Разожги мой огонь

Глава 25

Редрик по цветущему Вильзмиру шел. Не было ни кружащегося в воздухе пепла, ни запаха гари, что навечно с селением связан стал. Бегала детвора по умытым светом Отца-Солнца улочкам, птахи весенние пели, звенели голоса девиц, соседи друг друга окликали да ему улыбались и руками помахивали. Ему. Чудовищу из-под горы, что погубило их.

Стук сердца в груди болью под ребрами отдавался, а в горле ком тугой застрял.

— Редрик! — услышал вдруг. И смех знакомый.

Обернулся — никого.

— Веста… — проговорил и сам себе не поверил. Качнул головой, прогоняя глупые мысли. Помстилось — не иначе.

— Где же ты, Редрик? — неслось с теплым ветром звонкое.

— Веста?

Снова смех. Радостный, искристый и яркий. Так и представил, как глазами улыбается. Ему. И только ему.

— Ну что же ты, Редрик, — мягко укорила. — Или видеть не хочешь?

— Веста… — произнес неверяще и припустил по знакомым с детства улочкам. Мимо гончара мастерской, где сырой глиной пахло, мимо купца лавки, где всякой всячиной торговали, мимо судьи хоро́м, который заместо своей дочери Весту хозяину вулкана отправил, мимо знахаркиного, матушки Ирдиной, бревенчатого домишко, да прямиком к…

Замер, потому как не было дома и кузни его, Редрика, на привычном глазу месте. А заместо него поле раскинулось, насколько глаз хватало. Цвело разнотравье, да вздрагивали ветвями яблони под порывами шалуна-ветра посреди зеленого моря. А там, под осыпающимися белыми лепестками, она стояла…

Шагнул к ней, взглядом впитывая.

Понять не мог, сон то или явь. Никогда Веста ему не снилась с того самого проклятого весеннего дня, как на руках ее мертвую держал да к груди прижимал.

Зажмурился, чтоб видение страшное прогнать. А может статься, закончен его путь и попал он наконец под ласковую сень Отца-Солнца? Раз так, то и тревожиться не о чем. Не будет больше боли, не будет сожалений и муки душевной и сердечной.

Открыл глаза — никуда Веста не пропала. Стояла, залитая ласковыми лучами Отца-Солнца, и все так же кротко смотрела на него. В платье белом, с белыми лентами в ореховых косах. Прядями выбившимися ветер поигрывал. Стояла та, которую поклялся защитить и не смог. Та, которую любил сильнее всего, что у него на свете было. Та, которую ненавистный хозяин вулкана отнял. Стояла и смотрела на него ласково.

— Веста, — дрогнули губы, а улыбка кривой получилась с непривычки. Ведь не улыбался почитай что три десятка лет.

Шагнул на поляну посреди поля, где Веста стояла, протянул к ней руку. Она охотно приняла, сомкнула тонкие прохладные пальцы, переплела с его.

— Здесь я, Редрик. Здесь, — сказала ласково.

Пошатнулся, упал перед ней на колени, склонил голову.

— Ты прости меня, Веста.