ПВТ. Тамам Шуд

Второй глубоко вздохнул, пряча страх. Тесно было здесь, и хозяйкой была Людоедица.

Прыгнула — Выпь вскинул дикту, ловя серпы и пнул Волчицу во впалый живот, под нижние ребра.

Зверица отскочила, ссутулилась, показала клыки. Закружили. Выпь старался не сводить глаз с противника. Душно пахло зверем, терпко — цветами. Комь прыгнула вновь, на сей раз целясь по ногам, но Выпь и здесь показал себя, ушел в сторону, успел задеть Волчицу диктой.

Волчица хрипло взрыкнула. Звук был утробный. Не вполне человечий, но и не звериный.

Второй отступил к алтарю, сдерживая наскоки Людоедицы, задел ногой горку. Горка хрупнула, дрогнула. Дрогнула и замерла Волчица, напряженно вытянула шею. Второй перебрал руками по дикте. Казалось ему, что кольца чуть мерцают, но, верно, только казалось.

Ударил — снизу вверх, целя в нижнюю челюсть. Волчица убралась, удар смазался, а серп пропахал открытый бок. Второй зашипел от чистой, острой боли, отскочил спиной назад и оказался аккурат за стеной, в разломе. Увидел безумные глаза Готтарда.

— Нет колыбели! — вскрикнул он. — Нет совсем!

Выпь вскинул дикту поперек, защищаясь от рухнувшего сверху удара, двумя серпами сразу. Волчица давила всем телом. Чувствовала свежую кровь, хотела взять ее.

Кругом же были корни, корни. Старые и молодые, оплетенные вылинявшими тряпками, обрывками одежды, головной тесьмой, бусками, птичьими черепушками. Детские игрушки. Девичья комнатка.

— Это все — колыбель! Руби корни!

Ударить ногой Волчицу не мог, все силы на сдерживание уходили. Зато Готтард взялся отчаянно.

От корней только щепка с трухой брызнули. Человек кромсал их с неожиданной яростью, а Волчица, протяжно взвыв, прорвала таки оборону. Толкнула Второго в стену, но Выпь не дал ей убить человека.

Оказался между.

— Стой! — вскинул руку, развернул ладонь, к самому носу Волчицы.

В жестах не было силы, вся она жила в голосе. Но жесты помогали Выпь овеществить то, что не было физикой.

Людоедица встала. Замерла, как вмиг замороженная. Только глаза горели. Выпь слышал, как дышит мир и как меняется. От одного слова.

Загудела вдруг земля, застонала. Корень лопнул. За ним — другой. Волчица завыла стиснутым горлом, посыпалась сверху труха.

— Уходи! — крикнул Выпь Готтарду.

Корни сокращались, втягиваясь в земляную толщу, как черви. Рушилась колыбель. Расплеталась корзинка.

Готтард не ушел, только из колыбели выскочил. Волчица все стояла, не могла ослушаться, сойти с места.

Умри, подумал Выпь. Вздрогнул от собственной трусости.

Нет, больше никогда.

Перехватил дикту правой рукой, будто копье.

— Давай, — сказал Волчице.

Людоедица кинулась и Выпь шагнул ей навстречу, грудью в грудь. Поймал обе ее руки — одной своей, стиснул запястья. Дикта с хрустом вошла под сердце, вышла из спины.

Зубы Волчицы судорожно клацнули, обожгло лицо крапивное дыхание. Выпь ухватил лоскут ткани над раной и дернул, срывая шкуру, как присохший бинт.

И не стало единого, развалилась Волчица на человеческое, животное и древное. Выпь переступил тело, наклонился, подбирая дикту и замер, встретившись взглядом с собственным отражением.

Маска, игрушкой вплетенная в корни колыбели, теперь едва держалась. Медная, равнодушная.

Отражение казалось странным, искаженным. Точно он сам — только старше — заключен был в медном огне. Второй протянул руку, завороженно наблюдая, как делает то же самое его двойник. Коснулся маски и невольно вздрогнул. Горячая. Или почудилось? Подхватил за кожаный ремешок, потянул к себе, снимая с корня.

— Эй, ты, зверобой! Взгляни сюда!

Готтард стоял у алтаря, по-прежнему крепко сжимая нож. Но смотрел наверх. Свет, недавно багровый, теперь лился золотой. А вместе с ним дрожала земля, тряслась. Не Волчица, значит, тому была причиной.

Тряхнуло их в последний раз и замерло все. Только падала высохшая трава и медленно сыпалась искрящаяся пыль.

Выпь подставил локоть.

— Или золото? — недоверчиво ахнул Готтард.