ПВТ. Тамам Шуд

Выпь пытался разгадать, зачем Хангары возводят эту странную конструкцию из жердей, костей и тряпок. Не было похоже, что они пытаются устроить дамбу, и не похоже было, что строительство стараются скрыть от глаз лагеря.

Сооружение напоминало комара, вонзившего хоботок в тело реки. Ноги его были в воде, и все тело, сложенное жердями и костями, подрагивало, точно отражение или марево. Это завораживало. Чем больше Выпь смотрел, тем сильнее чувствовал, как натягивается кожа на затылке, деревенеет позвоночник. Эта штука казалась живой, при всем том, что живой она быть не могла. Она тянула к себе взгляды, обморачивала и этим смутно напоминала танцы Третьих. Выпь помнил, что нельзя смотреть прямо.

— Ждите, — шепнул он Рину и пошел один.

Но, когда приблизился вплотную, Хангары исчезли. Растворились. Смаргивая воспоминания, Выпь не был уверен, что они вообще были. Казалось, эта вещь выросла сама по себе, как трава в воде.

Он обернулся, махнул рукой Рину, уже не прячась. Сам пошел вперед, приблизился к останцу.

От конструкции длинные тени тянулись во все стороны, как шерсть от животного. Острые щепные тени. Выпь вытащил из-за спины дикту и ударил по игле тени. Она с тихим звоном сломалась. Так Выпь прошел к самой воде, расчищая себе дорогу.

Встал, разглядывая живот сооружения. Оно было дополнительно обвешано лоскутами, колокольцами и круглыми блестящими тарелками. Все это двигалось само по себе, не слушая ветер и реку. У Выпь заболели глаза, заломило шею.

Возможно, существо и впрямь было странной формой существования. Он не знал его, не помнил. Но разве это не дело Вторых — преумножать знания о сущностях? Разве это не то, что так влечет его самого?

Один способ был проверить догадку.

Выпь зажмурился ненадолго и заговорил с ним, запел — низко, протяжно. Отпустил голос, позволил ему протянуться к этому странному созданию. Сплестись с ним, въесться в члены. Конструкция замерла. Короткая волна прошла по ее суставам, скрепленным железом и колючей веревкой. Она завибрировала, откликнулась немо. Второй замолчал, воспринимая послание кожей.

Звуки облепили его, как мошка потное лицо, сели на губы и на веки. Выпь старался разобрать их, но существо говорило слишком быстро. Захлебывалось.

— Это Коромысло, — Выпь разомкнул губы с трудом, медленно сплевывая слова, как приставшую к языку шелуху. — Оно говорит, что другие, желто-соломенные, стреножили его и принудили. Оно тянуло наши глаза, но теперь — нет.

Рин напряженно разглядывал Коромысло.

Выпь вдруг перебросил в руку дикту и черты лица его стали резче.

— Говорит, они ушли по реке. К лагерю. Коромысло взяло с воды наше отражение и перелило на Хангар. Они несут на себе наши образы. Лагерь их пропустит.

Рин со свистом выдохнул. Обернулся к своим, отдал команду. Язык его Хома был резким и свистящим, как голос пикирующего ястреба. Сколько они стояли, очарованные Коромыслом? Как далеко успели пройти Хангары?

Выпь продолжал смотреть на Коромысло и Рин, скрывая нетерпение, спросил его:

— Что ты делаешь?

— Зову его на нашу сторону.

Рин оглянулся.

— Мы не сможем передвинуть его.

— Ни к чему. Оно свободное существо.

— Но…

Рин замолчал. Стоило ему моргнуть, и сооружение стерлось из виду. Выпь молча кивнул ему за спину. Коромысло стояло посреди травы, расставив длинные ноги.

— Свободное, — повторил Выпь.

***

Однако, скоро обернулись, подумал Юга, разобрав в общем оживлении лагеря шум открываемых ворот. Он дожидался Выпь в палатке, ковыряясь в устройстве ихора.

Сперва многие в лагере держали его за подстилку. В глаза не лепили, но Юга слышал негромкие речи за спиной, да и взгляды о том говорили. Доказывать — только убеждать. Юга спокойно относился к своему прошлому ремеслу, но здесь, в лагере, никого к себе не подпустил.

Хватит, подумал.

Что-то в нем переменилось после рокария.

Сломалось. Или, наоборот, с щелчком встало на место.

К возне с ихором он вернулся с азартом. Всегда быстро загорался идеей, а тут прямо шло, жгло руки. И интерес был. Одно к одному сложилось, как некогда с тровантами, тут Второй верно подметил. На Ивановских приблудах тренировался, и тут к руке пришлось… Единственное, что глупое стеснение перед Выпь бороло, за занятие это. Как задом голым сверкать, так спасибо-пожалуйста, а тут вдруг… Ну как засмеет.

Хотя Выпь никогда над ним не насмехался.

Задумался, не услышал близящихся шагов. Полог откинулся, Выпь шагнул через порог. Замер, разглядывая Юга, и тот тоже застыл, чувствуя смутную неправильность встречи.

— Я так погляжу, миром управились, — произнес тягуче, меряя глазами расстояние.

Отложил ихор, прикрыл тряпицей.

Выпь закрывал выход. Дышал тяжело, с присвистом. Держался прямо, отведя плечи назад и вниз, а обычно чуть сутулился и руки прятал.

Юга поднялся без спешки, приблизился к нему и уже в движении понял, что не так. Запах был чужим.

Чужак взметнул дикту так быстро, что Юга не успел увернуться. Шатнулся, но дикта задела голову, опрокинула на шкуру. В глазах брызнуло, а чужой уже навалился сверху, сомкнул руки на горле.

Юга гибко изогнулся, с силой ввинчивая острое колено в тело, в печень. От того, кто вернулся в маске Выпь, разило Хангаром. Хватка чуть ослабла, Юга одной рукой уперся Хангару в нижнюю челюсть, а другой ударил, целя пальцами в глаза.

Получилось, противник с рычанием убрался, и Юга смог встать. Застыли напротив друг друга. Маска стекала, как вода, обнажая чужое лицо и чужое тело.

— Зря ты сюда приперся, чучело, — просипел Юга.

Вскинул руку к волосам, но противник его опередил. Выбросил что-то, коротким движением от бедра, и плечи обожгло, прикрутило к телу. Боли не было, а вот ярость — пришла. Когда Хангар бросился вновь, рассчитывая, что без цепи и волос Юга легкая добыча, тот убрался в сторону. Поймал голодный взгляд, попятился.

Улыбнулся.

С тихим смехом повел плечом, скользнул языком по губам, будто дразня.

Хангар бросился еще. И еще.

Настиг, повалил. Схватил за волосы, до кости пропорол руку, но остановиться уже не мог. Очевидно, он шел сюда с намерением убить, но теперь желал другого.

Юга поддался. Раскрылся, дождался, пока руки врага окажутся у него на бедрах, скользнут ниже. Мягко обхватил ногами, перекатился, оказавшись сверху.

Стиснул колени и впился зубами в горло Хангара.

Хангар рванулся, желая освободиться, но ноги у Юга были железными. А зубы — острыми. Держал так, пока Хангар под ним не перестал биться. Кровь медью забивала горло и стучала в голове.

— О, Лут, — глаза замершего на пороге РамРая были полны ужасом, как озеро рыбой.

Парень обвел взглядом залитые кровью шкуры, Третьего, умирающего чужака…

— Тебе лекарца надо…

Юга не без труда распрямился, выплюнул кусок кожи. Странная веревка сковывала и, кажется, врезалась глубже с каждым вдохом.

Однако важнее было другое.

— Бей в барабаны, парень. В лагере враг.

***

Черный дым увидели издалека. Лошади вынесли их к воротам, наглухо затянутым. На стене никого не было, словно лагерь умер и оставил по себе только погребальный дым.

Выпь спешился, приложил к воротам ладонь. Прижался ухом, как к устью раковины. По ту сторону что-то туго гудело, как зимние пчелы в улье.

Конь Рина переступил с ноги на ногу, роняя пену с удил.

— Мы должны оказаться внутри. Там наши соратники, — сказал Рин.

— Там мой друг, — сказал Выпь.

Пес Рина вдруг навострил уши, вздыбил холку и зарычал глухо, низко. Задуло холодом. Рин обернулся, и тень положила лапу ему на лицо. К лагерю шла туча. Тварь, привязанная Хангарами.

Выпь отступил на шаг, уперся диктой в землю, как посохом и запел.