Дата Туташхиа

Притча создает герою оптимальные, «очищенные» условия, в которых он может недвусмысленно выразить свою сущность. Большая или меньшая условность ситуаций, конфликтов, характеров здесь неизбежна. Большая — можно сказать, к примеру, о малоформатной прозе эстонских писателей среднего и молодого поколения: предложенные герою обстоятельства, да и он сам подчас столь условны, что поставленный над ним нравственный эксперимент приобретает почти лабораторный оттенок. Меньшей условностью отличалась — не лишний в данном случае опыт — повесть Чингиза Айтматова «Пегий пес, бегущий краем моря». Вполне реальный выход рыбаков-нивхов в море обернулся трагической историей с отчетливым привкусом прямого нравственного урока: чтобы спасти мальчика, добровольно уходят из жизни старшие. Лодка, четверо людей во власти стихии, каждый должен сделать четкий выбор… Следование законам притчи обнаруживается в разных национальных литературах, у разных писателей. Грузинская литература чтит эти законы наиболее ревностно (договоримся, что это — ее реальное качество, а не особое достоинство или недостаток).

Многие главы романа «Дата Туташхиа» отличаются чисто притчевой законченностью и самостоятельностью. Такова глава, написанная от имени Куджи Торна, человека, который выращивал крысоедов, — экзотическая, согласитесь, профессия. В лечебнице, которую содержит дядя рассказчика, и разыгрываются две параллельные истории: Куджи выращивает в бочке крысоеда, то есть того, кто выживет среди других осатаневших от голода крыс, а пациенты лечебницы, вынужденные решать проблему хлеба насущного, вступают в сложные отношения, и откровенный наглец и хапуга оказывается сильнее и строгого добряка, и соглашателя. И, самое главное, эти люди, увлеченные самим ходом борьбы, постепенно становятся неспособными к элементарному добру…

Это один из тех житейских эпизодов, которые формировали мироощущение Даты, и долгое время спустя он с горечью бросит по адресу алчного разбойника, купленного властями: «Вывели крысоеда!» — подчеркнув, что полученный им урок не забыт, остался в памяти тяжелым грузом.

Благородный абраг движется кругами познания действительности и человека, один круг четко отделен от другого, у каждого — свой смысл, своя поучительность, своя протяженность. Дате суждено погибнуть только тогда, когда он исчерпает свое предназначение на земле. Он, умирая, сознательно падает в море, возвращается в стихию — прародительницу всего сущего. Символический финал романа-притчи о тщете и возвышенности поисков самой формулы человеческого бытия по законам добра и справедливости. Но вот что интересно: хотя в повествовании много мотивов, символов, фразеологии из Священного Писания, да и трактует роман проблематику, которую принято считать вечной, он не оставляет впечатления библейской завершенности и законченности. Дата — человек, и бьется в романе его живая и ранимая душа. Путь Даты завершен — для него. Но путем бесконечного познания мира и себя в мире пойдут другие, и им поможет не столько усвоение истин, открытых Датой Туташхиа, сколько оставленный такими, как он, дух вечного беспокойства, созидательные сомнения разума, исступленная жажда справедливости на земле<