Терра. Часть 2. Война племен

Глава 25

Три месяца спустя. Восточное поселение.

Катарина вышла из дома и направилась в город. Два месяца минуло с тех пор, как она переехала сюда. Три месяца минуло с тех пор, как она видела Лавджоя в последний раз. Катарина покрепче сжала корзину в руке и ускорила шаг. Сегодня суббота — ярмарочный день. Она намеревалась купить семена, чтобы разбить огород за домом, как уже сделали все ее новоявленные соседи. Людей вокруг становилось больше. Предки и потомки смешались в одну кучу разношерстной толпы, где принадлежность к какому-нибудь сообществу можно было определить разве что по серьгам в ушах и прическе. Кто-то с ней здоровался, кому-то было на нее наплевать. Она обошла несколько лавок с семенами и заняла очередь в одну из тех, где корнеплоды продавали дешевле. Она заметила его не сразу. Он стоял в какой-то другой очереди и разговаривал с женщиной в старообрядном платье. Лавджой смеялся и кивал, а незнакомка так и липла к нему, то волосы поправляя, то игриво плечиками подергивая. Катарина отвернулась, чтобы не смотреть.

— Здравствуй, Катарина! — она даже отпрянула, не ожидав, что кто-то к ней подойдет.

Симон. И снова Симон! Рекомбинант, по совместительству ее сосед. Он жил на пять домов дальше, но считал своим долгом подойти к ней при каждом удобном и не очень случае, чтобы поболтать ни о чем и, очевидно, подкатить.

— Привет, Симон! — она улыбнулась собрату по несчастью так искренне, что аж самой тошно стало.

— Решила картофель посадить?

— Все ведут хозяйство, — она пожала плечами. — Надо же и мне когда-то начинать.

— Наши собираются новое поселение организовать. Собирают единомышленников. Приглашают не только рекомбинантов. Нашлись желающие и среди людей присоединиться. Я, наверное, соглашусь. Если начинать сначала, то лучше на собственной земле. Подумай, может, с нами захочешь пойти?

— Я подумаю, — она кивнула. — А пока попробую посадить картофель.

— Помощь нужна? Ты говори, не стесняйся! Может, водопровод я и не починю, но прибить что, вкрутить — это без проблем!

— Спасибо, Симон. Если нужна будет помощь, я позову.

— А над предложением моим подумай. Мы здесь не ко двору. Пора бы и самим начинать жизнь строить, а не на прошлое оглядываться.

— Я подумаю, Симон. Подумаю, — она закивала и отвернулась, давая понять, что разговор окончен.

Сосед ретировался, а Катарина продвинулась в очереди. Может, и стоить уехать. Начать все заново. С Авророй и Радомиром они всегда смогут видеться, все же, на одной планете живут. Но у них своя жизнь, а у нее теперь своя.

Катарина набрала целую корзину клубней и отправилась назад, к дому. Хромота под тяжестью ноши только усилилась. Она один раз обернулась туда, где видела Лавджоя и тут же отвернулась. Там его уже не было. Вернулась домой, переоделась и с лопатой на задний двор вышла.

Аврора сказала, что дело нехитрое. Копаешь борозду, нарезаешь клубни, бросаешь, прикапываешь, поливаешь и ставишь метки, где ряды заканчиваются. Радомир даже предложил ей помочь, но Катарина вежливо отказалась. Поправив платок и надев холщовые перчатки, она принялась за работу. Спустя два ряда, она рухнула на колени, вытирая пот со лба. Тяжелый труд. Но, наверное, ей просто нужно к нему привыкнуть.

Он вышел из-за угла ее дома. Не здоровался, не спрашивал разрешения, чтобы зайти. Просто явился, как будто право имеет. Подошел, в своей широкой расшитой рубахе, взял лопату и стал копать дальше. Она так и сидела на земле, пока рядом не раскинулось еще десять борозд. Вернулся к ней, воткнул лопату в землю и осмотрелся.

— Воды принеси, пожалуйста, — попросил Лавджой. — Пить хочу.

— Да, конечно, — она встала, отряхнула со штанов землю и направилась в дом.

Вынесла кувшин и кружку. И полотенце захватила — вдруг, лицо ополоснет, так будет чем вытереться. Он нарезал картофель и бросал его в борозды.

— Вот, держи, — она протянула кружку.

Лавджой взял из рук кувшин. Пил долго. Вода из кувшина стекала по подбородку, лилась на прилипшую к телу рубаху. Лавджой остатками воды лицо ополоснул и вернул Катарине кувшин.

— Полотенце? — спросила она, протягивая ему полотенце.

— Не надо, — он отвернулся и продолжил работать.

Катарина так и осталась стоять с кувшином, кружкой и полотенцем в руках.

— Ты голоден? — опомнившись, спросила она. — Я суп утром сварила. Могу котлет нажарить. Фарш только вчера у мясника купила.

— Нажарь, — он пожал плечами. — Думаю, ты успеешь, пока я закончу.

— Хорошо, — она закивала, как кукла-марионетка, и рванула в дом.

Метнулась на кухню. Так, фарш… Фарш… Черт! Она вся в грязи.

Катарина быстро в душ направилась. Переоделась. Вернулась на кухню и повязала передник. Фарш. Фарш…

Возилась около часа. Накрыла стол. Поставила бутылку бормотухи… Мало ли. Захочет выпить. И села. Долго ждала. Пока не стемнело. А когда стемнело, убрала все со стола и с фонарем вышла на задний двор. Ровные ряды посаженного картофеля были отмечены вбитыми колышками.

Катарина вернулась в дом. Проревела полночи, пока не напилась бормотухи и не отключилась.

Утром кто-то заколотил в дверь. Катарина едва выползла из постели и накинула на плечи халат.

— Кто там?

— Я.

Она приоткрыла дверь и высунула голову.

— Зайдешь?

— Нет, я быстро, — Лавджой отвел взгляд, очевидно, чтобы не смущать ее. — На вечер планы есть?

— Нет, — прохрипела она, хотя эти вечером намеревалась перестирать постельное белье.

— Сегодня на площади после заката будут запускать фейерверки. Пойдешь со мной посмотреть?

— Да… — промямлила Катарина.

— Я зайду за тобой в четыре, — он тут же развернулся и ушел.

Катарина заперла дверь и нахмурилась. А почему в четыре, если фейерверки после заката? Она поджала губы и подошла к зеркалу. Чучело смотрело на нее и кривилось. Катарина похлопала себя по щекам и направилась в душ.

В половину четвертого она стояла у двери и ждала, когда он постучит. Ровно в четыре он подошел и постучал. Катарина тут же открыла и вышла на улицу. Лавджой протянул ей букет малиновых неизвестных цветов, перевязанный белой ленточкой.

— Это тебе.

— Спасибо! — она прижала букет к груди и улыбнулась.

Понюхала цветы — они ничем не пахли — и обернулась к двери.

— Я в воду их поставлю, и мы пойдем.

— Конечно, — Лавджой тут же отвернулся.

Катарина вернулась в дом, воткнула букет в кувшин с водой и быстро направилась обратно.

— Все, можем идти, — заперла дверь на замок и ключи бросила в сумку, которую носила через плечо.

Шли черт знает куда. Сначала к площади, потом свернули к скверу, потом на улицу с разными харчевнями и лавками.

— Спасибо, что помог мне с картофелем, — наконец, выдавила из себя Катарина.

— Пожалуйста, — он продолжал идти рядом с ней, даже не пытаясь взять ее за руку или просто предложить ей опереться о его руку.

Словно чужие. Словно не были знакомы никогда.

— Где ты сейчас живешь? — спросила она.

— Комнату снимаю у женщины одной.

— Той, с которой ты на ярмарке разговаривал? — выдала Катарина и тут же умолкла.

— Это ее дочь. Заботливая мамаша, очевидно, считает, что я могу составить неплохую партию для ее кровиночки.

— Она симпатичная, — пожала плечами Катарина.

Лавджой резко остановился и вперил разъяренный взгляд в Катарину.

— Ты с ним спишь?

Она поморщилась.

— С кем?

— С рекомбинантом, который возле тебя постоянно околачивается. Сосед твой через пять домов.

— Нет, — покачала головой Катарина. — А что, похоже, что я с ним сплю?

— Не знаю. Он тебя в новое поселение зовет переехать, а не меня. Значит, рассчитывает на что-то.

— Ревнуешь? — тихо спросила Катарина.

— Да, ревную. Так спала с ним или нет?

— Нет, — она покачала головой.

Лавджой кивнул и пошел дальше.

Катарина поспешила его нагнать.

— А ты? — спросила она.

— Что я?

— Спал с кем-нибудь?

— Конечно.

Катарина поняла, что больше не может идти. Екнуло внутри и болью разлилось. Она остановилась. Отвернулась. И побрела назад. Зря признался… Лучше бы соврал… Она не простит… Хоть и сама его бросила. Но все равно не просит. И плевать, правильно это или нет. Жила без него, проживет и дальше. Огурцы посадит. И картофель вырастит. Все сама. Сама.

Он возник перед ней из ниоткуда. Она обогнула его и ускорила шаг. Он снова возник на пути. Она хотела его обогнуть, но он схватил ее за плечи и заставил стоять перед ним ровно.

— Не спал я здесь ни с кем! — произнес он. — Вообще после гибернации ни с кем не спал, даже с тобой!

Она отвернулась. В глазах застыли слезы.

— Не верю.

— Клянусь!

— Зачем тогда так ответил? — она взглянула на него. — Чтобы на реакцию мою посмотреть?

— Чтобы увидеть, как ты ревнуешь.

— Увидел? — по ее щекам покатились слезы. — Мало мне боли, правда? Давай… Добивай… — она отбросила его руки и захромала назад, к дому.

Открыла дверь, кинула сумку на пол, разулась и начала реветь. Он вошел следом. Дверь запер. Разулся. Подошел и обнял ее.

— Ты прости меня. Мне тоже больно. Хотел увидеть, станешь ли ты ревновать? Может, тебе наплевать? Может, это я ошибся, и ты все это время только выживала, а не любила…

— Да как ты смеешь! — она оттолкнула его. — Как у тебя язык поворачивается такое говорить! Думаешь, мне было легко правду принять? Думаешь, мне все равно, с кем ты трахался, пока я дома тебя ждала? Я любила тебя! И радовалась этому, потому что как никогда чувствовала себя живым человеком, а не машиной! И все рухнуло в один день! Ничего не осталось. И внутри пусто. Будто вновь в машину превратилась. Я знаю, что виновата. Знаю, что не должна была так себя вести. Прости за это. За все, что я тебе наговорила. Но, Лавджой… Прошлого мне не вернуть и ничего не исправить. Все… — она развела руками. — Все.

— Выходи за меня, — произнес он, вставая перед ней на колени. — Я же очень сильно тебя люблю, — он обнял ее за талию и прижался лбом к ее животу. — Без тебя как в аду… Делаю что-то, потому что должен… А внутри пусто, смысла никакого нет. Я иногда прихожу тайком на тебя посмотреть. Как ты спишь. Как кошмары тебе снятся. И больно, потому что разбудить не могу, но все равно прихожу и смотрю… Иногда днем за тобой наблюдаю. Появишься в окне и кажется, что сейчас взглянешь на меня и улыбнешься, зазывая домой. Но ты ничего не замечаешь и в окно вообще не смотришь. А я все равно, как будто рядом с тобой… Как будто ты рядом со мной… И я снова живой… Я живой… Выходи за меня, Катарина. Посадим огурцы и помидоры. Зелень всякую… Я дом отремонтирую. Деньги есть… Я свою школу открыл. Обучаю всех, кто приходит, драться и оружием пользоваться. Пока учеников немного, но заработок неплохой. Дочь наша жива и здорова. Это же хорошо! Да и мы с тобой не старые… И дети у нас еще могут быть. Сами вырастим их, воспитаем. Я же люблю тебя, Катарина! А ты на улице делаешь вид, то не замечаешь меня…

— Потому что сама все разрушила, — прошептала она.

— Так, собери все заново… Ты же инженер… Ты можешь что-нибудь придумать.

Она запустила пальцы в его волосы и стала поглаживать затылок. Лавджой закрыл глаза. Так и стоял на коленях, пока руки не сползли с талии на бедра, затем не забрались под ее подол. Стянул с нее белье, задрал платье и начал целовать. Катарина головой в стену уперлась и ногу ему на плечо забросила. Только губы. Только язык. Только его дыхание. Ладони на обнаженных ягодицах. Застонала. Поплыла. И пальцы его уже на животе. И платье с себя она уже стянула. И ладони на груди, и поцелуи соски обжигают. Ее третий натуральный лучше шестого синтетического. Язык на шее, облизывает. Пальцы на щеках замерли. Губы оказались напротив губ. Хочет их поцеловать. Он сам поцеловал ее. Медленно, тягуче. Как она всегда любила. Ладони снова на бедрах. И, черт возьми, двенадцать баллов из десяти. Катарина спустила его штаны. Он приподнял ее за ягодицы и вошел.