Терра. Часть 2. Война племен

— Успокойся. Здесь есть вода и консервы. И сетевой модуль… — Лавджой поднял с земли заушник и стал крутить его перед глазами. — Похоже, рабочий.

— Хочешь в сеть попасть?

— А ты нет? Мы месяц скитаемся и никого не можем найти. Может, это наш шанс!

— Валяй! — она махнула рукой. — Только если засекут твое местоположение — я не виновата.

— Я перекодирую локацию, — пожал плечами Лавджой.

Катарина, судя по всему, пребывала в ярости.

— Имени своего не помнишь, а как локацию перекодировать — помнишь?

— Странно, правда? — улыбнулся он и надел заушник.

— Делай что хочешь! Я мыться!

Запустить самодельный генератор Катарине удалось. Подождав минут десять, она разделась и стала на бетонный пол в импровизированной душевой. Из резиновой трубы над головой полилась теплая вода и Катарина едва не завизжала от восторга.

— На, я мыло нашел, — он протянул ей мыльный огрызок и стал раздеваться.

— Ты же в сеть полез!

— Здесь не ловит, — ответил он, стягивая с себя штаны. — Потом еще попробую.

— Пока я не помоюсь, тебе горячей воды не видать!

— Здесь места на двоих хватит. Двигай жопой, плоскогрудая!

— У меня третий размер! — взревела Катарина. — Все натуральное!

— В моде шестой — синтетический, насколько я помню…

Она открывала рот, как рыба, пытаясь что-то сказать, но мыслей в голове не осталось. Роскошный мужик! Высокий, мускулистый, лицо словно вылеплено скульптором, глаза синие-синие, волосы — каштановые, кожа — белая. И внизу есть, чем похвастать. Она бы дала ему на раз-два! Да что там! Она бы набросилась на него сама! Да вот, одно но… Люди с рекомбинантами не спят. Сторонятся их. За всю жизнь у нее несколько партнеров было — все рекомбинанты. Им до Лавджоя, как ей до шестого размера.

— Рыжая, ты так и будешь на меня пялится?

— Рыжая? — зашипела Катарина и подвинулась, уступая место под струей воды.

— Чему ты удивляешься? Ты рыжая! И в веснушках вся!

— Рыжая-бесстыжая! — покривлялась Катарина и отвернулась, намыливая голову.

— Я поначалу подумал, что ты крашеная, но когда голой впервые увидел, понял, что все натуральное, — он стал посмеиваться, что взбесило Катарину еще больше.

— Только мозги наполовину искусственные… — прошептала она. — А так, все натуральное.

— Ты… завидуешь… людям?

— Да, — выдохнула Катарина. — Я не выбирала свою участь. Они выбрали за меня.

— И ты веришь, что если сопротивление победит, все изменится? — тихо спросил он.

— Да. Я не просто верю, я борюсь за это. Второй, третий ребенок в семье… Почему, они должны стать материалом для пробы? Почему должны рискнуть жизнью? И почему, если выпадет шанс выжить, в шестнадцать лет должны потерять все?

— Миру нужны рекомбинанты.

— И оборотни, — прошептала она. — Технологии, прогресс, удобства. Фелерина взорвалась всего два года назад. Осталось только две планеты, на которых мы можем выжить. Если Пеленея и Нирена погибнут, что с нами станет?

— Ты про вид или про нас с тобой?

Она встала под воду, чтобы смыть мыло с волос.

— Если планеты погибнут, нам определенно не выжить. Изучать просторы бескрайнего Космоса будут другие представители человека разумного. История циклична. Война племен погубила Землю. Война племен погубит и человечество.

— Война племен… — повторил он, намыливаясь. — Как интересно ты назвала произошедшее.

— Племя людей против племени технологий. Победит либо человек, либо технология. Если победит человек — вид выживет. Если технология — погибнет.

— Какова твоя специализация как рекомбинанта? — спросил он, ополаскиваясь водой.

— Инженер промышленных технологий.

Лавджой присвистнул.

— А с виду не скажешь. Я думал, ты биолог какой-нибудь.

— Если рыжая, значит биолог? — хмыкнула Катарина.

— Не помню, чтобы у меня с натуральными рыжими было когда-нибудь…

Катарина, намыливая себя между ног, замерла.

— Думаешь, если спасла задницу твою, то и ноги быстро раздвину? — зашипела она, стоя к нему спиной.

— Рыжая, — произнес он как ни в чем не бывало, — твой третий размер заводит куда лучше шестого-синтетического.

Катарина закрыла глаза и выдохнула. Сама же хотела перепихнуться с ним. А когда он сам предложил — ощетинилась. Нелогично. Не по-рекомбинантному.

Она встала под воду и вымыла причинные места. Затем окинула Лавджоя взглядом с головы до пят, оценив стояк на двенадцать баллов из десяти. Протянула руку и обхватила достоинство. Пальцы почти смыкались. Почти. Катарина провела ладонью по крайней плоти и спустила ее вниз.

— М-м-м… Гулять, так гулять! — улыбнулась она и опустилась на колени.

— Твою ж мать! — заревел он, запуская пальцы в ее мокрые волосы.

Одна минута и он кончил.

— А ты быстрый, — не скрывая разочарования, произнесла она и продолжила наслаждаться водными процедурами.

Молчание затянулось. Катарине это показалось странным. Она повернулась к Лавджою и ничего не поняла. Он стоял как вкопанный, глядя на нее как-то… …как-то странно…

Катарина пощелкала пальцами у него перед глазами.

— Приди в себя! Твой лучший в жизни минет окончен!

— Я верю, что ты можешь сделать минет и лучше.

У Катарины челюсть отвисла. То ли по роже ему врезать, то ли собраться да свалить на хрен. Пожалуй, пора сваливать.

Она развернулась, чтобы уйти, но он схватил ее за локоть.

— Куда собралась?

— Отвали, скотина.

— Рыжая, мы еще не закончили!

— Отвали! — закричала она, пытаясь выдрать руку из его хвата.

Он за бедра ее схватил и спиной к себе прижал. Руки его у нее между ног оказались. Силен, зараза, но пальцами работать умеет. Катарина даже глаза от накатившей неги закрыла. Бедный ее клитор. За ним еще никто так старательно не ухаживал. Опытен, зараза.

— Наклонись вперед, — охрипшим голосом попросил Лавджой, и она тут же согнулась пополам.

Вошел, как к себе домой. Она только и успела, что охнуть. Несколько движений и Катарину затрясло. Она начала постанывать, подавая бедра навстречу. Еще немного, еще чуть-чуть, и она получит свой экстаз. Лавджой сжал ее ягодицы и увеличил темп.

— Твою мать! — воскликнула она перед тем, как с головой погрузиться в оргазм.

— О… да… — отозвался он откуда-то издалека и кончил… в нее.

— Ты идиот? — прошипела Катарина, продолжая стоять в прежнем положении. — Тебя что, не учили выскакивать?

— Мы три недели скитаемся. У тебя еще не было менструации. Либо тебя уже обрюхатили, либо пора тампоны искать.

— А если обрюхатили? Не боишься, что я чужие заслуги тебе припишу?

— Знаешь, с определенных пор я вообще ничего не боюсь, — ответил Лавджой, покидая ее тело.

— Это с каких же? — Катарина разогнулась.

— После твоего минета меня уже ничто не страшит! — захохотал он, обнимая ее и прижимая к себе.

Она не знала, как на это реагировать. Странная реакция, больше на истерику похожа. Спустя несколько минут он успокоился и запустил на прощание язык ей в рот, что Катарина расценила как грубый, но все же поцелуй.

***

Неделю спустя.

Он с нее не слазил. Она с него, в принципе, тоже. Казалось, Катарина вошла в раж и потеряла остатки своих супер-мозгов в его объятиях. Лавджой время от времени пытался выходить в сеть, но все попусту. Одно заброшенное место стоянки сменялось другим, и вслед за безудержным сексом последовала запланированная менструация. Катарина поклялась, что Лавджою в эти дни ни черта не обломится, но спустя сорок восемь часов она вновь оказалась лежащей под ним.

— Интересно, когда мы доберемся до своих, ты продолжишь этот безумный марафон со мной или найдешь себе другую озабоченную, посвежее, так сказать…

— Рыжая, ты какую-то ересь несешь, — улыбнулся он в ответ и чмокнул ее в губы.

— Ты так и не вспомнил свое настоящее имя?

Он перевернулся на бок и уставился в небо.

— Нет.

— А звание? Ну, хоть что-нибудь ты вспомнил?

— Образы одни. Никакой конкретики. А в твоей голове после инициации что-нибудь осталось?

— Нет, — прошептала она. — Тот объем информации, который они впихивают во время инициации, не оставляет от прошлой жизни ничего.

— А эмоции? Когда они вернулись к тебе?

— Года через два начала что-то испытывать. Злость, раздражение, недовольство. Они лечили это в сети. Закачиваешь обновление информационных баз — и вновь ничего. Среди наших слухи ходили, что если перестать обновляться, эмоции вернуться в полном объеме. Но на госслужбе за своевременным обновлением пристально следили.

— Тебе не хватало этого? Эмоций, я имею в виду? — Лавджой провел пальцем по ее груди и спустился к пупку, очерчивая круги вокруг него.

— Я поняла одно: если что-то отобрать, жертве обязательно захочется это что-то вернуть. В этом прокол всей системы. Рекомбинанты должны были восстать. И это не заслуга сопротивления. Если существуешь без эмоций, всегда хочется понять, что такое существовать с эмоциями. Когда начинаешь чувствовать, а потом вновь теряешь эту способность, призраки этих эмоций все равно остаются. Ты как бы реально осознаешь, что стал ущербным, и начинаешь искать способ вернуть себе «нормальность».

— А оборотни? Как думаешь, они испытывают что-то?

— В их мозгах столько имплантов, что вряд ли там остается место для каких-либо эмоций. Не будь они созданы из людей, я бы назвала их идеальными андроидами. Я как-то задалась вопросом, почему они с такой легкостью копируют людей, их поведение, эмоции, а потом пришла к выводу, что скопировать то, чего в тебе нет, проще, чем скрыть что-то. Понимаешь, о чем я?

— Подражать проще, чем врать, — кивнул он.

— Да.

— Интересная мысль. Но ведь оборотней, так же, как и рекомбинантов, создают из людей.

— В нас больше органики. В них больше наномашин и имплантов, — вздохнула Катарина, закрывая глаза.

— Почему ты примкнула к сопротивлению? — тихо спросил Лавджой, продолжая поглаживать пальцем кожу на ее пупке.

— Я не хотела жить в обществе, где детей приносят в жертву технологиям.

— Или ты сама хотела иметь детей? — прошептал он ей на ухо.

Катарина молчала.

— Рыжая, ну ты чего?

— У меня подруга была. Ну, как подруга. Мы жили в соседних квартирах. И общались как рекомбинанты. Она любовника завела, ну, для того, чтобы гормоны в крови не скакали. Он тоже был рекомбинантом. Мы работали вместе. В общем, забеременела она. Закон ты знаешь. Рекомбинанты не могут воспитывать детей. Любовник ее тут же бросил, а аборт под запретом. Могла бы и к нелегалам пойти, но не пошла. Не знаю, чем она руководствовалась. Помню, как руки ей на живот прикладывала, а ребенок там, внутри, шевелился. Девочка была. Короче, дочь ей даже не показали. Подержали подругу мою в больнице три дня и на работу отправили. Она выбросилась из окна своей квартиры через неделю.

Лавджой прижался носом к ее щеке и обнял.

— Мне очень жаль.

— Тебе жаль. Ты человек. А я помню, как спустилась вниз, взглянула на пакет, в который ее упаковали, назвала ее идиоткой и пошла дальше.

На глазах Катарины проступили слезы.

— Я просто посмотрела и пошла дальше, понимаешь?

Соленые капли покатились по щекам.

— Это не нормально, — простонала она. — Это вообще не нормально! Знаешь, как я в сопротивление попала? Через месяц после ее самоубийства, папашка ребенка стал подкатывать ко мне. Не знаю, почему я это сделала… Помню, как взяла со стола стилус и воткнула ублюдку в глаз… В суматохе, которая поднялась, я деру дала. Бежала, куда глаза глядят. Меня на улице схватили. Повязали по всем правилам. За убийство — смертный приговор. До исполнения казни как раз два дня оставалось, когда сопротивление на город напало. Узников тюрем первыми освободили. Так я к рядам сопротивления и примкнула. Сначала по ячейкам скиталась. Потом обосновалась в одной. Почти два года там прожила. Полтора месяца назад ее оборотни накрыли. Пришли в группе беглецов. А потом всех положили. Как я отношусь к оборотням? — Катарина ощетинилась. — Я их ненавижу.