Клоха

Клоха

1.

Если бы Даню спросили, что за нелёгкая занесла его в тот заброшенный дом, он бы ответил что-нибудь вроде: "Нелёгкая судьба холодового аллергика!". И усмехнулся. Сам-то он эту аллергию жуткой проблемой не считал. Проблемой - но не жуткой. Но вот мама... Тем утром она вообще хотела оставить его дома.

- Ветер - пятнадцать метров в секунду!

- Контрольная, - не сдавался Даниил. - Мамкин, ну ты же знаешь, что сегодня контрольная. И потом - я же не ветровой аллергик, правда?

- Что значит "не ветровой"? Ты сложный аллергик, Даня. Ты нехарактерный...

За "нехарактерным" обычно следовала лекция о характерных и нехарактерных симптомах. Даня был уникальным. Он краснел, "вспыхивал" прямо на морозе, тогда как другие... ему ничего или почти ничего не помогало, тогда как другим...

- Я не "другие", - привычно огрызнулся Даня.

- Вот именно. Я об этом и говорю, я...

- Ну Мамкин!

- Опять ты с этим "Мамкиным"!

Сколько раз она просила так её не называть. И так он свысока разговаривает (и в прямом смысле тоже - в свои четырнадцать он уже на полторы головы её выше!), да ещё этого "Мамкина" выдумал. Как будто подчёркивая, что мать - уже и не всерьёз, так, мультипликационный человечек какой-то... Самоделкин, Карлсон, Мамкин.

- А ты представляй не ветер, - улыбаясь наклонил голову Даня, - ты представляй пять баллов по географии.

- Конечно. Так я и поверила, всё дело в географии. Дурака, видно, валять собрался. Лишь бы не дома...

- Но в пятёрке - никто не сомневается? - спросил (нет, просто напомнил) Даня. Учился он прекрасно. Дурака мог валять сколько угодно, и всё равно всё успевал, всё равно всё у него получалось.

Мама, поджав губы, взялась поливать кухонные кактусы.

- Вот принесу трояк... - пригрозил Даниил.

Мама молчала. Кактусы пить не хотели, вокруг них образовывались маленькие круглые лужицы.

- Прямо не остановишь. Ломится, ломится... - наконец, проворчала она. Громко поставила лейку и вышла в коридор. - Чтобы лицо защищал. Каждый год показываю... - Мама вернулась, прижимая руки к щекам. Руки в зимних перчатках. - Вот так надо щёки прикрывать, ты помнишь?

- Мамулькин, а Мамулькин... - изнурённо прислонился к стене Даня. - Это МЕХОВЫЕ перчатки. Двенадцатое октября...

- Ничего, не сжаришься. И когда же ты уже, наконец, поймёшь...

Даниил не слушал. На градуснике - плюс семь, аллергия его начинается - при минусе. Что тут понимать? Он накинул рюкзак.

- Ну всё, Мамкин. До вечера!

- До какого ещё вечера? Это почему...

- Шутю, - пояснил Даня и улыбнулся во весь рот. Он нисколько не стеснялся своих кривых зубов, наотрез отказался от брекетов, а когда обращали внимание, растолковывал: "Это вариант нормы. Норма. Они же здоровые!".

- Даниил!

- Мама! Я тебя люблю. И я нормально одет. Адью?

- "Адью"!.. Я тебе что, товарищ?

Даня только пожал плечами.

- Адью так адью... - поджала губы мама. Ей казалось, что Даниил нарочно её бросает. Ведь может, может же он остаться! Не остаётся...

Не так уж, надо сказать, она и ошибалась. Даня действительно "ломился" не на географию, действительно не столько в школу, сколько из дому. Мама догуливала последние отпускные деньки, и не отправиться сегодня на занятия не означало ничего другого, как провести ещё один из таких деньков - с ней. В общем и целом Даня был не против, он любил своего "Мамкина". Но вот в частности... Как всё-таки эти частности иногда отличаются от общего и целого! В частности это был бы уже третий (третий подряд!) день, - после утомительной, с генеральной уборкой субботы, после какого-то особенно нервотрёпского воскресенья. "Мамкин" просто не знала своего второго прозвища - Узлюка. Она, разумеется, слышала, как Данечка этим - "У, злюка..." - закругляет их многочисленные перебранки, но произносил он это как бы шутя, примирительно. Вот именно - закругляя. Она и представить себе не могла, что называется этой "Узлюкой" и безо всяких шуток. "Узлюка дома", - говорит Даня Антону, и это значит, что Антона он в гости - не зовёт. Ужасно Дане не нравилось то, что очень нравилось маме: её общение с Даниными гостями "по душам". Что-то она выспрашивала, что-то рассказывала, в основном почему-то жаловалась и в основном почему-то на Даню. "Ма, ну не к тебе ведь пришли!" - канючил Даня, когда был помладше. "Ну и что? Ко мне и не приходят!". И к ней действительно не приходили. От неё уходили - как отец.

Последний раз Даня видел его года четыре назад. Отец был невозмутимым, а мать, наоборот, до того раскипятилась, что журналом в него запустила. А ведь они, помнится, тогда и не ругались. Сначала отец сумку не туда поставил, потом куртку снял, а не надо было, потом заварник подвинул, а из него выплеснулось... Может быть, Даня чего-то не понял, но ему показалось, что мама, всё что ни скажет (всё что ни прокричит!) - зря. Одним словом - Узлюка. С Даней - ещё и Уприставука, Унадоедака. Пристала позавчера с этой уборкой... Не столько с уборкой даже, а с защитой рук при этой самой уборке. У Дани, видите ли, очень сухие, всегда шелушащиеся руки. И вот надо было как следует намазать их защитным кремом, подождать, пока он "начнёт действовать" ("Мама, да он уже действует!"), надеть гермоперчатки ("А зачем тогда крем?!"), и только потом... А вчерашние бесконечные тапочки? Ну не носит их Даня. Не хочет, не считает нужным. И какая при этом разница, сколько пар у него этих самых тапочек (да, Мамочкин так говорит - тапочки!) Уприставука... Или нет, нет. Нет конечно. Мамкин. Мама, которую он очень любит. От которой никогда ещё по-настоящему не отдалялся. Пусть, ладно уж, кричит. Ведь, если подумать, она не просто кричит, а переживает, заботится. Печётся. О здоровье, чистоте, о Данечке без тапочек. Поэтому-то он и не огрызается в полную силу, шутит, закругляет и сглаживает, иногда чуть-чуть обманывает - как теперь, со школой. Контрольную обещали, но... Но - ну и что? Однако, едва проснувшись, Даня прислушался к вою ветра, мысленно сравнил его с неизбежным мамочкиным скулением, сделал страшные глаза (он частенько изображал вот так, ни для кого, для себя) и... И вой ветра выиграл. Даня вполне однозначно решил - школа.

От шапки (нечеловеческими усилиями и ссылками на капюшон) он открестился, а вот перчатки пришлось надеть. И снять, едва он захлопнул за собой калитку, - ещё не хватало, чтобы в этих меховых клешнях его кто-нибудь увидел! В октябре месяце. Когда ещё и листья не облетели...

Однако листья облетали. Даню в его ярко-жёлтой куртке и самого несло как кленовый листок - слава богу, ветер дул в спину, поэтому и несло в нужную, школьную сторону. А вот обратно... Обратно пришлось идти уже против. Против ветра, а иногда казалось, что против самой природы - капюшон всё время сбрасывало, песок летел в глаза, листья в рот, а мусор за шиворот... Но хуже всего было то, что ветер стал действительно холодным. Просто ледяным. И Даня вдруг почувствовал знакомое покалывание. Сначала как будто мурашки по щекам побежали, потом они уже не бежали, а буквально скакали, потом из "скачков" превратились в "укольчики" и, наконец, всё это стало жечься и гореть. Сомнений не оставалось. Это была аллергия...

Даня попытался было прикрыть щёки ладошками, но это совершенно не помогало, руки тоже замёрзли. Замёрзли - и начинали гореть, "аллергичиться"! Он скинул рюкзак и полез за перчатками, но... но их там не было. И, кажется, Даня знал, где они. По крайней мере, успел предположить. Скорее всего, остались в актовом зале. Как они там оказались? Да так же, как и сам Даня, - случайно...

В этот ветреный понедельник не так уж много народу сочло школьную сторону нужной. Школа была полупустой. Ученики, жившие по большей части на Вихляевских копях, в деревянных домах и бараках, отзывались так на любой "катаклизм" - сильный дождь, сильный снег, сильный ветер... Отзывались так, что никак не отзывались - сидели по домам да "заборы сторожили" (это ещё во втором классе Арнауткина выдала: "Мама с папой в школу не пустили!" - "Почему?" - "Потому что забор надо сторожить!" - "Почему?!" - "Потому что листы отрывает!"). Вместо пяти уроков было три. После третьего, географии (разумеется, никакой контрольной в полупустом классе не проводили, было скучно, скучно, скучно - и сонно), Даня отправился побродить по школе. Актовый зал был приоткрыт и оттуда тихонько, но настойчиво звучала какая-то музыка. Больше, конечно, стучала - это было что-то "для ног, для поп", как определила бы мама.

Даня зашёл, зачем-то плотно закрыв за собой двери, беззвучно, как-то крадучись подошёл к сцене и заглянул за кулисы.

Сцену оккупировали девчонки из Антонового шестого "А" (у пяти- и шестиклашек, говорят, вообще два урока было). "They are dancing", - усмехнулся Даня. На него тут же зашипели - "кыш", "брысь", "чё надо?", - но он ответил вполне нейтральным "да ничё", пообещал не мешать и в самом деле был таким тихим-мирным, что вскоре на него перестали обращать внимание.

Он довольно долго так стоял, а потом даже поднялся на пару ступенек и присел на край сцены, подложив свои "меховые клешни".

Смотреть Дане понравилось, очень, но - только отчасти...