Кризис среднего возраста

Я с грустью смотрел, как пустеет с каждым бокалом, выпитым солнцеедкой Кэт, бутылка белого итальянского вина «Valentin», как заветривается, меркнет на глазах стейк семги, с любовью прожаренный мной на аэрогриле.

– Алекс, милый, я хочу видеть твои картины, я хочу говорить о них, анализировать, спорить! – Кэт забралась с ногами на диван. Правой рукой она оперлась на мягкую спинку, а в левой держала бокал с остатками божественной влаги, разлитой, кстати, в солнечной Италии.

– Кэт, дорогая, прежде чем я покажу картины, мне надо провести рекогносцировку и убрать всё лишнее на кухню.

Я поставил на поднос тарелку со стейком и салатом, полупустую бутылку «Valentin» и потопал не спеша на кухню. По дороге я сглатывал слюну. Коридор был довольно длинным – как тут не поддаться искушению? Не выдержав, рискуя уронить поднос, я принялся отламывать кусок за куском от остывшей семги.

Я запихивал куски в рот, чередуя это варварство с салатом и запивая вином прямо из горлышка. Спустя минут пять участок мозга, отвечающий за насыщение, с удовлетворением подал сигнал о благополучном завершении процесса. Алкоголь быстро достиг головного мозга, по всему телу разлилась истома. Я ощутил прямо-таки языческую благодарность к матери- природе – за плоды ее щедрые!

Оставив поднос на кухонном столе, убрав пустую тарелку в мойку, я почувствовал, вернее, услышал, как в моей голове пропел-проговорил Евгений Гришковец: «…и настроение мое улучшилось». А ведь и вправду улучшилось! Еще как улучшилось! Я просто парил-летал над землей.

И тут какой-то странный, незнакомый звук нарушил вселенскую гармонию. Звук донесся из мастерской, которую я покинул несколько минут назад.

Что?

Я не верил собственным ушам. Храп, мужской зверский храп раздавался за стеной! Но кто там? Кроме молодой женщины, там никого нет и быть не может!

Неужели в то время, пока я поедал семгу, в квартире объявился какой-нибудь приятель Кэт? И что же это за приятель – в дымину пьяный, должно быть?

На цыпочках, чтобы не спугнуть добычу, я шаг за шагом двинулся к мастерской.

С каждым шагом храп как бы прибавлял в громкости. Словно кто-то крутил верньер. И вот я стою на пороге собственной мастерской. В руке моей – чугунный утюжок, обычно он стоит на библиотечной полке в коридоре.

Нет, эту «картину маслом», хоть она и находится в моей мастерской, создал не я. И духовной ее не назовешь при всем желании.

Свернувшись калачиком, Кэт дрыхнет на диване. Голова ее утонула в мягком дерматиновом подлокотнике. Храпит она во всю Ивановскую – видимо, переваривая солнечную энергию итальянского производства.

На журнальном столике я вижу пустую, на кошачий манер вылизанную тарелку, где совсем недавно красовался оранжевый стейк семги в окружении салатных листьев и хоровода «вишенок». Пальцы дамы до сих пор сжимают пустой винный бокал.

«А сколько было задумано!.. – Я усмехнулся. – И походы в оперу, и вольное чтение русской классики, и обсуждение моих картин… И, конечно, чистка и исправление моей кармы! Солнцеедка, солнцеедка, что же мне с тобой делать?»

Я достал из комода одеяло и накрыл молодую женщину. Чтобы энергия не улетучилась.

Зато теперь я знаю страшный секрет всех солнцеедов! Главное, чтобы не было свидетелей, когда ты в три горла жрешь обыкновенную человеческую пищу!