Другая империя

При этом слова "Мы считаем за очевидные истины, что все люди сотворены равными, что им даны их Творцом некоторые неотъемлемые права, в числе которых находятся - жизнь, свобода и право на счастье, что для обеспечения этих прав людьми учреждены правительства, пользующиеся своей властью с согласия управляемых, - что если какое-либо правительство препятствует достижению этих целей, то народ имеет право изменить или уничтожить его и учредить новое правительство на таких основаниях и началах, организуя его власть в таких формах, которые лучше всего должны обеспечить его безопасность и счастье.", легшие в основу Декларации Независимости и вообще политического устройства ранних США были скопировано отцами-основателями с... Лиги Ирокезов, с добавлениями мыслей Томаса Пэйна из "Здравого смысла".", но остались пустыми декларациями, так как другой рукой этот же свободомыслящий американец покупал и хлестал негра-раба.

Западноамериканцы, в попытке дистанцирования, смешивали в одну кучу северян и бывших конфедератов, не являясь в целом неправыми.

как выглядел Юг до Вальтера Скотта- это было рабовладельческое сообщество, управляемое крупными плантаторами. Но плантаторы эти находились под влиянием цивилизации Просвещения: зачитывались Локком и Руссо, верили в рациональное мышление и рациональную организацию общества, образец для подражания видели в Афинах и в Риме. Собственно, в Конституции США и других документах Американской революции все это хорошо отражено - их же плантаторы писали. Более того, в XVIII в. элиты Юга были левее северных: на Севере Французскую революцию приняли в штыки, а южный правящий класс ее приветствовал. У всех этих плантаторов-рабовладельцев мозги были настолько промыты Просвещением, что они всерьез воображали себя якобинцами. Оно и понятно. Высокий культурный уровень + избыток свободного времени = идеальная почва для разного рода пропаганды.

Ситуацию переломил один человек или, вернее, один цикл романов. С 1814 по 1831 г. Вальтер Скотт издает двадцать семь романов цикла Уэверли, в которых гнет совсем другую линию. Средневековье - это возвышенно и образцово. Рыцари и трубадуры - это возвышенно. Ну а в более близкие к нам эпохи возвышеннее всех кавалеры, сторонники короля в Гражданскую войну, и якобиты, поднимающие безнадежные восстания в поддержку Стюартов. Так что феодальная этика - это высшее проявление человеческого духа, а высшее проявление феодальной этики - это идти на смертный бой за безнадежное дело.

Почему все это привилось именно на американском Юге? По трем причинам. Во-первых, это была культурная периферия западного мира. А для периферии культурные тренды центра не только обязательны, но и воплощаются куда радикальнее, чем в центре. Когда в Лондоне зачитываются историческими романами, в Атланте будут на полном серьезе считать себя рыцарями прошлых веков.

Во-вторых, Юг был в значительной степени кельтским. Большинство плантаторов было родом либо из Шотландии и Ирландии, либо с пограничья. В романах Скотта они нашли себя и свои корни. Тут надо понимать, что в эпоху романтизма европейские нации изобретали свою идентичность на основе своего средневековья, находя древние рукописи, эпосы и хроники и т.д. У Юга всего этого не было, но был Вальтер Скотт - на его основе идентичность и конструировали.

Ну и наконец в третьих, в эпоху Просвещения правящий класс Юга жил в некотором раздрае. Мы вроде как рационалисты и якобинцы, но в то же время живем за счет рабского труда. Здесь есть некоторое противоречие. И тут приходит Скотт и заявляет, что феодализм - это офигенно. И для южан все складывается воедино - мы не якобинцы, мы рыцари и трубадуры, и это прекрасно. Надстройка приходит в соответствие с базисом.

Так что если в 1790 г. южные плантаторы воображали себя якобинцами, то к 1830 г. - рыцарями и кавалерами. А научил их этому сэр Вальтер Скотт. Он сформировал и неофеодальную культуру Юга, и неофеодальную этику, и специфическую южную культуру чести. А в этой культуре чести как мы помним нет ничего прекраснее и офигеннее, чем идти с открытым забралом на неравный бой. Через тридцать лет южане так и поступили, с самыми печальными последствиями, как для себя лично, так и для всей цивилизации Старого Юга.

Естественно следовало, что западноамериканцы были более за твердую руку, сильную президентскую республику с четкой вертикалью власти, объясняя это отчасти военной угрозой от США, отчасти влиянием мексиканской политической культуры, но сами тешили себя надеждами, что одна "сильная рука" - это правильная и прогрессивная тенденция, которая, например, победила во Франции - образце республиканства. Хотя и были мнения, что это близко к диктатуре.

Глава 4. Георгий Михайлович. Описание управляемой политической системы Российской империи.

Георгий Михайлович исполнял обязанности главы императорской канцелярии, в шутку называемой президентской администрацией.

Несмотря на относительную молодость - 34 года, он провел всю юность при дворе в политических вихрях, сопровождавших пошатнувшийся трон Романовых.

В отличии от дяди Николая II, не выдержавшего возложенной на него ответственности и который вел себя как богоравный август, и отца Михаила, почти случайно и неожиданно возведенного на трон стихийными обстоятельствами и также не готового к правлению, детство Георгия прошло в Великобритании, где внимательно наблюдая за имитацией демократии и самым бессовестным разгулом векового парламентаризма, затем вместе с отцом окунулся в буйство русской буржуазной революции и неуправляемый политический процесс в преимущественно левой эсеровской и эсдэковской Думе.

Он вспомнил как отец ему рассказывал о его смятении после неожиданного предложении Думы и Николая в 1907 после того, как Николай II под давлением зарубежных политических кругов, общественности и высшего общества вынужден был отречься от трона и уехать в Голландию.

Как пришлось бороться с социалистической Думой, Витте, дворянскими кругами и буржуазией, которые требовали и требовали подписания указов и их проектов законов, чтобы кому закрепить новые права, кому вернуть старые.

Страну и общество обуяли перемены и вынужденные реформы.

Это подтолкнуло его с единомышленниками к идее об управляемой демократии, манипулируемой правильно организованными массами и деловыми кругами более умело, чем это случалось в Британии и САСШ.

Помимо манипуляции "четвертой властью", в которой, ничтоже сумняшеся, Романовы "перекупили" контрольный пакет, основой влияния стали карманные управляемые партии право- и лево-центристского толка, Объединенная Россия и Леворосс. Вместе с всякими монархистами, русскими националистами и клерикалистами типа черносотенцев, которые по умолчанию поддерживали Романовых эти партии позволили со временем противопоставить коалиции эсеров, эсдеков и партиям нацменьшинств, финансировавшихся ранее почти полностью САСШ с целью развала страны, но после ряда инспирированных им скандалов о продаже интересов родины резко сократившие активность и влияние.

Сегодня на прием опять пришли представители польской национальной партии. Что им хотелось было ясно уже лет 50 - нового кусочка желанной независимости. Конечно, объединение всех польских земель в рамках империи по итогам Великой войны и исчезновение иллюзий, что победившая и усилившаяся Россия пойдет на ключевые уступки и даст польским землям хоть какую-то автономию постепенно меняли национальное самосознание, но горячие головы все равно мечтали не только о восстановлении утраченных прав, но и победе над "русскими оккупантами". Но на этот раз поляки были чрезмерно самоуверенны - из своих источников Георгий знал об их встрече с германским послом, который придал своей привычной аргументации убедительность, очевидно из-за появления нового германского оружия. Похоже, что немцы намеренно допускали утечки, повышая свой политический вес и намереваясь добиться снятия ограничений по обычным вооружениям, а соседям создать внутриполитические проблемы с национальными меньшинствами.

Поляки и тюрки слишком громко и сильно качали политическую лодку, выдвигая требования союза со Стальным Пактом, рассчитывая на подчинение экономики и политики России, а затем и разрушение сложившейся внутренней и национальной политики и повышение собственного веса в управлении империей.

Вечером стоило пойти в Большой театр развеяться, потому что устал от малого театра национальной комедии.

Глава 4.1. Внешняя и внутренняя политика Российской империи.

Точка зрения Георгия Михайловича.

Франция оставалась стратегическим военным, технологическим и экономическим партнером, несмотря на мультивекторность и независимость российской политики. Период "поцелуев в десны" (перед ВВ) и даже "в гланды (во время Великой войны) прошел после стихания угрозы войны с Британией и Германией и даже послевоенного охлаждения из-за условий мирного договора, деления колоний, частичного дефолта по долгам.

После ВВ и образования АвстроСлавии Франция предпочла блокироваться с ней, но сейчас экзистенциальная угроза войны с Германией с помощью нового оружия снова подняла заставила французов в панике вспомнить о непобедимой России.

Отношения с Германией как с бывшим врагом в ВВ и послевоенной германофобии не могли быть устойчиво дружественными, но экономические интересы в виде обмена ресурсов на изделия обрабатывающей промышленности заставляли тесно взаимодействовать.

Нынешний кризис не был прямым противостоянием России и Германии, но затрагивал чувствительные позиции в Центральной и Восточной Европе - бывшую АвстроВенгрию, ставшую скорее субъектом мировой политики.

С Британией интересы в основном агрессивно пересекались, но общих врагов было больше, а экономическая интеграция через нефтяной рынок и Royal Dutch заставляла находить общий язык, в том числе через Францию.

С США оставались старые обиды из-за военных столкновений, а также конкуренции на зерновом рынке и опосредованного столкновения на нефтяном рынке.

Япония приостановила свою экономическую экспансию и военные претензии в русской сфере интересов, но переключилась на Китай.

Китай в целом был не очень доволен отторжением обширных территорий на севере под разными благовидными и внешне законными предлогами, но много фактов свидетельствовали и о российской поддержке после установления новых границ. К тому же нынешняя японская агрессия и продолжение экономического проникновения великих держав не позволяли враждовать с Россией.

Глава 5. Воспоминания Михаила Александровича.

Очередное заседание правительства началось с переиначенного гимна, в котором царя заменила Россия.

Господи, Русь храни!

Вечной, державной,

Сильной во славу, на славу намъ!

Царствуй на страхъ врагамъ,

Русь православная!

Господи, Русь храни!

Господи, Русь храни!