Всем спокойной ночи

Я наклонилась вперед, забыв об остатках пирожного на коленях.

— И что сделала Китти?

Дори резко опустила голову, словно уворачиваясь от удара.

— Об этом мне не совсем удобно распространяться. — Она наклонилась вперед, серьезно глядя на меня. — Она была хорошая девочка с добрым сердцем. И все мы совершаем глупые поступки в колледже. Ведь для этого колледж и существует, правда же?

Я прижала руку к сердцу.

— Все, что вы мне скажете, не выйдет за пределы этой комнаты.

Дори снова вздохнула и покачала головой.

— Взрослые мужчины, — тихо промолвила она.

Я записала ее слова.

— Вы должны понимать, какой она была красивой, какой умницей. Она была милая, она была полна надежд, и она была… — Дори снова провела пальцем по краю своей тарелки, как бы пытаясь найти там подходящее слово. — Если кто-нибудь заболевал, именно Китти заботилась о нем. Она могла накормить куриным бульоном в подогретой тарелке, умела шить. Если что-то оторвалось, Китти могла пришить это. — Она снова помахала рукой перед глазами, шмыгнув носом.

Китти могла получить любого после того, как разобралась с прической, любого парня своего возраста, а вместо этого встречалась с мужчинами… старше пятидесяти лет.

«Вот тебе на!» — подумала я, записывая откровения Дори в блокнот.

— А Китти встречалась когда-нибудь с профессором? — спросила я. — С человеком по имени Джоэл Эш?

Дори резко выпрямилась в кресле.

— Так вы знаете об этом?

Я кивнула. Дори крутила салфетку.

— Это было нелепо. Он посылал розы в нашу комнату в общежитии, писал стихи — просто жуткие стихи. Китти и я потешались над ними. Мистер Важная Шишка, редактор из самого Нью-Йорка, и все, на что он был способен — это «твои глаза, как васильки». И я, бывало, спрашивала ее: «Ну почему, Китти? Почему именно он?» Я бы поняла, если бы он был кем-то вроде Харрисона Форда, ну такой, изысканный, с привлекательной внешностью, ну, чтобы он ей все покупал и делился бы с ней жизненным опытом.

— А Джоэл Эш этого не делал?

Дори засмеялась — коротким, злым смехом.

— Ну, кое-что он ей купил. Пару жемчужных сережек. Она так ими гордилась, носила каждый день. А еще он дал ей работу. По крайней мере я так слышала. Но, как я уже сказала, мы больше не дружили. Китти знала, что я не одобряю ее поступков.

Дори поставила тарелку на кофейный столик.

— Мой отец бросил мою мать — ушел к другой женщине, помоложе. Представляете, как мне не нравилось, что она предпочитала компанию чужих мужей. В то время я была женщиной очень высоких идеалов, — закончила она со вздохом.

— Вы не помните имен этих других мужчин?

— Нет. Китти знала, что я это не одобряю, поэтому со мной не делилась. Когда они звонили, она уходила с телефоном в коридор, и они заезжали за ней в библиотеку. Не хотели появляться в общежитии.

Дори промокнула губы розовой льняной салфеткой и посмотрела на часы, стоявшие на рабочем столе. Часы украшала эмаль персикового и бледно-зеленого цветов.

— Когда вы спросили ее, зачем ей это нужно, что она вам ответила?

— Заявила, что у нее были свои причины. Я ей сказала, что чего бы она ни добивалась, чего бы ни искала, при ее уме у нее всегда найдутся другие способы получить то, чего хочет. Китти была такая хорошая…

Глаза ее снова наполнились слезами. Она моргнула, промокнула глаза и помахала ладонью над ресницами.

— Бедная Китти. Бедные маленькие девочки.