Белый снег – Восточный ветер

Сталин заметил:

– Играет лучше вас и стреляет лучше.

Это задело Ворошилова. Поджав губы, он бросил кий. Вождь поднялся из кресла и встал к столу, но Нестор и ему не давал спуску. Проиграв, Сталин опустил кий, похлопал Нестора по плечу и сказал:

– За что прощаю, что маленький такой.

Военные сдержанно рассмеялись. Сталин подмигнул им и, глянув на сидевшего в дальнем углу Берию, с ехидцей спросил:

– А ты, Лаврентий, чего не играешь? За шары держишься? Или глухого боишься?

Стены бильярдной вздрогнули от громового хохота. Клим сложился пополам, его широкая спина, казалось, вот-вот прорвет рубашку, из глаз катились крупные, как горошины, слезы. Сария тоже рассмеялась, бросила на Берию уничижительный взгляд и вышла на летнюю террасу…

Нарком заскрипел зубами от ярости. Он до сих пор помнил ее взгляд…

Лампы в люстре мигнули и загорелись. Налет закончился, но Берия этого не заметил, он все еще находился во власти воспоминаний. В реальность его вернул шорох открывающейся двери – в кабинет вошел дежурный офицер. Заученным движением он положил на стол темно-красную кожаную папку и тихо вышел.

Нацепив на хищный нос пенсне, Берия включил настольную лампу и принялся изучать документы. Материалы лондонской и нью-йоркской резидентур не заслуживали внимания – оттуда в последнее время приходила лишь тактическая информация, на положение на фронтах она существенно не влияла. Другое дело – разведсообщения из Германии и Нидерландов, управление которыми осуществлял гитлеровский рейхскомиссар Артур Зейсс-Инкварт.

Короткие строки радиограмм красноречиво свидетельствовали о том, что Гитлер, несмотря на колоссальные потери, не отказался от планов захвата Москвы. Добиваясь их осуществления, фюрер пустил вход стратегические резервы.

Агент Каро радировал: «Директору. Источник Мария. Тяжелая артиллерия из Кёнигсберга движется к Москве; орудия береговых батарей погружены на суда в Пиллау; место назначения то же»,«…Источник Густав. Потери бронетанковых подразделений достигают размеров оснащения одиннадцати дивизий», «…Источник Мориц. “План-2” вступил в силу три недели назад; возможная цель операции – выход на линию Архангельск – Москва – Астрахань до конца ноября; все передвижения частей осуществляются в соответствии с ним».

«И все-таки Москва, а не Ленинград! Этот лом Жуков снова угадал», – с неприязнью подумал Берия и возвратился к сводкам.

Следующая радиограмма подтверждала его мысль. «Директору. Источник Мориц. Верховное командование вермахта предлагало перед зимовкой немецкой армии к началу ноября занять позиции по линии: Ростов – Изюм – Курск – Орел – Новгород – Ленинград. Гитлер отклонил это предложение и отдал приказ о шестом наступлении на Москву с применением всей имеющейся в резерве техники».

Дальше шли сообщения, касающиеся производства боевой техники для вермахта. Самолеты и танки сходили с конвейера с точностью швейцарских часов. Военная машина Германии пока не давала сбоев.

Материала для доклада Сталину набралось достаточно. Ознакомившись с донесениями из Швейцарии, Берия окончательно убедился в этом. Швейцарского резидента, немногословного и обстоятельного Шандора Радо, работавшего под псевдонимом Дора, он знал лично. Шандор и на этот раз был предельно точен: «Директору. Источник Луиза. Новое наступление на Москву не является следствием стратегических планов, а объясняется господствующим в германской армии недовольством тем, что с 22 июня не было достигнуто ни одной из первоначально поставленных целей. Вследствие сопротивления русских армий немцы вынуждены отказаться от “плана-1” (Урал), “плана-2” (Архангельск – Астрахань) и “плана-3” (Кавказ). В боях за Москву германская армия ввела в действие все имеющиеся материальные и людские резервы. Для решающего наступления подвезены тяжелые мортиры и дальнобойные пушки, взятые из крепостей Германии…»

Не дочитав сводку до конца, Берия вскочил и в волнении прошелся по кабинету. Толстый ковер услужливо гасил звук шагов, тишина, нарушаемая лишь мерным стуком часов, позволила сосредоточиться. В голове выстраивалась логически выверенная схема доклада, оставалось только расставить акценты.

Нарком возвратился к столу, достал из стакана красный карандаш и принялся заново перечитывать сводку. Взгляд скользнул по последнему абзацу, и пенсне мгновенно запотело. Глаза не верили написанному: «Рамзай – Директору. Источник Инвест. Японское правительство решило в текущем году не выступать против СССР. Однако вооруженные силы в Маньчжоу-го будут оставлены на случай выступления весной будущего года. Ожидается, что к весне немцы будут иметь решающий успех, и тогда японцы начнут военную операцию, чтобы установить новый порядок по всей Сибири».

«Не может быть! – не мог поверить собственным глазам Берия. – Ну, Рамзай! Ну, Зорге! Снова выстрелил первым!»

В дни, когда вокруг столицы все сильнее сжималось кольцо фашистских войск, эти несколько строчек были просто бесценны.

Рука Берии сама потянулась к трубке. «Я стану первым, кто доложит Хозяину! Пришел мой час!» – думал он в ликовании. Однако на звонок ответил Поскрёбышев.

– Иосиф Виссарионович только что отправился спать, – сообщил он.

«Может, оно и к лучшему! – вспомнив о докладе Абакумова, решил нарком. – В конце концов, я еще успею подстраховаться».

Поступок Абакумова, который предпочел не соблюдать субординацию, возмутил его до глубины души. Выскочка чертов! Хозяин погладил его несколько раз по холке, и тот распустил хвост… Конечно, его можно понять: информация, выбитая из японского резидента, стоила того, но она в корне противоречила тому, что сообщил Зорге. Так кто же все-таки прав?

В ту же ночь срочные радиограммы ушли в адрес токийской, харбинской, шанхайской и берлинской резидентур.

Одна из них, направленная в Токио, до адресата не дошла. Ранним утром 18 октября японская полиция провела серию обысков в квартирах советских разведчиков. Рихард Зорге, Макс Клаузен и Бранко Вукелич были арестованы. Вслед за ними в тюрьму отправились их помощники: советник премьер-министра Ходзуми Одзаки и художник Ётоку Мияги. Одна из самых эффективных резидентур советской разведки перестала существовать.

К моменту ареста японская контрразведка располагала неопровержимыми доказательствами. Сотни радиограмм, отправленных в эфир Клаузеном, были перехвачены и расшифрованы. Запираться не имело смысла, но Зорге, как искусный шахматист, даже будучи под арестом, продолжал вести игру с противником. Он преследовал одну цель – вывести из-под удара оставшихся. Не отрицая своей принадлежности к советской разведке, Зорге пытался убедить следствие в том, что его группа не нанесла ущерба интересам Японии, поскольку ее деятельность была направлена исключительно против фашистской Германии.

Безупречная логика разведчика, убедительные аргументы, приводимые им, ставили следователей в тупик. Вопрос о принадлежности Зорге к советской разведке, сделанный через Японское посольство в Москве, был оставлен без внимания. Нарком иностранных дел Вячеслав Молотов отказался обсуждать даже то, был ли Зорге, немец по национальности, советским гражданином.

Следствие длилось два года. В сентябре 1943-го суд приговорил разведчика к смертной казни через повешение. Однако казнь провели не сразу. Состоялась она только 7 ноября 1944 года, в двадцать седьмую годовщину Октября.

В этот день в кабинете начальника тюрьмы Игудзимы собрались три человека: кроме него самого, священник и врач. Все трое явно нервничали. Игудзима еще раз перечитал приговор, положил его в папку, и мрачная процессия двинулась по коридору.

Ровно в десять они вошли в камеру Зорге. Приговоренный к смерти человек гордо поднялся с нар. Ему оставалось всего двадцать минут земной жизни, но даже это обстоятельство не лишило его спокойствия. Он аккуратно застегнул на рубашке все пуговицы, провел рукой по волосам – и шагнул навстречу бессмертию…

Прошел еще год, прежде чем оставшиеся в живых друзья Рамзая отыскали его тело в общей могиле и с почестями перезахоронили на токийском кладбище Тама. Не осталась в долгу и Родина, предавшая своего героического сына по злой воле политических вождей. Справедливость восторжествовала только через долгие двадцать лет. Высокое звание Героя Советского Союза Рихарду Зорге было присвоено 5 ноября 1964 года, посмертно.