Верное сердце

ЭПИЛОГ

На тёмном полотнище за окном появились звёзды. Едва слуги погасили лампы и покинули палаты, Нарнетт появилась из-за портьер, тихо подступила к Коленетту. Он «проснулся», зажёг свечи, достал из-под одеяла книжку, отдал матери. Она присела на кровать, стала читать.

Голос матери был ласков, благозвучен. Читая сказку, она словно пела симфонию, словно её голос складывался из пения десяти разных птиц. Сегодня Коленетта усыпляла не магия. Усыпляла его любовь. Та, что Нарнетт смогла сохранить в своём мёртвом теле.

— И тогда рыцарь смог победить бандитов, — подошла она к концу. — Он проиграл им в бою, потому что их было много. Они пленили его. Но иногда против силы человек способен применять смекалку, пользоваться благами своего разума. Ты знаешь, Колен, что такое разум?

— То, что в голове, — ответил он, прижимаясь головой к подушке.

— Верно. Ни один из членов банды не разгадал ту загадку, они долго спорили, начали делать ставки. Один предлагал изувечить рыцаря, выпытать ответ. Их суждения привели к тому, что к лагерю бандитов незаметно подкрались рыцари, что приехали из орденмастерства. Закончился спор очень быстро. Выживших бандитов отвели на плаху, слишком много грехов накопилось за их разбойничью жизнь. Рыцарь вернулся на дорогу, держа в руках верный рог, что часто призывал на помощь братьев по оружию. Не было у него оруженосцев, не было друзей, кроме сослуживцев, не было семьи. Только: верный конь — тот, кому можно выговориться; изношенные, но крепкие латы — то, за чем нужно ухаживать регулярно, за что получишь защиту; острый меч и притороченное к седлу копьё — то, с чем можно разговаривать с любым человеком, не боясь за свою жизнь. Охранял покой на дорогах и в деревнях рыцарь ещё долго, до самой старости. Умер во сне, рыцари из орденмастерства похоронили его на перекрёстке двух важнейших трактов королевства.

— Там сейчас войска мятежников стоят, правда?

— Правда, Колен, — отвечала Нара. — Но близится зима. Надеюсь, после зимы все успокоятся и сядут за стол переговоров.

— Почему же, матушка, твои переговоры закончились войной тогда, два месяца назад?

— Потому что войну объявили нашему герцогству, отторгнув от него часть северных земель. Пусть по королевскому закону они и являются нейтральной территорией, но мы столетиями вкладывались в неё, она кормила нас. И эти времена нужно было вернуть, — Нара взяла паузу, посмотрела на обложку книги, где изображался рыцарь, что делал предложение даме сердца. — Я защищалась. И защищала нашу семью. В этом случае переговоры были невозможны, потому что наш противник не знал языка дипломатии. Понимаешь меня?

— Почти. Главное, матушка, что всё кончилось, — Колен уставился на потолок. — А Мэльдан так и отказывается заезжать сюда? Если честно, иногда с ним было весело.

— У него теперь своя жизнь, вдали от цивилизации. И мне комфортно в тех местах. Они дикие, заброшенные, красивые. Никогда бы не подумала, что рядом с нашим герцогством есть столь чудесные памятники человеческого гения.

— Надеюсь, когда вернутся бабушка, дедушка и папа, они тоже увидят их.

Нара промолчала. Взяла сына за руку, поцеловала.

— Когда ты подрастёшь, я расскажу тебе кое-что. Пока тебе рано ещё знать об этом секрете.

— Буду ждать, мама, — мальчик дёрнулся под одеялом, прижался к материнской руке. — Когда ты в следующий раз навестишь меня?

— Через неделю или через две.

— А когда появишься при дворе?

— Когда пропадут симптомы, — она положила книжку на прикроватный столик. — Пока я плохо контролирую себя, помнишь, уже рассказывала.

— Никак не могу привыкнуть… Но сейчас ты более человечна, чем в последний раз.

— Состояние медленно приходит в порядок. Не без помощи Табии. Она обучает меня.

— Противная негодница, — фыркнул Колен. — Сбежала жить в горы, даже не попрощалась. Когда я вырасту, издам указ — чтобы её не пускали в наше герцогство. Пусть подумает над своим поведением.

Нара улыбнулась. Состояние сына было в полном порядке. Но его одиночество она не могла излечить ничём. Лекарем могло выступить только время. Колен повзрослеет, получит воспитание и образование, остепенится, начнёт править самостоятельно. Она будет помогать ему. Ему и его потомкам, пока высшие силы не определят, что и ей пора отправиться на покой.

— Таких существ лучше не держать при дворе, — прервала герцогиня молчание. — Пусть каждый обитает в своей среде, там, где ему будет комфортно.

Мальчик кивнул.

— Значит, дорогая матушка, для всего двора ты живёшь у знахарей, лечишься от кошмаров?

— Да. И «лечиться» буду очень долго. Но скоро я начну появляться при дворе. Думаю, после зимы. Посмотрим. Помнишь моё обещание?

— Ты всегда будешь возвращаться ко мне.

— И я не нарушу своего слова, — Нара поцеловала мальчика в лоб, а он неожиданно для неё прижал правую ладонь под её грудью.

— Сердце окончательно потухло. Матушка, ты больше не живёшь, — на его глазах проступили слёзы.

— Я живее всех живых, — она взялась с ним за руки. — И я прерву этот цикл. Больше никаких выборов, только человеческая суть. Вы, мои потомки, будете в безопасности. Пока боги не определят иного… Спи, дорогой. Возможно, я вернусь через неделю. Спи.

Нара услышала скрип за дверью, цокот маленьких каблуков, нечеловеческий слух с точностью опредил, кто идёт. Герцогиня спряталась за портьерой, открылась дверь, кто-то зажёг несколько источников освещения.

— Юный герцог, вы не спите? — послышался знакомый женский голос.

— Госпожа Рилароя, только засыпаю, — отвечал сын. — Простите меня.

— Не за что прощать, — по-доброму сказала канцлер. — Ох, у вас открыто окно. Вам не дует?

— Нет, мне душно. Прошу, оставьте так.

— Я прикажу слугам проведать вас через час, они закроют его. Позвольте заправить постель…

Нара не заметила, как из указательного пальца вырос длинный коготок. Коготком она слегка одёрнула ткань портьеры, увидела, как её советница ухаживает за Коленном. Непонятное чувство охватило её. Ревность? Боль от бессилия? Или простая тревога? Она не знала. Организм всё ещё отдавал человеческими чертами, но с каждым месяцем «человеческое» начинало уступать «хищническому». Нужно было учиться, понимала она. Её дальние родственники не учились, прозябали в заброшенных руинах столетиями. Потому человеческое умерло в них. Нарнетт же было необходимо вернуться к цивилизации. И Табия, и Кибеан последние несколько лет находились среди людей, и вели себя почти также, словно хамелеоны. И это были не искусственные эмоции, они не пародировали людей. В глубине их естества сохранялось что-то человеческое, что-то большее, чем разум и память.

С невиданной для человека ловкостью она перемахнула на соседний балкон, аккуратно поддела когтем оконную раму — окно отворилось. За её палатами регулярно ухаживали, потому каждое своё возвращение домой Нарнетт тихо ругалась, не понимая, зачем слуги переставляют её вещи с места на место.

«Видимо, у них свои ритуалы», констатировала она про себя. Спустя несколько минут поисков нашлись новые туфли, она вытащила их на балкон, присела рядом. Организм начал готовиться, вздувались вены, оставшиеся ногти удлиннились, посерела бледная кожа.

Почти сразу после ритуала она научилась обращаться нетопырём. Кортлеус и Ахайра учили её летать, а также избегать её собственных грифонов, что последние месяцы активно патрулировали горную местность. Оглянув двор со своего балкона и убедившись, что зевак нет, она встрепенулась, обернулась крылатым созданием, подхватила лапами драгоценные туфли и полетела прочь от дворца.

Летела долго. До сих пор не помнила, где находится убежище. Дважды натыкалась на грифоньих гонцов. Звери гневно стрекотали, явно видя её в тёмное время суток, но наездники поторапливали домой. Выполнение задания или желание поскорее лечь в постель — девушка в форме чудовища не знала, почему наездники не слушали животных. Возможно, высшие силы сберегли Нарнетт этой ночью.

Убежище Нарнетт нашла только поздним утром. Приземлилась неудачно, едва не влетев в оконный проём и не поранив крыло о разбитый десятилетия назад витраж. Безымянный высокогорный монастырь пришёлся ей и её спутнику по вкусу, здесь не было ни отшельников, ни диких животных, даже военные патрули объезжали и облетали монастырь вокруг, ибо находился он с географической точки зрения на тупиковом плато. Девушка преобразилась, укуталась лохмотьями, почесала руку — появилась царапина.

— Заживёт, — послышалось из ниоткуда.

Нара повернулась. Из проёма окна выскочил Мэльдан в чистом, незатёртом сюрко под цвет рыжей шевелюры и брэ тёмных тонов. Бледный, словно мертвец, глаза всё также серы, но наполнены лопнувшими сосудиками. В остальном он походил больше на человека, чем на иную сущность. За исключением эмоций. После ритуала он стал ещё менее эмоциональным, чем она. Ему требовалось больше времени, чтобы вернуть «человеческое».

— Подожди здесь. Я переоденусь.

— Слушаюсь, ваша светлость.

Внутри убежища двое пытались создать целое хранилище из личных вещей, какие они понемногу утаскивали в когтях из собственных покоев. Каждый собирал целый гардероб, словно остаток жизни должен был провести на балах, пирах и так нелюбимых Нарой приёмах.

Она выбралась также, через окно. Двери монастыря были заколочены, лишняя защита от посторонних, а разбитый витраж выходил на ту сторону, где в принципе не появлялись живые. Мэльдан стоял у вершины склона, смотрел вдаль. Герцогиня прошипела, барон обернулся. Нарнетт сделала реверанс и покрутилась на месте. Бархатное платье тёмно-фиолетового цвета к подолу становилось цвета фиалки, а ниже — наливалось багрянцем, словно одеяние целый год держали подолом в бочке с кармином. Вырезы на рукавах и оголённые плечи давали пока чуждое, но знакомое ощущение свободы. Небрежно собранные ободком, что напоминал корону в виде нимба, волосы были более не рыжыми, но тёмно-фиалковыми, под цвет платья. Секрет этой метаморфозы девушка так и не разгадала.

— Ты сказала, — Мэльдан вновь стал рассматривать даль, — что мы будем защищать наше герцогство. Но как это сделать без пополнения?

— Не нужно пополнение, — она медленно бродила позади него, рассматривая горы впереди и мелькающую на севере вершину Манробай о двух пиках. — Нужны твёрдые и волевые решения. Цикл прервётся.

— Опять интуиция подсказывает? — проговорил он.

— Интуиция молчит, Мэльдан. Теперь рассуждает только разум. После ритуала я думала, что мы разучились любить. Действительно стали чудовищами. Но воспоминания о прабабушке и тёплом, хотя и отстранённом отношении остальных ко мне, особенно Кортлеуса и Кибеана, дали понять, что не всё умирает в вампирах. Мы неправильные. Даже Абалтун понимал это, хотел изучить нас. Но он хотел изучить во имя своих тайных помыслов. Во имя интриг и, полагаю, мести. Мести цивилизации за то, что уничтожила его мир долгие века назад.

— Это догадки, — Мэльдан по привычке достал из внутреннего кармана трубку, поджёг, попытался закурить, но лёгкие его не работали, потому трубка просто болталась во рту.