Верное сердце

Глава 3. Треволнения мира

Медленно наступала осень. Нарнетт каждую неделю оттягивала разговор с Мэльданом до той поры, что и сам барон позабыл о нём. И начал привыкать к изменениям её облика и уклада психики. С сыном — то же самое. Дошло до того, что сам мальчик начал отдаляться от неё. Гибель двух важных придворных, долгий отъезд отца, бабушки и дедушки, а также повышенная агрессивность матери — всё это отражалось на психике юного герцога. Нарнетт решила не вредить, передав те крохи воспитания, что она давала, Эрвии.

Дворянам она приказала прекратить лезть в горы, и горы утихли. Раз в неделю грифоньи разведчики отправлялись на разведку, и каждый раз возвращались ни с чем. Ни единого следа чудовищ. Словно те впали в спячку. Хотя со сторожевых башен и смотровых деревьев на границе то и дело шли доклады о непогоде на севере, но основных земель герцогства северная непогода не касалась. Напротив, дожди и возникающие за ними туманы окутывали герцогство также, как и всегда, не вызывая тревоги и опаски. Нарнетт замечала, что жизнь возвращается в привычное русло. Почувствовалась рутина. Но только не тогда, не в первую неделю сентября.

Раздался стук. Получив приглашение, вошёл камергер.

— Ваша светлость, все графы и ваши бароны в сборе, ожидают вашего прибытия, — отчитался Дитрет.

— Барон Мэльдан ещё не вернулся?

— Ещё на охоте, госпожа.

— Скоро выйду, свободен.

Оглянувшись и вспомнив, что служанок она выгнала ещё полчаса назад, Нарнетт прибавила огня у стоящих на туалетном столике лампадах. Глаза продолжали кровоточить. Она откупорила крышку флакона, запрокинула голову и капнула целебную жидкость в свои глаза. Защипало. Нара проморгалась. Глаза слипались с веками. Резко ударил свет лампад, глазные яблоки жгло до боли. Спустя некоторое время зрение пришло в норму, она взглянула в отражение — остались только лопнувшие сосуды, как от бессоницы. Всё же пока она была живой, если целительные средства для живых оказывали положительное воздействие.

В зале советов были закрыты окна. Дворяне торопливо переговаривались между собой, слуги только и успевали доливать вино в бокалы, а советники и пажи делать заметки в своих дневниках. Увидев герцогиню, все встали. Она, слегка прихрамывая, процокала мимо Жарнора Горэссира и Абаллии Интлад, села в центральное кресло. Кивнула остальным, сели они.

— Дорогая, что с тобой происходит? — начала седеющая Абаллия, самая старшая дворянка на совете, старше родителей Нарнетт. — В последний раз ты объезжала свои владения до вашей ужасной экспедиции на север.

— Не напоминай, матушка. Боль моя ещё сильна.

— На войне без потерь никуда, и знаешь…

— Абаллия, помолчи, — проговорил седой граф напротив Абаллии, чуть моложе неё. — Нарнетт, предлагаю выдворить отсюда посторонних. Поговорим в кругу знати, если ты не против.

Герцогиня одной рукой потирала лоб, не ответила. Но второй рукой взмахнула, камергер призвал слуг и стражу удалиться прочь, после чего вышел сам.

— Гэбриал, прости, что я молчу на твои письма, — сказала герцогиня. — С баронами-мужчинами я справляюсь лучше. Но как примирить твою жену с племянницей — не входит в круг моих обязанностей. Ты гораздо умнее меня, способен сам найти ответ.

— Плевать на мою семью, милая Нарнетт, — ответил тот старый граф. — Давай разберёмся с твоей. Наконец прекратим те поганые слухи.

— Из-за этих слухов стены таверн окрашиваются в красное, — сказала одна из баронесс, которую Нарнетт видела впервые. — Рыцари бросают друг другу дуэли и берут для выяснения отношений не турнирные, а боевые копья!

— Говорите по одному, мои дорогие, — недовольно процедила владычица. — По порядку. Я, как и мои родители двадцать лет назад, клялась в верности у королевского алтаря. Своей клятвы не нарушу. Но алтарь сейчас под контролем мятежников. Чтобы подтвердить свою лояльность, нужно для начала узнать, где находится мой непосредственный правитель. Не смейте решать за меня, молю Всевышним. Не смейте…

Она не заметила, что прошипела последние слова. Её подданые непонимающе переглянулись. Абаллия наклонилась над столом и взяла слово:

— Милая Нарнетт, алтарь — это символ, как и столица королевства. Важна кровь. Отправься с посольством в ставку к королю, приготовься к походу. А пока разошли шпиков, нужно найти его.

— Не принимать решение за меня, Абаллия, — Нарнетт не почувствовала, как сверкнула глазами в сторону пожилой дворянки.

— Дорогая, — вступил Жарнор, что сидел ближе всех к Наре, — всё королевство сейчас грызётся друг с другом. Только мы не участвуем в гражданской войне. Так бы наши люди могли выпустить пар…

— Я могу показать, где наши люди могут выпустить пар! — чуть не взревела владычица. — Проводите мобилизацию, мои дорогие. Через неделю, если Всеотец будет милостив, к вам вернутся только грифоньи наездники! Которые сразу же дезертируют со службы! Или вообще не явятся домой!.. На каждое моё письмо с просьбой о помощи вы присылали отписки! Боитесь гор, так и скажите! Не нужно скрываться за красивым слогом!

— Не боимся, — прервал молчание относительно молодой граф Ольбаст Индерит, что сидел напротив Жарнора. — Но и оставлять наше герцогство без защиты нельзя. Наши соседи — воюют друг с другом, пусть пока и в центре королевства. Не хотелось бы, чтобы одним из полей боя стала наша земля.

— Дорогая, успокойся, — вновь вступила Абаллия. — Мы после твоих родителей, мужа и сына ближайшие к тебе люди, ближе твоих дальних родственников и придворных. Нужно решить, выступим ли мы от лица герцогства Сальвиар, что наша лояльность короне неоспорима, или нет.

— К западу от нас находится герцогство Норкерак, герцогство Снежного Барса сейчас — ближайший союзник мятежников, у них земля беднее нашей, но опытных охотников и хорошей лёгкой кавалерии у барсов много, — напомнил окружающим Старый Лис. — К югу — герцогство Айрснерар, родина королевы, которая воюет с мятежниками. На родине её отца, Серебряного Кота, сейчас дислоциируется настоящий дивизион ударных чародеев, собранных со всего королевства для противодействия прошлогодним голодным бунтам.

— «Когтистые» называется этот чародейский орден, — сказал граф Аманесир.

— Но бунты почти закончились, началась гражданская война. Чародеев не распускают. Кто знает, для каких целей они нужны… Всё, что я хочу сказать, уважаемые милорды и миледи, если мы вступим за одних, другие начнут устраивать нам диверсии. А пока мы нейтральны — никто не трогает нас.

— Говорят, король с королевой в ссоре, Жарнор, — заметил Гэбриал Аманесир, что сидел напротив Абаллии. — Сейчас в королевстве несколько сторон.

— Жаль, что этого ублюдка не поймали… — проговорила Нарнетт. — Я бы отдала все божьи камни на свете, если бы ко мне привезли Валдиса Унгартта после его поражения. Я бы посмотрела в его мерзкие, змеиные глаза.

— Валдиса с его ордами прокажённых разбили почти три месяца назад, — сказал барон следом за незнакомой баронессой. — Ваша светлость, ваши сиятельства, если поднимать вопрос о горах, то разумно ли будет обратиться к тем, кто специализируется на уничтожении чудовищ?

— О чём ты, Фингред?

— О герцогах Гербертах, госпожа Абаллия. Ведь именно они под холмами Аббата Киттана разбили многотысячную орду прокажённых и едва не поймали оккультиста Валдиса.

— Я думала об этом, — Нарнетт прекратила потирать лоб и уставилась на относительно молодого барона. — Но, во-первых, я боюсь издержек за оказание нам помощи извне. Во-вторых, Герберты лояльны короне, ведут войну с мятежниками. Если мы вступим с ними в переписку, они потребуют от нас выставить армию под своё знамя, под знамя королевы… Так, Жарнор, прости. Если королева с королем ведь действительно по разные стороны баррикад. Тогда мы даже не знаем, за кого Герберты.

— Всё смешалось в нашем чане под названием королевство Вайндуол, — неловко отшутился Старый Лис. — Главное, что мы друг за друга. Если отбросить в сторону окрашиваемые в красные тона таверны и ристалища.

Долго обсуждали политику. На чьей стороне правда, когда мятежники столкнутся с королём в прямом бою, почему союзники королевства по большей части остранились от войны, кому могло быть выгодно развязывание гражданской войны и как в этом может быть замешана церковь. Нарнетт не любила политическую демагогию, а сейчас её буквально выворачивало наизнанку от подобного.

— Я отойду, простите, дорогие друзья, — сказала она и быстро покинула зал советов.

Появилась чесотка. Ей хотелось разорвать свои предплечья, вцепиться с них ногтями, вырвать кожу с мясом. По голове прошёл страшный зуд. Организм изменялся, каждое новое изменение было более радикальным и невыносимым. Нарнетт, едва дошагав до своих палат и ударив по лицу услужливого пажа, что вызвался открыть дверь, заперлась изнутри. Убедилась, что тут никого нет. Сняла геннин, платье и котту, осталась в камизе. Взглянула в зеркало, моментом увидела не свои глаза. Её отражение пыталось что-то внушить ей. Пыталось овладеть ею.

— Да будь ты проклят, род Мэссиров! — вскрикнула она и вцепилась в свои волосы. — О, Всевышний, что это?.. Что это?!

В её руках остались клочки волос. Она взревела, заметалась у зеркала, с кулака врезала по своей насмехающейся копии в зеркале. На руке остались порезы. Голова горела, требовала расчесать себя. Руки не слушались, требовали соединиться с головой. Она вырывала из себя клочки волос, царапала кожу, едва не распорола нос обоюдострым маникюром. Кое-как пришла в себя, схватила кресло и с неведомой силой швырнула в зеркало туалетного столика, зеркало каскадом рассыпалось по полу крупинками и стекляшками.

Ворвались слуги и стража, она оценила их звериным взглядом. Люди не на шутку перепугались, застыли на месте.

— Я в порядке! — она не заметила, что голос её изменился. — Пошли вон! Вон!

Потоптавшись и переглянувшись, они вышли. Нара рухнула на пол, взяла самый крупный осколок зеркала, приглянулась. С её темени ползли ручейки крови, глаза заливала ярость — новые трещинки дали о себе знать. Но причёска больше не принадлежала благородной даме — от роскошного огненно-рыжего водопада, который под головным убором обычно поддерживался обручем или диадемой, остался лишь потрескивающий костерок, бурьян помадковых тонов. Нарнетт достала из комода лечебное зелье, половину отпила с горла, остальное вылила на голову, не забыв обмазать пальцы. Голову защипало, она нашла повязку, порвала ткань, наспех связала платок и обмотала им голову. Для уверенности, чтобы сбить запах крови, прыснула на себя парфюм. Едкий орехово-травяной букет ударил в самые лёгкие. Геннин и остальную одежду вернула на голову и тело, встала, отряхнулась, ещё раз взглянула в осколок зеркала — пряди волос всё же выглядывали из-под повязки и головного убора. Подумав, направилась прочь.

— Уберите там. На следы крови не обращайте внимания, я справилась.

Паж потупил взглядом, но служанка треснула его по темени. Стражники отмолчались.

Вновь дворяне одарили её скрипами кресел и томными взглядами встающих за стойку тавернщиков. Она села.