Клоха

- Какая тебе нужна помощь? - громко спросил он, не глядя, боясь глядеть на Клоху, но прислушиваясь. Прислушиваясь так, что ему казалось, он слышит весь её облик - все эти холмы, наверно-уши, наверно-нос, - слышит как движется, в очередной раз "подтаивая", её рот. Но глаз не было слышно.

- Нажать на кнопочку, - продолжал Даня, - я нажму. Позвать твоих сородичей - позову. Сказать волшебную абру-кадабру какую-нибудь - скажу. Я ведь не против, я ведь... зачем-то здесь, с тобой, правда? Может, я какой-то особенно добрый, и меня в космические волонтёры пора записывать. Скажу, сделаю, спасу - да всё что угодно. Я просто не знаю, что сказать. И вообще не знаю, что делать. Ничего не знаю, понимаешь?

Даня замолчал и ещё немного поприслушивался. Нет, нужны были глаза. Посмотреть в них было страшно, а не смотреть - бесполезно. Страшно всё равно УЖЕ БЫЛО. Наверно поэтому он и затеял эту болтовню. Болтовню с собой - с кем же ещё, раз никто не отвечает!.. Страшно уже было, а эта бесполезность... что может быть бесполезней бесполезности! Так что Даня решил: смотреть. И он посмотрел, и всё изменилось...

17.

Настроения у Ксюши не было никакого. Ей хотелось пойти с Викой и Шабалиным, к Клохе, а пришлось - домой. К тому же остался какой-то нехороший осадок от этих ключей, от того, что она их взяла. Не украла конечно, ведь их вернут, это понятно, и всё-таки...

- Бабочка, - позвала она, разуваясь.

- Я смотрю, не мешай.

Бабочка смотрела какую-то местную передачу. То, что она местная, можно было понять и не глядя, из коридора, - Краснорецкое телевидение частенько шло с каким-то назойливым жужжанием. Бабушка, похоже, к нему привыкла, а Ксюшу это "ж-ж" выводило из себя. Ей и своего, в своей голове, жужжания хватало!

- Как ты это смотришь? Жжжжуткий звук, - передразнила Ксюша телевизор. - Вот ты говоришь, - начала она без всякого перехода, - нельзя брать чужое, нельзя брать чужое, а если...

- У кого-то что-то украла?

- Я не крала!.. - возмутилась Ксюша, но глянув на экран, обомлела. Показывали Бердникова!

Его невозможно было узнать - и в то же время невозможно было с кем-нибудь перепутать. Весь он был... сплошной головой. Жёлтой, бугристой, нечеловеческой. Руки и ноги - даже не ручки и ножки, а какие-то узловатые верёвочки...

Крупный кадр - и от огромных, пустых, каких-то муляжных бердниковских глаз что-то внутри у Ксюши оборвалось.

- Уткинский интернат. Там он умер, - пояснила бабушка, отводя взгляд. Было видно, что и ей не по себе.

Кадры из интерната сменились красно-синей Краснорецкой студией.

- Что же произошло? И кого винить в произошедшем? - с чувством произнесла ведущая. - У нас в гостях Гурий Елена Викторовна, психолог-адаптолог дома-интерната для инвалидов и престарелых в посёлке Уткинский, а также...

- В данный момент я исполняю обязанности директора. Здравствуйте, - кивнула в камеру моложавая блондинка.

- ...А также, - покосилась на перебившую её блондинку ведущая, - санитарка этого интерната, Ангелина Марченко.

Ангелина тоже кивнула. Ксюша была удивлена, как нелепо та выглядела с экрана. Эти бусы, коса - к тому же заметно, что приделанная... А главное - руки. Какие-то... неестественно тёмные, худые.

- В жизни она лучше, - пробормотала Ксюша.

- Кто?

Ксюша замолкла, что называется, прижав уши.

- Как вы считаете, - продолжала ведущая, - что виной тому, что помощь Бердникову Николаю... э...

- Алексеевичу, - ляпнула Ксюша.

- Алексеевичу, - вспомнила ведущая, - помощь, собственно... не была оказана. Удалённость ли это нашего региона от Москвы, от центра, слабость ли это медицины в целом... Может быть, просто халатность?

- Ну что вы, какая халатность, - вполголоса огрызнулась блондинка. - Бердникова не вылечили бы ни в Москве, ни в Париже, ни в Лондоне. Это редкое, редчайшее, неизученное заболевание. Возможно, единичное. Суть его в том, что клетки организма видоизменяются. Изменяются ткани, органы, системы органов. Бердников ведь, как вы знаете, даже пищу не принимал...

- Это только перед тем, как... как умереть, - вмешалась Ангелина, - а так - да, ел...

- Вы кормили его с ложки?

- Нет. То есть да, чуть-чуть... Он до последнего всё сам старался делать. Ну а в последнее время уже ничего не мог...

- Говорить он - мог? Как-нибудь комментировал происходящее?

- Плохо мог, непонятно. Уже перед тем, как... он говорил, что не надо было к этому прикасаться...

- К чему - этому? Он не конкретизировал?

- Получается, что нет. Я вот тоже спрашивала: к чему - этому, что - это? Он говорил только - "голова, голова". Голова у него, видно, болела...

Ксюша как-то особенно встрепенулась и сквозанула в коридор.

В тот момент, когда она схватила телефон, бабушка схватила её - буквально за шкирку.

- Ксения...

- Что, бабочка?

- Давай-ка так, моя дорогая. Ты мне рассказываешь, что происходит, а я тебя внимательно слушаю. ВСЁ, разговор окончен. Положи-ка телефон, потом звонить будешь.

- Бабочка, это срочно!

- Срочно, - и не думала спорить бабочка. - Тем срочнее расскажешь.

- Мне правда быстро надо, побыстрее!

- Ну так рассказывай побыстрее.

И Ксюша действительно стала рассказывать быстрее некуда - скороговоркой:

- Бердников умер от груна. Нельзя трогать груна. Об этом надо предупредить других...

- Других?

- Вику и Шабалина!

- Какие ужасы. Откуда ты это всё взяла?.. Опять фантазии? Лампочки с ленточками?

- Нет! Бабочка, давай я позвоню - а потом всё расскажу. Не спеша расскажу! Ну, в смысле - всё-всё-всё. Ты мне поверишь, бабочка, вот увидишь, что поверишь. Груны есть...

- Звони, - сказала бабочка, усаживаясь на плюшевый коридорный пуфик...

Ксюша позвонила.

И Ксюша рассказала.

Конечно, бабушка отдавала себе отчёт в том, что это "всё-всё-всё" было чистым бредом. Но у бабушки был печальный опыт, когда Ксюша закрылась, перестала делиться с ней своими фантазиями - после того неудачного разговора "с лампочками и ленточками". Во второй раз этого нельзя было допустить. Тем более что, оказывается, у Ксюши, кроме повышенной восприимчивости и склонности к фантазиям - ещё и с ушками проблемы! Они не закончились на той утренней истерике, а ведь как бабушка надеялась!.. Кроме того, у бабушки был и опыт идущей прямо сейчас передачи. Показывали и рассказывали действительно странные вещи... Бабушка решила не рубить с плеча, бабушка решила начать с главного.

- Ксения, - сказала она, - подумай хорошо и ответь: у тебя и сейчас шумит в ушах?

- Да, но это ерунда, в смысле - я привыкла.

- Ужас какой. Разве можно к этому привыкнуть!

- Ну ты же смотришь "Краснорецк-ТВ"! Хоть оно и жужжит, как ненормальное...

- Вот именно - как ненормальное... С ушами не шутят. К лору нам надо, вот что, - сказала бабочка - больше, конечно, самой себе, но глянув на Ксюшу ("я о мирах, а ты об ушах!" - говорил Ксюшин укоряющий взгляд), спохватилась:

- И эти груны, значит, вот такие, головастые. Как Бердников...

- Да это Бердников - как они! А теперь он вообще умер...

- Хм... А у соседки, получается, и сейчас этот суперпортрет имеется?

- С груном? Ну да. Наверно. Только она и в прошлый раз его не очень-то хотела показывать. И разговаривать не хотела...

- Ну, со мной-то она поговорит, можешь не сомневаться, - пообещала бабушка, вставая с пуфа...

Оставшись одна, Ксюша ещё раз набрала Вику. Вика не отвечала.

Ксюша направилась к телевизору, "моловшему", как выражалась бабушка, без звука - иногда с ним такое случалось, особенно после жужжания, особенно на Краснорецком канале. Ксюша переключила на центральный. Рекламная мышь доела рекламный сыр и начала превращаться в принцессу.

- Крысь, ну а ты почему не превращаешься? - постучала Ксюша по клетке. Крыся проснулась и сладко зевнула. - Ладно. Ты и так красавица... Нормальных людей рыбки успокаивают, а меня - ты, - почесала она Крысю за ушком. Ушко было розовым и тонким. Ксюша вздохнула. - И с чего баба Ава решила, что у меня уши болят? Ну слышу я шум, ну и что? А сколько я всего вижу! Так что у меня, и глаза болят, что ли?