Вера, Надежда, Любовь

5

Карякину только в одном не повезло — он не поспел к отправке эшелона. Во всем остальном ему повезло. Он хорошо выступил на областной учительской конференции. Его речь о догматизме в педагогике оказалась остроумна, построена только на фактах и завершалась выводами. Догматики были посрамлены — именно потому они хвалили карякинскую речь на все лады. Досталось также плановой комиссии облисполкома: жалуются, что мало денег на школьное строительство, а проекты утверждают дорогие, допотопные. Все это было важно, было записано в решении конференции, а также опубликовано в областной газете. Затем Карякин добился экзамена для Любы Ивановой — удача необычайная. Затем в облпрофсовете он добился самого широкого допуска учеников на строительство комбината — для производственного обучения.

Поверив в свою удачливость, Карякин осмелился завести разговор другой. Беспокоится он о судьбе одного очень талантливого человека. Человек этот священник. Поп, одним словом… Возможно, вы о нем слышали? Нет, не слышали… Так вот мысль Карякина в том, чтобы пригласить попа в школу преподавать математику. Что вы, помилуй бог, Карякин вовсе не представляет себе дело так, что в классе будет преподаватель в рясе — ни в коем случае! Поп этот сложит сан. Ах, все равно нельзя? Ну да, без диплома. И вообще, хоть ты и бывший, а все-таки поп. Как-никак просвещение — сфера идеологическая. Вдруг идеализм какой-нибудь, что тогда? Карякин сказал, что нет, нет, боже упаси, никакого идеализма быть не может. Математика — точная наука. Кроме того, поп этот, можно сказать, диалектический какой-то поп — вот ведь что! Карякин за него ручается. А вообще настало время отрешиться от закоснелых взглядов. Вот в соседней области вопросы такого рода давно уже решают широко, дерзко и оригинально.

На это возразили, что Карякин говорит про соседнюю область так, будто наша область хуже. Наша область не хуже.

А кроме того, Карякин узок. Увлекаясь своими педагогическими новациями, он не видит реальной жизни. Лесохимический комбинат, который строится у него под боком, нуждается в кадрах, и потому пусть Карякин обратится в соответствующую организацию. Желая испробовать все, Карякин пришел в соответствующий трест и встретился там с человеком в ранге начальника отдела. Этот легкомысленный молодой человек сказал: «Мы его берем». ЛХК — современный промкомплекс с программной технологией, в лаборатории математического анализа недостача трех штатных единиц. «Мы его берем! — повторил он, сверкнув очками, за которыми трудно было разглядеть его глаза. — Поп? Это очень пикантно!»

На обратном пути Карякин пригласил с собой начальника сплавной конторы — он отправлялся на катере вниз по реке на генеральную запань. Весь день Карякин смотрел на плывущие берега и думал, что, конечно же, прежняя радость вернулась к нему окончательно.

Уже вечерело, когда, добравшись от Свияги на попутном грузовике, Карякин, усталый и пыльный, шел домой. Около лесопилки его догнал Костя Ряхов.

— Подвезем, Владимир Сергеевич?

Карякин обернулся и ахнул: Ряхов подкатил на ослепительной «Волге». Довольный произведенным эффектом, Костя открыл дверцу.

— Подвезем, чего уж там!

Проклиная Костину въедливость и собственную мягкотелость, Карякин сел на роскошное сиденье рядом, и — чего уж там! — они поехали.

— Делаешь успехи, — заметил Карякин.

Костя не уловил иронии, принял как похвалу.

— Хорош аппарат! Сто двадцать километров в час, как один, вроде прогулки — променад. Вот с отцом Кириллом на курорт едем недели через две.

Карякин спросил про отца Александра — как он, вернулся ли?

— Только что его проводил, — сказал Костя. — Чемоданчик ему внес, пожелал счастливого пути. Пятерку дал… Хо-хо! Надо думать, зарплатка у него теперь разлюли-малина.

— Постой, постой! — перебил его Карякин. — Я что-то не понял…

— Понимать особо нечего. Протоиерея дали ему.. По-ихнему вроде полковник, что ли. А может, и генерал. Шапку особую, камилавку — куда там! Назначение — Курск. У нас, выходит дело, ему не по чину. Я вас, Владимир Сергеевич, по Комсомольской прокачу. Там асфальт положили — чин чинарем…

— Ты, братец, вот что, — спокойно сказал Карякин. — Поворачивай назад. У меня новость поважней…

— А? — не понял Костя.

— Назад, назад поворачивай!

Вальяжный туз из Кости улетучился в один миг. Чуя — дело не просто, он сразу же струсил и притаился. Ослушаться он не посмел.

На перроне, куда Карякин вбежал четверть часа спустя, было уже пусто. Дежурный по станции зевнул и безнадежно махнул рукой. Давно ушел, мол, догоняй! Острое беспокойство овладело Карякиным. Он понял с особенной ясностью, что сейчас, в эту минуту, решается что-то до крайности важное. Вернувшись в машину, Карякин сказал:

— Едем в Свиягу!

Костя взмолился: смазка не та, бензин не тот… Что скажет отец Кирилл? Он же уволит Костю, прогонит взашей.

— Подлый трус! — гаркнул Карякин. Он и сам удивился: вот так глотка! — Будешь делать все, что я тебе скажу. Иначе ты пожалеешь.

…Обочиной дороги, опережая вереницы самосвалов, мимо нагромождений песка и развороченной земли, мимо штабелей кирпича и леса, через строительство в поле мчалась блистательная «Волга». Жидкая грязь из-под колес летела по обе стороны вместе с машиной сплошными круглыми дугами.

Догнать его! Догнать! Тогда, тринадцать лет назад, он ушел от борьбы. Если сейчас он опоздает, то не случится ли что-нибудь и с ним самим, с Карякиным? Не будет ли он жить с сознанием вины за долг, не исполненный до конца? Он обречен будет на оправдывания перед самим собой. Теперешняя его свободная окрыленность покинет его, и неудачи длинным хвостом увяжутся за ним надолго. Он суеверно боялся потерять снова обретенную им веру в себя. Не одного священника хотел он спасти, гонясь за ним и за уходящей зарей. Он и себя спасал.

Автомобиль оседал от скорости. Дорога летела под колеса. Колеса пожирали дорогу, но она была слишком длинна, никак не могла иссякнуть. Костя вцепился в баранку так, что суставы пальцев у него побелели, а сам он будто бы похудел даже, у него заострился нос.

На сорок восьмом километре они проскочили железнодорожный переезд уже на красный свет. Карякин оглянулся. Стрелочник, спуская шлагбаум, грозил им вслед кулаком.

«Ладно, — отмахнулся Карякин. — Пронесло, и слава богу». Священник не выходил из головы. Карякин тоже вспомнил последнюю их встречу. «Вот тебе дело по сердцу, и снимай ты с себя поповскую одежду». Этих слов он не мог тогда ему сказать. Что ответил бы тот, скажи он эти слова сейчас? Скажи-ка вот! Надо его догнать сначала…

Ревущий поезд прервал его мысли — тот самый поезд…

До Свияги по шоссе оставалось еще километров тридцать. Карякин никакого понятия не имел о том, что будет он говорить и как поступит, если догонит священника. Он знал только одно: надо его догнать, потому что в этом залог всего остального, здесь половина дела.

За мостом случились два досадных объезда и фургон, который никак не удавалось обогнать. «Волга» вырвалась вперед, лишь поднявшись от реки встречь закатному небу в зеленый простор лугов. Карякин оглянулся на злосчастный фургон. Дорога уходила назад бесконечной рекой. Карякин смотрел на горящие облака перед собой и пуще машины этой, которая его несла, стремился вперед — туда, куда вела дорога, смело и четко рассекая пространство пополам.

Свияга — тишайший городок — явилась вдруг, как из-под земли выросла. «Волга» прошла по пыльной улице, разгоняя гусей, и стала у вокзала.

Был колокол к отправлению, когда Карякин, сбивая людей, ворвался на платформу. Поезд тронулся. Проводник на подножке торопливо посторонился, сочтя Карякина за рассеянного пассажира.

Карякин прошел через вагон-ресторан в спальный.

— Священник у вас едет? — требовательно спросил он у проводника.

— Обязательно! — с готовностью ответил проводник, будто возить священников было его обычным делом.

Вам знаком ли этот обман: смотришь из вагона на уходящий ландшафт, видишь, как стремится вперед поезд, но закроешь глаза, и поезд двинулся в обратную сторону. Несовершенство какого-то нашего чувства…

Отец Александр открыл глаза и увидел перед собой Карякина: хочешь — верь, хочешь — нет.

— Здравствуйте, Александр Григорьевич. Догнал-таки я вас!

Карякин снял кепку и ахнул ею об пол, как это делают одни только русские люди.

Александру вспомнилось. Карякин похож на того, который шел тогда по льду. Случайное совпадение…

— Здравствуйте, Владимир Сергеевич. Мой дорогой…

Что было бы с той женщиной, если бы она не освободилась от груза? Глупая женщина… Как она держалась за свои салазки! От растерянности, от страха или потому, что груз на салазках был ей дорог? Но когда был сброшен прочь в полынью этот груз, два человека пошли, как один. Льдины двигались и ломались. Всякую секунду положение менялось так круто, что не могло уже быть никакого расчета заранее. Чувство общности влекло их друг к другу. Один опасно качнулся на льдине, но спутник помог устоять. Оба замерли. Но уже в следующий миг, не сговариваясь даже взглядами, они пошли вперед с такой неожиданной легкостью и свободой, словно не безопасность была им важна, а этот легкий бег.

Так в минуту опасности люди находят друг друга.