Вор: Пришествие Трикстера. Часть 1

«Я могу все, когда это все – неживые объекты. Этих всех не взломаешь, не перепрыгнешь и от них не убежишь. Люди как стена, на которую прыгай, не прыгай – она тебя сама раздавит».

Передо мной мелькнул черный плащ и скрылся за углом. Нервы – это то, чего мне еще не хватало. «Тут я обязан. Я обязан их не трогать. Меня держат по рукам».

Человек в форме ходил по кругу, заломив руки за спину. Он был явно чем-то обеспокоен, однако мне не было до этого дела. Я пронаблюдал за тремя-четырьмя такими кругами. «Что ж ты мечешься, парень? Потерял чего?», – то, что я задавал такие глупые вопросы, не означало, что у меня был позитивный настрой духа. Нет, былой азарт смыло сточной водой сразу после посещения Таффера. Этот малый заставил меня над кое-чем призадуматься. Но я не мог понять над чем. А эти шутки, невнятное бормотание себе по нос лишь маскировали внутреннюю напряженность. Мне совсем не нравилось засилье людей в особняке. И речь шла не только о людях, а о напряженности, которая висела вместе с ними.

Я пошел следом за тем стражником, как дальше вдруг показалась дверь. Чтобы не рисковать, я решил проверить сначала ее. Приложил ухо – тишина, только стражник шаркал своими сапогами где-то уже в других пространствах. Я дернул ручку и попал в покои.

«Что ж, если вот здесь проводит ночь уважаемый Донал, то мне искренне жаль его, ибо до господина Рамиреса или Баффорда ему еще очень далеко».

Это была пустая комната, похожая больше на чулан. Кровать, тумбочка да горстка уныния. Это чуть приободрило меня. Означало, что не я один живу такой жизнью, однако, как оказалось, это были покои для слуг. Настоящий «кабинет» ровным квадратом впивался своими углами далее, за серией дверей. В кабинете мой взгляд зацепили два прелюбопытнейших дневника: на вид, полные копии друг друга. Интересны они были в первую очередь тем, что тогда я не придал им значения, хотя некоторые имена и упоминания сейчас навевают недобрые воспоминания. Я открыл первый.

…

768 золотых – Расходы на развлечения.

490 золотых – Уборка поместья.

385 золотых – Подкуп уполномоченного Меффана.

650 золотых – Информация от Виктории.

150 золотых – Работа у леди Куглин.

167 золотых – Работа у лорда Рэндалла..

…

«Вот, значит, как они спланировали кражу вазы! Устроились на выполнение работы, а потом бац – и нет вещицы! Как профессионально! Никакого азарта! Интересно, кем такой человек, как Донал мог там устроиться? Надо бы узнать у Рубена, если он еще дома…».

Я сунул было пальцы во второй дневник, как вновь услышал отчетливые шаги. Очень близкие шаги. Дневник выпал из моих рук. «Пора закругляться». Я попятился к следующей двери, но мне что-то померещилось. Чертовщина какая-то. Я слышал звук, на который не обратил внимание. На столе оказался ключик. «Звон». Тревога парализовала ноги. «Беги!», - кричало сознание, но я не мог не схватить ключик. Я сделал выпад, поднял его с пола. За моей спиной открылась дверь. Моя тоже открылась. А потом обе закрылись. Секунда в секунду. И шаги утихли. Я стоял возле двери, считая удары сердца и бешеным взглядом осматривая помещение. Главное, что в потных руках я сжимал какой-то ключик.

Мимолетно я различил, что на ключе было что-то выгравировано, но мне принципиально не хотелось узнавать что.

«Сначала безопасность – потом игры».

И вот я опять оказался в коридоре. «Опять» - это слово будет часто встречаться в моих записях. Теперь я стоял на месте того стражника. И если бы не этот факт, я бы никогда не увидел утопающую в стене дверь. Дверь, которая всем своим видом шептала мне: «Открой меня, Гаррэт».

Я дернул за ручку и попал в весьма занимательное местечко. Очень даже «подозрительное». Сюда не заходил тот стражник. Сюда заходил только один человек – и его имя Донал. Тем местом была Картинная Галерея. Почувствовав себя в «безопасности», как бы глупо это не звучало, я все-таки взглянул на ключ.

На ключе было выгравировано «Рубен».

«Что бы это значило?», - задался я вопросом.

10

На улице оказалось свежо. Море опять нагнало тучи, и накрапывал небольшой дождь. Изредка показывалось слабое солнце, в такие моменты Донал прикрывал глаза, а Рубен кутался в свой костюм. Вся улица как будто ожила. Бегали мальчишки – матери пытались их загнать, как овечек в холодные дома. Куда-то шли люди. Речная гладь окрасилась в красный, а два человека, которые уже давно не видели света наконец вспомнили, куда направлялись.

- Солнце заходит, прекрасное зрелище - заметил Рубен.

Донал что-то буркнул, казалось, Рубен и не ожидал иного ответа.

- Что будешь брать, комрад? Как обычно, а?

- Ох, я ужасно проголодался, только большая порция наваристого ростбифа сделает мне счастье.

- Наваристым бывает только суп.

Уличный бродяга при этих словах скукожился, как серый хлеб. В его глазах заиграла обида. А потом сменилась обыденной печалью и меланхолией. Солнце практически зашло, и бродяга практически ничего не видел: глаза были уже не те, да и глаукома… В воздух посыпались проклятья, пустые, ибо их никто не слышал. Мало ли людей, что сквернословят на дню!

А вот где точно такого не услышишь, так это в элитной таверне. Выкрашенные двери «Горгоны» внезапно распахнулись, и стал слышен чей-то свист. В такое-то время суток в тавернах было еще несильно людьно, так что Донал и Рубен смогли без проблем найти столик. Хотя в их случае столик всегда находился. И здесь речь шла не только о том, что их знают многие, а о том, что их знает сам хозяин. Он человек мудрый и… расчетливый, его приучили всегда приберегать одно место в том самом углу. В углу, таком неприметном и занятном, потому что там произошла некая история.

Донал со вздохами упал на стул, Рубен сначала снял с себя нарядный костюмчик и только потом, скрестив руки, как паук разместился на диване. Они выбрали самое подходящее время, пахло приятно и пряно, духота еще не так сильно ощущалась, а теплый воздух приятно грел лоб и щеки.

Через час, когда Рубен нашел время подходящим, он начал разговор. «Подходящим» он его находил, когда над столом вздымалось немалое пузо «Главного кота», а тот с потерянным взглядом осматривался по сторонам. Абсолютно без какой бы то ни было цели. Только, чтобы не смотреть на задумчивое лицо Рубена.

- Надеюсь, Рамирес уже прикончил этого Гаррэта, - начал вдруг Рубен.

Донал повернул голову, словно не понял, о чем тот глаголил.

- Он мог работать на нас. Долго он точно не продержался бы в одиночестве. Ему нужна была любая работа.

- Но он все-таки нашел ее, и как-то прознал про наш план. Целый месяц работы – и все насмарку! Такое не прощается!

Донал сплюнул и уставился в потолок. «Красиво выкрасили, лак новый. Где достают такой?»

- Уверен это все Катти, - все не унимался Рубен, - это он разболтал все! Обвел нас!

- Ну, прости, прости, я думал, он был надежным человеком.

На этот раз молчал Рубен, ибо яро ненавидел, когда кто-то был умнее его самого.

- А к черту! Про Катти уже месяц никто не говорил, а вот Вор продолжает наглеть. Где похороним его, Донал?

- Лучше скажи мне, что ты пообещал взамен этому Лорду?

Рубен побледнел, он мог ожидать чего угодно от коллеги, но не такого важного для него вопроса. Потому Рубен внезапно хлебнул вина и уставился на Донала.

- Долю от Казино…

- Что?!

- Десятую долю сроком на пять лет.

- Это же огромные деньги, Рубен!

- Знаю. Но вреда от Гаррэта все равно было бы больше, поверь мне, - Рубен боялся, что на том история не закончится. Уж очень сильно ему не понравились глаза того «самовлюбленного мальчишки», когда он самолично встречался с ним, чтобы «объяснить», почему ему «стоит» работать в команде. В этих глазах виднелся какой-то азарт, ненормальное желание постоянно рисковать. Рубен ненавидел таких нерасчетливых людей.

- Ладно, забыли, - Донал махнул рукой, - Предлагаю поскорее решить все насущные вопросы, чтобы наши, так сказать, бойцы могли и дальше приносить доход, - За Ветреную гильдию! - срыгнул Донал и поднял стакан с пивом.

- За нее самую, - ответил Рубен и глотнул умеренную порцию вина, его пальцы сжали бокал еще сильнее.

«Что-то тут не так, что-то тут нечисто. Почему Рамирес не пишет и не отвечает на письма? Надо наведаться к нему лично, задать, так сказать, волнующий вопрос».

11

Это было просторное пространство с множеством окон, уходящее дугой вдаль. Пахло лаком, пол блестел. На стенах висели всякие картины – они меня мало интересовали. Зато между ними стояли постаменты, которые могли бы оказаться полезными… если бы на них стояли вазы.

«И где та драгоценная вещица?».

Дойдя до конца галереи, я пришел к мысли, что украсть вазу все-таки было не так просто. «Думал, приду, возьму и уйду, а тут!». Тогда мне пришла другая мысль. Мысль, что раз ваза сама не находиться, надо ее подтолкнуть.

И я начал толкать. Картина за картиной падали с петель на пол и за ними вырисовывались пыльные контуры стен. Я мог бы поступить иначе – вынуть кинжал и за пару мгновений вспороть брюхо каждой. Но это… был плохой вариант. Я же уважаю искусство, верно? Оно неплохо продается. А я всегда знал одну истину: не порть то, что можно продать, даже если ты не можешь сделать это физически. Кто знает, может, ты будешь готов позднее?

Потому я снял с гвоздя первую, аккуратно приставил к стене, тихо перенес разочарование. Пальцами подцепил края второй и сделал движение вверх. Поясница заныла, а картина оказалась на полу. И опять ничего. «Эта работа не сулит мне ничего хорошего. Хотя… нет, сулит, я уже представляю, как Донал будет зол, его слугам изрядно достанется!».

Пока я забивал голову всякими глупостями, сам не заметил, как дошел до последней серии картин. Я начинал терять уверенность, и каждая снятая мной картина все более небрежно падала на пол. Да, именно падала – в какой-то момент, беспокойство взяло надо мной вверх, и стал кидать картины. Однако, сняв со стены очередное полотно, я даже не придал значения тому, что увидел. Пошел было дальше, как вдруг разум остановил меня. Ведь увидел я не что иное, как сейф. Новенький металлический сейф, залитый прямо в стену. Как подкова в ногу лошади.

По какому-то дуновению я вытащил ключ, однако кое-что вспомнил. «Донал и Рубен вроде как враждуют. Ключ не может храниться у Донала, значит…». Затем на ум пришла гравировка «Рубен», и все стало по своим местам. «Что ж… Если так нужно… я сделаю свое последнее путешествие. В особняк Рубена. Без вазы мне все равно не видать отдыха. Не видать и свободы». О которой я грезил, сжатый в тисках сначала Хранителями, а затем немногочисленными скупщиками.

Что ж, в конце я ее… получил…

Я развесил картины по своим местам, хотя мне та-ак не хотелось, но еще больше мне не хотелось, чтобы Донал о чем-то догадался раньше времени. Также я заметил, что больше не гремели сапоги, больше не слышались разговоры – дом пыл пуст. Я выбрался на улицу, по привычке хотел было сплюнуть, но влаги совсем не осталось. Уже стемнело, а за весь день я не клал в рот ни крошки хлеба. Желудок сжался и выплеснул кислоту. «Прямо, как в детстве».