Всем спокойной ночи

— Это было прекрасное время, — сказала я. — Мне очень нравилось учиться и много читать.

Мои слова не произвели большого впечатления на Мишель. Впрочем, не уверена, что я когда-либо видела на лице Мишель какие-либо эмоции, помимо скуки. Скучающая и, конечно же, прелестная.

— Вероятно, и я когда-нибудь поступлю, — промолвила она, пытаясь снять кусочек засохшей туши с одной из длинных ресниц. — Когда стану старой для работы моделью. А ты в каком университете училась?

— В Колумбийском.

Она уставилась на меня.

— А ты можешь позвонить там кому-нибудь, чтобы я тоже поступила?

— Ну, обычно так не делается. Тебе нужно поговорить с кем-то из приемной комиссии.

Мишель улыбнулась кокетливо и сыто.

— Если этот кто-то окажется мужчиной, у меня не возникнет проблем. — Она похлопала меня по руке. — Кстати, а что у тебя за костюм?

Но прежде чем я ответила, Мишель заметила кого-то более интересного, помахала мне рукой и ускользнула. Я глотнула из своего стакана яблочного сока, сдобренного ромом, вздохнула и осмотрелась вокруг. Квартира была набита гостями, и все они были более красивые, чем я. Слева от меня потрясающая блондинка в мини психоделической расцветки и в белых модных сапогах жестикулировала своей сигаретой «Мальборо» и жаловалась, что агент снова щипал ее за задницу. Справа великолепная брюнетка с кожей цвета кофе с молоком, копной блестящих черных завитков и тату в виде паутины на щеке рассказывала всем в пределах слышимости, что последние десять дней ела только пустые щи.

Я осторожно пробралась мимо нее с наветренной стороны и посмотрела на дверь. Думала, как бы мне удрать, но еще две длинноногие красотки с шестью спутниками в кильватере появились на пороге. Они сняли пальто и оказались в похожих прикидах — малюсенькие обрезанные джинсовые шортики, рубашки без рукавов, завязанные узлом и обнажающие безукоризненные животики, больше на них, собственно, ничего и не было. Свои пальто они сгрузили мне на руки.

Я протиснулась через толпу к спальне, собираясь сбросить их на постель Эвана и Мишель.

— Эй, нельзя ли не мешать?

Я захлопала глазами, и мешанина из рук, ног и волос в полутьме трансформировалась в двух красивых человеческих особей, энергично занимающихся сексом в позиции, которую я даже не могла бы представить физически возможной.

— Простите, простите, — залепетала я, задержав на них взгляд и желая удостовериться, что парень, кренделем обвивший ноги вокруг шеи женщины, не был Эваном.

Я выскочила из спальни, щеки пылали, и чучело попугая раскачивалось у меня на плече.

— Мишель! — окликнула я, пытаясь перекричать танцевальный микс Мадонны, орущий из стерео. — Я занесу эти пальто к нам в квартиру.

Она помахала рукой, давая разрешение. Наконец-то свобода!

Я выскочила в коридор и столкнулась с Джейни, выходившей из наших дверей в костюме секси — папы римского (большая шляпа, четки и… больше ничего).

— Ну уж нет, — тряхнула головой Джейни. — Нетушки. Там…

Она шлепнула меня по бедру своей кадильницей. По коридору поплыла тяжелая волна запаха ладана.

— Там один, два, три, четыре, пять вполне подходящих парней.

— Ага, и штук тридцать вполне подходящих манекенщиц.

— Даже и в мыслях не держи! — отрезала Джейни. — Ты же не собираешься весь вечер прятаться у себя в спальне.

— Могу я хотя бы бросить эти пальто?

— Тридцать секунд. Я прослежу. А ты уже видела моих служек?

Я покачала головой и, подождав, пока она повернется спиной, проскользнула к себе в спальню — крошечное пространство, в котором едва умещались кровать, маленький стол с лампой под абажуром из розового стекла и все мои книги. Боже, какое счастье.

В темноте я стащила сапоги, отцепила попугая, швырнула пальто в угол и приготовилась нырнуть с книжкой в руках под бледно-розовый в кремовую полосочку плед. Неожиданно я заметила под покрывалом контур тела. Мужское, распростертое и что-то бормочущее. Я разобрала несколько слов — «ненормальный», «улица» и «Чаплин».

«Ну и дела», — подумала я, бочком выбираясь из спальни. Какой-то бомж пробрался внутрь с толпой гостей. Ну, с этим-то я справлюсь. Я схватила баллончик с муссом для объема волос на случай, если понадобится защищаться, и решила, что вот сейчас закрою дверь, позвоню в полицию и…

Мужчина сел.

— Привет, дружище, — сказал он.

Я зажгла свет и увидела в своей постели Эвана.

— Извини, если я тебя напугал.

Я поставила баллончик с муссом и ощутила, как бешено стучит мое сердце.

— Что ты здесь делаешь?

— Не выношу эту музыку, — ответил он, скорчив гримасу, будто съел что-то кислое. — Я ставлю Элвиса Костелло. Я ставлю Клэш. А потом приходят гости, и тогда слушаем только… — Эван постарался максимально точно воспроизвести «Vogue». — А я выношу такую музыку лишь в очень небольших дозах. Иди сюда, — позвал он и похлопал по пледу. — Устраивайся поудобнее.

Я отбросила свой крюк и плюхнулась рядом с ним.

— Тебе нравится мой костюм? — поинтересовался Эван.

— Дай посмотрю. — Я оглядела его с ног до головы, радуясь, что у меня появился такой повод. На нем были джинсы и футболка с длинными рукавами.

Эван покачал головой.

— Я надеялся, что уж ты-то догадаешься. Ну, подумай! — воскликнул он, поправляя очки в толстой роговой оправе.

Я со сконфуженным видом пожала плечами.

— Я — Роберт Дауни-младший, — гордо заявил он. — Исчез на весь вечер, и ты первая меня нашла. О, мой костюм, мой прекрасный, великолепный костюм, — запричитал Эван.

— Бедняжка, — сочувственно вздохнула я, прислонившись к стене.

Моя комната, хотя и маленькая, была самым любимым уголком в квартире. Там находилось все, что нужно: широкая, низкая удобная кровать с постельным бельем самого лучшего качества, маленький столик с лампой и двумя фотографиями в серебряных рамках.

Одна из них — портрет моей матери, снятый в тот год, когда я родилась, — матовая кожа, кудри цвета воронова крыла, безукоризненный профиль. На второй были мы втроем в Танглвуде,[13] когда мне исполнилось пять лет.

До того как мы переехали, я собиралась расставить свои книги на фанерных полках, положенных на кирпичи из шлакобетона, но Джейни сказала, что Си задумал поменять обстановку, и мне достались три потрясающих двухметровых книжных шкафа из красного дерева со стеклянными дверцами. Мои книги в мягких обложках и потрепанные учебники не смотрелись в этих шкафах, но на свою зарплату я не могла накупить много томов в твердых переплетах.

Эван наклонился и зажег свечи рядом с кроватью. По его лицу побежали тени.

— Тебе нужно было нарядиться актрисой Марго Киддер, — заметила я, прислоняясь к спинке кровати.

Он приоткрыл окно, и я ощутила прохладный ночной воздух. Лунный свет слабо пробивался через занавеси, и тянуло дымком — кто-то впервые в этом году разводил огонь в камине.

— А как ты думаешь, кем я был в прошлом году? Я не могу повторяться, Кейти, — сказал он.

— Конечно нет, — согласилась я, наслаждаясь теплом, с которым Эван произносил мое имя.

Он начал называть меня Кейти пару недель назад, и каждый раз, когда слышала это, я ощущала острый приступ счастья. Бывала я и Кейт, бывала и Катериной, но только Эван звал меня Кейти.

Он пошевелился на кровати, и я щекой почувствовала его дыхание. Эван протянул руку и стащил повязку на глазу мне через голову. Потом он надел ее себе на глаз и повернул голову вправо и влево, чтобы мне было лучше видно.

— Очень мило, — оценила я, удивившись, как обыденно прозвучал мой голос. — Тебе идет быть пиратом.

— А ты что тут делаешь?

— Общение стало слишком уж активным, — торжественно заявила я. — Разговоры о физике элементарных частиц для девушки — это чересчур.

— Я знаю, — покачал он головой. — Правда, они ужасны?

— Зато в высшей степени декоративны, — заметила я, откидываясь на подушки.

— Помню, я любил вечеринки. Мои родители закатывали роскошные приемы. Я разносил напитки, а потом, когда веселье было в разгаре, ходил и собирал пустые бокалы. И если они были не совсем пустые, я все допивал. Виски, ром и кола, белое вино… Родители никак не могли понять, почему на следующий день я бывал таким злобным и сварливым. Вероятно, они просто никогда не видели девятилетнего мальчишку с похмельем. А ты?

— А мои родители сами ходили на вечера. Мама таскала меня на все эти благотворительные мероприятия…

Я села прямо, копируя отработанный жест Рейны, ее взгляд, который всегда безошибочно отыскивал меня, даже если я пряталась за группой басов, каждый величиной с линкор. Или за пальмой в горшке. Она подзывала меня театральным жестом и возвещала: «Пожалуйста, поздоровайтесь с моей прелестной дочерью Катериной», — проговорила я голосом Рейны.

— Ну и что в этом плохого?

Я не могла объяснить словами.

Несколько сотен пар глаз одновременно поворачивались в мою сторону, а я была всего лишь пухленькая девочка восьми лет, затем застенчивый подросток двенадцати лет, затем сутулая, замкнутая девушка с прыщавым лицом четырнадцати лет.

Я положила подушку себе на колени и сжала ее изо всех сил.

— Ну, для начала, я не могу петь, а все на эти сборищах хотели знать, пою ли я. От меня все ждали, что я пою. И тогда пела она…

Я замолчала, вспоминая бесконечные приемы в раззолоченных и отделанных мрамором залах. «Рейна, спой!» — просил кто-нибудь. Несколько минут моя мать обычно отказывалась, отмахиваясь от просьб полной рукой, унизанной кольцами. Потом двадцать минут она пела. Затем на бис.

— Но ты можешь петь, — произнес Эван.

— Только не я. Нет.

— А вот и да.

— Нет, я не пою. — Я покраснела так сильно, мне казалось, что я свечусь в темноте.

— Нет, поешь, — тихо поддразнил он. — Я слышал, ты напеваешь в лифте.

— Ну, напеваю. И что?

— И еще ты поешь в душе. Стены тонкие. Брось, не стесняйся. Мне тоже нравится Бон Джови.

— Это была Джейни, — соврала я.

— Нет, — возразил Эван.

Он повернулся на бок, подпер голову рукой и уставился на меня глазом, который не был закрыт повязкой. Из его правой брови торчал волосок, и кончики моих пальцев отчаянно жаждали пригладить его.

— Спой мне что-нибудь, — попросил Эван.

Если бы комната была освещена ярче, если бы он не лежал в моей постели, если бы в соке не было рома, я бы сказала: «Нет, забудем об этом!» — и сменила бы тему. Но какое это имело значение? Эван никогда не будет моим, думала я, глядя на его лицо в розовом сиянии свечей. Я могу свалять дурака или, наоборот, произвести неизгладимое впечатление, а он все равно уйдет домой и будет спать с Мишель, когда вечеринка закончится.

— Тогда я предлагаю заключить сделку. Я спою тебе, если ты скажешь мне, чем зарабатываешь на жизнь, — предложила я.

Он взбил подушку.

— Ты действительно хочешь знать?

— А ты не желаешь мне рассказывать?

— Ладно, — усмехнулся он. — Договорились. Но ты первая.

Я села, выпрямила спину и поправила красный шелковый шарф, которым обвязала голову. А почему нет? Второго шанса у меня не будет.

Я стащила с головы шарф и распустила волосы. Влажные локоны рассыпались по плечам и спине. В голове зазвучал тихий голос миссис Минхайзер, объясняющий, как должна работать диафрагма, как использовать рот и язык, чтобы придать форму воздуху, который понесет звук, как позволить музыке идти не из тебя, а через тебя. Вместо микрофона я взяла в руки попугая.