий танец у меня получалось делать всё быстрее и быстрее. Уже сейчас я конечностями рассекал воздух с гулом, и я чувствовал, что это ещё не предел, можно ещё быстрее! Меня подхватило общей волной азарта и ярости, толкающей развиваться быстрее! Ещё быстрее! Может быть, я — тот, кому суждено убить великого дракона! Поразить ту тварь, что засела в его голове! И тогда мы очистим мир от чужих!

Стоило солнцу скрыться за деревьями, а сумеркам опуститься на поле, я тут же остановился и побежал к маме. Сегодня Вира меня не сопровождала, да и зачем ей? Поле было абсолютно безопасным местом. Если уж звери приходят туда для того, чтобы посмотреть на пустившего стихию в голову, значит, это место нейтральное, и схватки там запрещены.

Следующие два дня были абсолютно пусты. Я постепенно ускорял свой танец, но это было единственным, что менялось. Но вот третий день начался совершенно иначе.

— Сынок, сегодня не убегай на тренировку, Дора утром будет проходить обряд копья.

Я замялся на какое-то время. Дора будет проходить обряд по правилам, а не как я ночью и в одиночестве. Так что у копья сегодня соберётся вся деревня, и после обряда ей будут дарить подарки. Я же как-то совершенно пропустил этот момент, не зная, что можно подарить.

— За подарок не волнуйся, я уже всё приготовила на всех детей. Жаль, что с Алемом так вышло, — мама опустила глаза. — Я готовила ему отличные перчатки из остатков пряжи от твоей рубахи, но уж как вышло, подарим их Доре вместе с взрослым сарафаном. Да, Арен?

Алем… я сглотнул ставшую внезапно горькой и вязкой слюну. И кивнул маме, не зная, что ещё можно здесь сказать. Смерть всегда идёт об руку с людьми в мире, который заразили чужие. Раньше, говорят, умирали гораздо меньше, и на нашем острове было множество крупных городов. Сейчас же город был только один — рядом с провалом чужих. И каждый год приходил сборщик познания, чтобы собрать с каждой из десяти деревень по одному пробудившему зверя.

Эти мысли плавно переключились на страх за жизнь Доры. Вдруг она тоже… умрёт? Эта весёлая девочка с волосами цвета весенней зелени. Не справится с противником и просто умрёт там, а её плоть станет ступенью на пути зверя.

Я встряхнулся. Неважно. Умрёт или нет. Главное — сила! Если она победит, то станет сильнее. Если проиграет, зверь станет сильнее. Всё ради победы над чужими!

Накрутил себя настолько, что был готов хоть сейчас выйти на обряд копья сам. Мама, видя это, лишь печально улыбалась.

— Подаришь ей, когда она выйдет из круга, Арен, — мама сунула мне в руки свёрток из ярко-зелёной шерсти с лежащими на нём белыми перчатками. И я заметил, что цвет моей рубахи немного изменился, стал чуть более серым. Я отложил свёрток и схватился за зеркало, тут же обнаружив чуть более серые корни волос. Мама тепло улыбнулась на это. — Заметил, наконец?

— Ага, действительно поменялся оттенок. Стал больше похож на то, что я видел в прозрении.

— Если хочешь, завтра состригу всё лишнее, чтобы было видно твой взрослый цвет волос.

— Не. Глупости.

— Ладно, пойдём, нехорошо будет, если мы опоздаем к началу.

Я подхватил свёрток и пошёл с мамой. Она взяла меня под руку, как Вира недавно, расправила плечи и, ярко улыбаясь, вышла со мной на улицу. Верно, нельзя показывать страх, нужно верить в Дору. Она сильная и ловкая, забила две золотых кости, одна из лучших подающих. Что ей какой-то там зверь?

У каменного кольца уже собралась почти вся деревня, но Доры здесь ещё не было. Мама отошла поболтать с подругами. А я стоял и боролся со страхом и неуверенностью. Мой собственный обряд прошёл без этого этапа. Никакого мандража, ожидания смерти, проспал всё. А сейчас волновался так, будто сам сейчас выйду. Вот только за свою победу я был уже уверен, а вот за Дору — нет. Вот и стоял, ища в себе уверенность.

И я был такой не один, чем больше проходило времени — тем сильнее было общее напряжение в воздухе. Не такое, когда от ненависти стихия вырывалась наружу, но воздух будто дрожал, становясь при этом всё гуще. У меня даже закружилась голова, и я стал бороться с тошнотой. Чуть в стороне заревел ребёнок.

— Идёт, — сказал кто-то.

И будто отрезало. Все сразу приняли расслабленный вид, сосредоточились, ребёнок перестал реветь. На лицах засияли улыбки. Верно. Ничто не должно помешать Доре, ей сейчас уж точно куда тяжелее, чем мне. Так что я засунул тошноту и головокружение куда поглубже и сжал зубы в улыбке.