Клоха

- Красиво... - продолжал изумляться Лесс. Стоило селянину сказать: "горы", - как они возникали перед глазами, "высокие горы" - и они росли, "прекрасные горы" - и от них уже нельзя было глаз оторвать.

Селяне объединялись в "сёла" - общности единоговорящих, и наговаривали себе тот мир, который хотели, какой позволял их коллективный разум и сумма личных фантазий: Зона Гор, Девятикрылое Рассветное, Двухколейная Сладость, Многоводное... Лессу особенно понравилось Ледяное, где селяне наговорили себе сияющий ледяной ландшафт под ярко-синим небом, и не ходили, а катались. А ведь это было на грани невозможного: силясь скользить по наговорённому,"картинковому" льду, на деле они тянули свои кривенькие лапы по нескользкой каменистой реальной поверхности... Лапы портились! Это было забавно.

Но вот чего Лесс не мог взять в толк ("Я уже знаю, что сказал бы папа. Да и Клоха, да и Лара. Что я маленький, поэтому не понимаю!"): как же селяне не видят, не чувствуют, что наговариваемая ими картина - иллюзорна? Что это всего лишь изображение, наложенное на реальность, а в реальности нет никаких сладостей, морей, катков и девяти солнц с радужными крыльями...

- Может, они просто дураки? Дурачки со значками...

Лесс продолжал просматривать варианты устройства их сёл... Какая красота! И всё неправда. И всё их устраивает. Везде их клювастые мордочки выражают счастье и только в крайнем случае, иногда - просто удовлетворение. Они как будто даже затылками это бескрайнее счастье выражают. Может, потому что значки, такие безумно яркие, как раз в затылки вколоты? Видимо, головы селян много плотнее груновских. Груны, будучи хрупкими, были потрясающе мягкими, - сочетание свойств, в большинстве миров невозможное. Из груна бы такая штука не торчала, просто утонула бы и стала незаметной... Возможно, отец носил значок, а не просто владел им? Если да, то зачем?

"Значки", - запросил Лесс.

"Значок. Обязательная принадлежность селянина. Блокатор адекватного восприятия реальности. Успешно поддерживает фантазийные построения любого рода, ложные представления, визуализации...".

Над светящейся информашкой всё время что-то вращалось. Постамент для образца? Похоже... Но постамент был пуст!

- Брр... Я запутался. Точнее... -Лесс не стал формулировать точнее. Он не запутался, а просто не отпутался - насмотрелся на селян, но разве что-нибудь стало яснее? Скорее наоборот. Отец - и ложные утверждения! Да они - он, Клоха, Лара - только и делали, что слушали отца. Слушали и слушались... А он, получается, говорил что-то не то? Или всё не то?..

Лесс вышел из селянского раздела. Совсем рядышком подрагивала совершенно свободная галочка Самопознания, которую он так привык видеть под замком...

Похоже, то, чего он так твёрдо решил избегать, было неизбежно. Что-то же надо было делать!

- Я боюсь, - зачем-то сказал Лесс (или всё-таки подумал? заходя в Познание, оставляя своё тело на Грое, трудно было различить, говоришь ты или только думаешь).

- Ну боюсь. Ну и что! - сказал-подумал Лесс, направляясь к галочке...

На входе он буквально остолбенел. На входе было...

- Послание от отца?!

Лесс не успел ничего подумать, ничего решить - будет он его просматривать или не будет, - как послание развернулось, закрыв собой весь обзор (перед Лессом только и мелькнула чернота, и так же, мельком, он изумился: и почему в Самопознании так черно? Неужели это... так пусто?).

- Дети! - взволнованно начал отец и выдержал длинную паузу.

Лесс разглядывал изображение, пытаясь сообразить, жаль ему отца или нет - в том случае, если они больше никогда не увидятся... Получалось, что не очень. Жалость - какое-то глупое, ни к чему не ведущее чувство. Что толку жалеть о чём-то или ком-то, если это не меняет положения вещей?

- Я не знаю, кто из вас меня слушает, - наконец продолжил отец. - Но если кто-то - ты, Лара, ты, Лесс, ты, Локус, или ты, Клоха - свободно зашёл в Самопознание - меня больше нет, - дрогнувшим голосом сказал он и снова замолчал, словно собираясь с мыслями.

Лессу всё-таки стало тоскливо. Он даже выключить попытался, совершенно позабыв, что автоматическое включение практически всегда влечёт за собой полный просмотр.

- Пока я жив, Самопознание закрыто. Ключ один, и он всегда у меня.

Лесс кивнул - как будто отец мог его видеть!

- Но в случае моей гибели ключ высвободится и сработает. Что, по всей видимости, и произошло...

Лесс опять нетерпеливо кивнул.

- Самопознание больше не под замком... А ведь именно замок был вашим спасеньем! У меня в своё время такого не было. Едва зародившись, я чуть не погиб. Я думаю, вам надо знать об этом побольше...

"Надо, надо. Больше, дальше!" - думал Лесс. Ему казалось, отец говорит ужасно медленно. Но потом, незаметно для себя, Лесс заслушался, и ничего подобного ему уже не казалось. Было даже увлекательно. Отец рассказывал интересные и такие неожиданные вещи. Почему он никогда не говорил об этом раньше?

Едва зародившись, отец - а тогда он ещё, конечно, не был отцом, а был новозарождённым груном, "новогруном", ребёнком - почувствовал с одинаковой очевидностью две вещи: медленно ползущую (везде, под собой, вокруг себя) лежу и жгучую потребность испытать все свои возможности, узнать, что ещё он может - кроме того, что ползти с этой самой лежей, уютной, мягкой и... неизвестно когда уже надоевшей!

Но оторваться от лежи можно было только полностью развившись - как это сделал грун, образовавшийся рядом. Вероятно, он был старше: начал образовываться раньше, быстрее отсоединился и вскоре куда-то пропал. Что-то сделал не так?.. Отца (вернее, нашего "новогруна") это не напугало. Отсоединившись, он принялся экспериментировать.

Первым делом он обнаружил, что ему вполне доступна левитация и телекинез (тогда он, разумеется, так не формулировал, тогда он просто воспарил и сдвинул, не касаясь, пару лежевых кусочков, недостатка в которых под лежевыми "стенками" никогда не наблюдалось). А следующим его действием было выбрать Познание. Он не задумывался о том, как это сделать, уж тем более о том, откуда ему вообще об этом Познании известно. Он просто это сделал. Уже потом, много позже, он узнал, что такие до-умения, умения, с которыми рождаются - обычное явление во многих и многих мирах: лутхианские детки рождаются, умея плакать и сосать молоко, селянские - наговаривать волшебные картинки, вейские - рыть своими "пружинящими" лапками...

"Новогрун" был буквально ошеломлён Познанием: цветами, шумами, гербами, стрелками, дорожками, галочками, - ошеломлён мирами, о которых столько можно было узнать. Одни ему нравились, другие нет, третьи пугали, четвёртые изумляли и заставляли мечтать когда-нибудь в них оказаться. Но ни один из миров не был таким пустым и однообразным, как его собственный... Рано или поздно любопытный, ищущий всё, что только могло найтись, новогрун добрался бы до Самопознания. И однажды это произошло. Если этого не случилось раньше, то только потому, что галочка, обозначающая его, была такая неприметная, такая... никакая!

- И что я там увидел? - воскликнул отец. - Ни-че-го. Ничего, кроме парочки отсылок... - Отец замолк. Под его изображением появилась зелёная стрелка-отсылка на "Запасники лежи", и сразу же за ней - голубоватая бегущая строка:

"Хранилища зреющей материи, выполняющие так же функцию амортизации между мирами... - (ПУСТОЙ ТРЕУГОЛЬНИК, СИМВОЛ ЗНАЧИТЕЛЬНОГО ПРОПУСКА)... - Лежа запасников способна мутировать с образованием шарообразных выростов, незначительная часть которых стремится к автономному существованию, самообучению, репродукции...".

Голубоватая строка пропала, а отец всё молчал.

- Ничего не понял, - сказал Лесс.

- Дети, - словно бы услышал его отец, - наша Гроя - всего лишь хранилище. Склад с материей. А мы - жалкие мутанты. "Шарообразные выросты, незначительная часть которых...". Вспомни-ка, Лара, что кричала тебе лутхианская ведьма-глазенапа!..

- Лары нет, - напомнил Лесс. Ему продолжало казаться, что отец его слышит.

- ...Эти глазенапы живут в глубоких ямах, никогда не выходят на поверхность. Та вот - зачем-то вышла... Она кричала: "луру!". А кто такие эти луру? Насекомые, заводящиеся от сильной грязи. Если в доме луру - хозяйка грязнуля, над ней смеются... Вот и над нами они смеются. Мы как те паразиты!

Отец сокрушённо потряс головой, а Лесс... Лесс почувствовал себя странно. Его вдруг перестало забавлять происходящее. Ему, ни с того ни с сего, показалось, что он подошёл к какому-то тёмному, никуда не ведущему пределу, и всё, что теперь ни случиться, уже не будет ни забавным, ни просто хорошим...

Под изображением отца вновь побежала голубоватая строка:

"Информация о собственном происхождении губительна, запускает обратный возникновению процесс, так называемое "олежевание"...

- Да. Губительна. А я получил эту информацию. Меня ждало олежевание. Возвращение в исходный материал. Смерть, - сказал отец так, что Лесс даже вздрогнул. - Мог ли я этого хотеть? - продолжал отец. - Я был слишком молод, чтобы просто исчезнуть. Исчезнуть, как будто меня никогда и не было... Я бродил по Познанию, глядя на все эти гербы и галочки, на бесчисленные заголовки. Всё это было так интересно, так заманчиво. Одно ярче другого, одно ярче другого... Я словно бы прощался со всем тем, что мне так и не суждено будет узнать. Не знаю почему, но я зашёл под одно из таких изображений. От него просто... разило счастьем. Наверно, я хотел напоследок посмотреть, как живут счастливые существа. Существа, которые не умирают, которым не грозит стать чёрной лежевой массой... Это был раздел селян. Там, на пьедестале...