Клоха

Наконец, её взгляд не удерживается - он как будто подскальзывается на этой лазури - и валится вниз, всё ниже и ниже. Обратно, на землю, в парк...

Это не было как-то очень обидно или слишком неожиданно. Ксюша уже привыкла к тому, что всему надо учиться, поняла это и даже, пожалуй, приняла. Она решила, что ещё научится видеть этот сияющий, невообразимо высоко находящийся мир.

Не торопясь побродила она по ленте туда-сюда и уже собиралась прекращать этот "сеанс". После Бердниковского ухода грун желтел в траве, больше никуда не пропадая. Его легко можно было заметить, но замечать было некому, никого вокруг не было - пустынный заброшенный парк, трава, деревья... А это что? Вернее - кто?..

К груну приближаются люди. Их двое, они плохо одеты, идут качаясь... Бомжи? Пьяные?.. Видят они его? Нет... Увидели! Подходят ближе... В ужасе несутся прочь, но даже и несутся - качаясь... Останавливаются, что-то собирают... Возвращаются?.. Да, опять направляются к груну! Что-то несут в оттопыренных карманах... Что это, камни?.. Они их кидают. Кидают в траву, туда, где грун. В груна...

ХРУСТ. Неестественно громкий хруст.

Один из кидавших опасливо подходит посмотреть... "Как арбуз!" - кричит он.

Ксюша тоже смотрит... Грун расколот. Ей не кажется, что он похож на арбуз, но она бездумно повторяет:

- Как арбуз...

Под жёлтой оболочкой груна - чернота. Буквально на глазах чернеет и оболочка, и вся эта чёрная "горка" оседает, оседает, оседает...

Ксюша не хотела больше смотреть, просто не могла. На что тут смотреть, если ничего нельзя изменить? Бердниковского груна просто убили. Он треснул "как арбуз". Что к этому можно добавить? Похожее чувство было после той её вспышки - одной из первых, той, что показала, как умер дед. Напрасно она рассказала об этом видении бабочке - так она думала раньше. Напрасно она вообще это видела - так она думала сейчас. Всё это - низачем. И то, и это, про груна, - не нужно, не нужно, не нужно...

Она потрясла головой, но ни экран, ни лента не пропадали. Часто поморгала - но нет, продолжала видеть!

Ксюша усаживается прямо, успокаивается, насколько может, и твёрдо говорит:

- Мне это - не нужно.

Экран и лента - гаснут.

- Так просто?.. - как-то даже теряется Ксюша.

Она видит свою комнату, и ей это почему-то странно. Словно она отвыкла - от комнаты, от того, что можно видеть просто комнату. Потолок, люстру, шторы. А не экраны и ленты, сияющие высшие миры и двести лет за две минуты...

У неё вообще странное состояние - какое-то... глухое. Да, она больше не слышит ничего лишнего! Никакого канала - ни громко, ни тихо, ни даже совсем потихоньку.

Она очень устала, кажется, она действительно хочет спать. По крайней мере - лежать. Лежать и ничего не делать, ничего не говорить, ни о чём не думать... Да, просто лежать, пожалуй, лучше. Времени ещё совсем мало, да и бабушка там компресс готовит...

Но она всё-таки уснула.

И сон ей приснился - тоже странный. О её видениях. Как будто они - каждое - на карточке пасьянса. Большой такой пасьянс, огромные карточки - Ксюше по пояс. И они живые - крутятся вокруг неё, хихикают, задевают, какие-то хороводы устраивают. Ксюша от них отбивается, но они не слушают, и всё продолжается и продолжается, - пока она, наконец, не останавливается, говоря: "Мне это - не нужно". Карточки-видения тоже останавливаются. Ксюша ждёт, что вот сейчас они уйдут, но они начинают тыкаться своими краями ей в ладони, - как какие-нибудь животные - мордой... Ксюша поднимает руки - чтобы не дотянулись, не достали. Некоторое время они подпрыгивают, но у них ничего не получается. И они уходят, - цепочкой, одно за другим, одно за другим...

Бабушка, несущая как великую ценность горячий мешочек с золототысячником, озадаченно остановилась. Ксюша спала, как младенец, вскинув руки.

Немного поразмыслив, бабушка ретировалась.

- Сон - лучшее лекарство, - сказала она себе, переобуваясь. Она направлялась к Галине Гарифовне и Валентине Ивановне, чтобы предложить им прогуляться до этого таинственного парка, или площадки, или как там правильно это называть... Пришла пора "один раз увидеть".

18.

Сначала кончился страх. Даже не прошёл, а именно кончился, словно бы Даня уже отбоялся то, что ему положено. Теперь он смотрел на Клоху так, как будто нет ничего странного и уж тем более страшного в её внешности, в её голове. Более того, эта голова ему нравилась. Да и вообще он чувствовал себя прекрасно. Вместе со страхом пропало и ощущение жуткого холода. Силу и не-одиночество - вот что он ощущал. Он даже видел и больше и лучше, не так как обычно, а совсем по-другому - словно из его зрительного поля исчезла периферия, и всё стало одинаково центральным. Оконная рама, само окошко, пол, плюшевые звери-переростки, он сам - всё это Даня видел так же, как и Клоху, - только Клоха во всём этом одинаково центральном была ещё центральнее. По этой ещё-центральности Даня и понимал, что смотрит всё-таки на неё, а не на окно и не на красного медведя...

- Это - Содействие, - чётко услышал Даня.

Он был уверен, что это сказала Клоха, хоть и отлично видел: она не произносила ни слова.

- Не произносила, - подтвердила она. - И это не слова, это мысли.

- Ты тоже слышишь мои мысли! - поразился Даня. Вслух.

- Нет, не надо говорить, - запротестовала Клоха. - Не говори. Думай.

- Ты тоже слышишь, что я думаю, - повторил он медленно. Мысленно.

- Да. Но тебе не нужно волноваться. Я слышу только то, что адресуется мне.

- И я?..

- И ты - только адресованное тебе.

- Удобно, - усмехнулся Даня, уже и не различая, обычным или только мысленным образом. - А что это за... Содействие?

- Состояние. В нём мы можем действовать совместно.

- Опять удобно! Это ты сделала? И... как?

Клоха молчала, и Дане показалось, что она ждёт.

Он поёрзал по полу, вдруг понимая, что ему хочется... взлететь! Но ни махать руками, ни подпрыгивать, ни производить ещё какие-либо "взлетательные" движения желания не возникало. Хотелось просто подняться над полом - прямо вот так, сидя...

- Ты можешь оторваться от поверхности? - спросила Клоха.

- Кажется нет. Не могу...

- Попробуй ещё.

Он попробовал ещё, не особенно чего-то ожидая - и вдруг приподнялся! Приподнялся одновременно с Клохой, невысоко, сантиметров, наверно, на двадцать, но и это было чудом.

- Я лечу, - обалдело улыбнулся Даня.

- Не летишь, а левитируешь. Мы совместно левитируем, - поправила Клоха.

Даня ничего не успел ответить. Внезапно его потащило выше, а потом буквально швырнуло, - сначала об потолок и сразу же - об стенку!

Он хорошо видел этой свой "полёт" - и видел, что и Клоха во время него упала. Просто-таки брякнулась на пол, правда, без швыряний и подбрасываний...

- Рождённый ползать... ничё не может, - прокряхтел Даня. Он не ударился и не испугался, но всё равно, конечно, приятного было мало. Он отполз от стены и тёр те места, которые должен был ушибить и не ушиб, - тёр по привычке, рефлекторно...

- Ты упал, но тебе не нужно... - начала Клоха, но Даню это только рассмешило. Он, наконец, расслышал, сообразил, что Клоха говорит с ним, как... как с кем-то, кто плохо понимает!

- Не нужно что? Волноваться? Я и не волнуюсь. Я всё понял: у меня суперспособности, и надо учиться ими управлять.

- Это просто способности. Базовые. Не "супер".

- Ну, это для вас. А я-то... - Даня хотел сказать - "человек", но почему-то не сказал, споткнулся. И не то чтобы его охватили сомнения, как раз наоборот - его охватила уверенность. В том, что это не так... - Что это?.. - спросил он - про уверенность, про то, что же, собственно, с ним происходит.

И Клоха поняла.

- Я не знаю, - сказала она. - Я ощущаю тебя как груна.

- И с каких...

- С каких пор? Наверно с тех, как ты меня коснулся... Да, пожалуй. Ты грун, точно тебе говорю. К тому же, Содействие возможно только между идентичными формами жизни.

- Идентичными?!... Если что - я не волнуюсь. Даже... вау! - Даня и сам бы не сказал, насколько он бодрится, насколько в самом деле считает, что это "даже вау". Нет, Клоха продолжала видеться не-странной, не-страшной, но так же хорошо виделось и то, что она - не человек. И даже не человекообразное... И теперь они вдруг идентичны?