Бывший. Цена измены

Глава 23

Я всё делала автоматически. Варила овсяную кашу, кормила Никиту, читала книжку с картинками разными голосами, (чем веселила сына), собирала игрушки. И постоянно посматривала на телефон.

Время позднее, за весь день ни одного звонка. Что, вселенная забыла обо мне и сегодня никто не будет мотать мне нервы? Быть такого не может. Ну, что я говорила… и хотя звонка ждала, всё равно вздрогнула.

Марк. Секунда сомнений сначала сцепила обручем, потом обдала жаром. У меня рука зависла над вибрирующим телефоном.

Вот ещё. Чего вдруг я медлю. Быстрее отвечу, быстрее решу свою проблему.

— Алё.

Его голос. Мурашками по спине, по плечам. А потом волной. Тёплой, как в морозный день под пледом, да с чашкой малинового чая.

Весь наш разговор длился минуту. От силы.

Иногда такой минуты хватает, чтобы запустить новый виток проблем и переживаний. А ещё потянуть за ниточку клубок воспоминаний и размышлений.

Я вышла на кухню. Сидела у окна, поставив локти на стол. Завтра Марк улетает. Вот и всё. Закончилась наша эпопея по перетягиванию каната из туго сплетённых нервов. Моих и его.

Попрощаемся и забудем как дурной сон встречу, о которой никто не мечтал. Вру. Я мечтала. Только представляла себе всё иначе.

Думала встречу его вся такая прекрасная, холодная, неприступная. Никитке уже будет лет двадцать. Марк нас увидит и поседеет от досады. А потом с причитаниями выдерет себе седые волосёнки, посыплет голову пеплом сгоревших надежд.

И всю оставшуюся жизнь будет ползать на коленях, ища с нами встречи. Это были мои мечты обиженной женщины. Наступила реальность и в ней всё по-другому.

Марк не такой уж и монстр. Наверное, он хороший отец. Ой, не знаю, не знаю… Что делать? Где найти ниточку, которой можно зашить моё изодранное в клочья сердце.

Я смотрела на отражение своего силуэта в тёмном оконном стекле. Сгорбленная фигура с дурацким хвостиком. Почему, как только у меня минорное настроение, я сразу превращаюсь в подбитую ворону.

Неухоженную, не симпатичную, не улыбчивую. Нет, нет, это надо прекращать. Завтра же пойду в фитнес клуб, позвоню девчонкам в салон, запишусь на процедуры. Встретимся с Наташкой. Посидим где-то.

А сейчас соберу всё тряпьё оставленное "для дома", и в помойку. Сказано — сделано! И вправду, почувствовала себя лучше, запихнув в мусорку задротные туники и худи, освободилась от моих застиранных тряпок, что хранились в шкафу у мамы.

Как я ни гнала от себя мысль, пришлось вернуться размышлениями к телефонному звонку. Завтра последнее свидание с Марком.

Я пять лет выталкивала воспоминание о нём, всё прятала его подальше. Оно, зараза, как наваждение возвращалось ярче прежнего. Зачем маяться чувствами, когда они так ранили.

Я ещё и фантазии добавила, рисовала себе самые жуткие картины его измены. Как он ласкает ту другую, что шепчет. Как целует её там. Я вскочила.

Раздраконила себя новой порцией обиды, никак не могла успокоиться. И хотя теперь я знала, что Марк развёлся, ирония и злость внутри меня пели свою песню: — Это что же он такое вытворял, чтоб женщина ушла от него, согласилась на развод?

А, может быть причина развода — его интрижки на стороне. Точно, как мне сразу это в голову не пришло. Наверное, его жена узнала о неверности муженька и послала его куда подальше.

Прежде чем ехать в аэропорт чтоб попрощаться с Марком, задумалась что надеть. Смотрела невидящим взглядом в шкаф, скользила по вешалкам. Не знала что выбрать.

Красное вызывающе, чёрное — слишком мрачно. Белое вроде не к месту. Придирчиво посмотрела на своё лицо в зеркало. Занялась подготовкой к бою, нанесла, так скажем, боевую раскраску.

Чуть подвела глаза, нарисовала стрелочки. Пару лёгких штрихов по бровям, взмах тушью по ресничкам. Бесцветный блеск на губы. Всё скромно, без лишних красок.

Голубой шарф, серое пальто, черные сапоги. Мельком окинула себя взглядом. Чего я прицепилась к этому серому цвету. Блеклый, как на старухе. Фу.

Переоделась в красное. Тоже мне, ягода-малина. Снова вернулась к серому.

Вымотав себе нервы, сдалась. Накинула шубку.

К полудню я уже выехала во Внуково. Дорога не близкая, мне не хотелось опоздать.

Войдя в зал ожидания растерялась. В пальто и шапках все такие одинаковые, не разберёшь где кто.

Из толпы отделился он. Марк. Увидела его глаза, меня затопило. Мужчина так искренне, светло улыбался, он реально светился.

У меня у самой всё затрепетало заячьим хвостиком. Я и сама бросилась бы ему на шею.

Я так скучала все эти пять лет. Он уже извинился десять раз.

Моя секундная амёбная сопливость прошла. Гордость, вперёд! Марк даже улыбки от меня не получит. Ни за что не отвечу на его радостное приветствие. Я стойкий оловянный солдатик и меня не растопить его улыбочками.

Ишь, просиял!

Марк взял меня под руку, мы шли мимо людей, меня тоска схватила за горло.

Его рука нежно касалась моего локтя, он уверенно вёл меня к эскалатору.

Красивый, сильный, мощный он был рядом. Свободный, без жены, без детей. Отец моего ребёнка.

Голова и сердце устроили дуэль друг с другом. Внешне я была спокойна. Прекрасно знала, не уступлю ему, чувств своих не выдам. Марк уезжает? Скатертью дорожка.

Мы оказались в вип зоне. Сидели на диване, смотрели на лётное поле. Я помалкивала.

— Я уезжаю, Жанна.

Я пожала плечами:

— Слышала.

— Меня ждут дела.

— Не интересно.

— К новому году я прилечу и обязательно встречусь с сыном. Чего бы это тебе, Жанна, не стоило.

Я в недоумении уставилась на него. Это я ехала сюда чтоб снова услышать одно и то же?

— Нет, не может быть, — я покачала головой:

— Марк, давай распрощаемся, как ты обещал и навсегда забудем друг о друге.

— И речи быть не может. Я отец. Мне нужен сын.

Я откинулась на спинку дивана, невидящим взглядом уставилась в стекло:

— Ты испортил мне всё, что смог. Только я забыла слёзы нищеты и одиночества. Только обрела уверенность, стабильность, и снова всё крахом.

Я замолчала, поёжилась. Вдруг почувствовала себя такой уставшей.

Я встала, подошла к стеклу. Прижалась к нему лбом, закрыла глаза. Я не знала, как себя вести, как дальше жить. Поняла одно. У моего сына есть отец и рано или поздно он обязательно окажется перед глазёнками сына.

Марк подошёл со спины, встал рядом. Негромко, на ухо проговорил:

— Наши воспоминания из ветра, из песка. Их больше нет. Ну невозможно их пощупать, достать из чемодана, исправить. Их можно только забыть, чтобы освободить место для новых.

Жанна, прости меня. Я очень виноват.

Я помалкивала, закусив губу.

— Как долго тянулись эти пять лет, Жанна. Бесконечно долго.

Я улетаю и не понимаю, как проживу день без тебя. Без вас.

Мне пришлось повернуться, собрать волю в кулак, чтоб не расплакаться от его слов.

От слов, которые я так давно хотела услышать. Так хотела, и вот услышала. Но что с ними делать? Марк стоял рядом, провожал глазами взлетающие самолёты. Засунув руки в карманы, он вздохнул.

— Я научилась жить без тебя, Марк.

— А я нет. Я вроде как и не жил. Пил, ел. Спал.

Марк повернулся, смотрел на меня:

— Мы многому научились друг без друга. Глупая наука.

Марк дотронулся до моей руки. Я дёрнулась, спрятала руки в рукава. Дурацкая привычка.

— Жанна, просто доверься мне. Всё будет по другому.

Наши глаза встретились. По настоящему. Мы впервые смотрели друг на друга, всё остальное не считалось. Я уверена, он прочитал то же, что и я в его глазах.

Каждый просил, искал капельку тепла. Того, прежнего, чистого. Не измазанного грязью его ошибки.

Марк подскочил, похлопал себя по карманам, нашёл телефон, кому то позвонил. Через пять минут подошёл его водитель, притащил здоровенную коробку.

— Вот, Жанна, это Никитке.

Я стояла как дура хлопая глазами. Смотрела на огроменную коробищу. Да она размером с чемодан.

Всплеснула руками.

— Что я должна сказать ребёнку, откуда это?

— От меня, голос Марка оборвался, он осёкся. Еле слышно проговорил:

— От папы…

— Ковалёв, почему всё так по дурацки. Ну от какого папы. А сам папа где? Никита маленький, ему нужны ясные, чёткие ответы.

Марк выглядел таким растерянным, потухшим. Уставился на коробку.

— А давай, Марк, знаешь как. Ты приедешь на Новый год и сам её принесёшь. Порадуешь.

Марк недоверчиво смотрел на меня.

— Жанна, ты подложила бомбу мне в самолёт?

— Что?!

Марк недоверчиво щурился:

— С чего вдруг ты разрешила мне встретиться с сыном. Надеешься, что разобъётся мой самолёт, что я сверну себе шею на снегоходе, что меня сожрут голодные медведи в лесу под Торонто? Что я никогда не вернусь?

Я молча смотрела на мужчину с коробкой в руках.

Решительно протянула руку, взяла коробку. Тяжёлая, блин неудобная.

— Возвращайся, Марк. Приедешь, подаришь. Правда, не представляю, куда её деть, такую здоровую.

Подошёл шофёр Марка, взял у меня ключи, подарок, любезно отнёс коробку ко мне в машину.

Мы с Марком стояли друг напротив друга.

Крепкий, плечистый он смотрел на меня своим особенным, обволакивающим взглядом.

Я поспешила опустить глаза, упёрлась взглядом в шёлковое кашне под расстёгнутым пальто. Он наклонился и я обомлела. Его губы коснулись меня так уверенно, так долгожданно.

Как долго я этого ждала, прятала эту тайну сама от себя. Мечтала, высохла вся от ожидания. Мне нужны были только эти губы. Горячие, нежные, я зажмурилась от нежности. Кровь застучала в висках со скоростью швейной машинки. Я на мгновение оглохла, провалилась в прострацию.

Растворилась, растаяла, сгорела в одну секунду от одного его касания. Это длилось одно мгновение, я резко отпрянула.

Он отстранился.

— Жанна, береги себя и сына.

Я не стала ждать. Повернулась и пошла прочь. Несла на губах его поцелуй, да нет, не поцелуй, его секундное касание, запах его парфюма, лёгкое объятие его руки, когда он коснулся плеча.

Как я могла, где моя гордость? Почему я не влепила ему по красивой морде? Куда подевалась месть, обида, ярость.

Оказывается, они были рядом. Наготове. Мгновенно навалились на меня, сгорбили, пролились слезами.

Я шла к выходу, задевала плечом людей, кто то задевал меня. Не помню, как шофёр Марка отдал мне ключи от машины.

Очнулась, когда уже ехала по дороге, возвращаясь в город.

Вспомнила наш первый поцелуй. Точно такой как этот. Лёгкий, нежный, можно сказать целомудренный. Так целуют лепестки цветов, наверное, так можно поцеловать крылышко бабочки. Только тогда это прикосновение обещало безоблачное счастье. А сейчас.

Снова хлебнуть надежды, затем расколоться, а потом долго собирать себя по кусочкам заново? И если всё это время я сердилась на Марка, то теперь я злилась на себя!

Потому, что этот поцелуй, это знак. Негласный сигнал, что плотина отчуждения между нами сломлена.

А я ещё сама не решила так это или нет.

У кого спросить совета… Кто нибудь может подсказать что мне делать?