Последний приют

Глава тринадцатая

В просвете я заметил Азми. Лицо бледно-желтое, губы словно сведены судорогой. Мне стало не по себе. Вот кто главный подозреваемый…

Я будто слышал крик адвоката:

«Если не брал, почему тогда бледнеешь? Невиновный человек разве боится правосудия?»

Бедняга Азми выглядел так ужасно, что я подошел к нему.

— Азми, я все понимаю, — начал я. — Однако ты не должен вмешиваться! В лагере, когда английские надзиратели набросились на нас, а потом две недели продержали в яме, разве тогда все произошло не из-за похожего случая? Мы уже не дети, это того не стоит!

Азми посмотрел на меня, по его лицу я понял, что он догадался; я говорил это не только, чтобы успокоить его. Но и себя тоже.

— Кого защищать? — спросил он с притворным изумлением. — Разве кто-то спрашивал о чем-то у Хаккы?

— Чтобы узнать правду, разве есть другой путь? — задал я вопрос. — Только предположения, предположения… Многое в этом мире обстоит именно так!

— Сулейман, — сказал Азми, сжав мне руки. — Я не уверен в том, что не закончу свою жизнь на виселице, как и мой отец. Но на данный момент тебе нечего за меня бояться. Ты не раскаешься в том, что ты для меня сделал…

В его взгляде было что-то похожее на слезы. Что может быть лучше этой справедливости?..

Наконец ближе к вечеру вора нашли. Деньги украл буфетчик. Он спрятал их в буфете под пустыми бутылками из-под газировки. Когда деньги обнаружили, он, как на духу, поведал, как украл их. Если бы он додумался сказать с простодушным видом: «Откуда мне знать! Кто-то подложил, наверное!» — подозрение опять-таки пало бы на Хаккы. Потому что все думали на него. Однако буфетчик оказался настолько наивным, что даже не догадался подумать об этом.

Некоторые из нас уже подошли к Хаккы.

— О Аллах, пусть такое больше не повторится! — успокаивали мы его.

Почему-то никто из следственной комиссии даже не извинился перед ним. А у него от всего этого безумия глаза наполнились слезами.

— Не за себя боялся, — прервал молчание бедняга, — плохой я или хороший, я из вас. Я вместе с вами. Если честно, то мне было очень тяжело…

Среди нас находилась и Ремзие. Она стояла к нам спиной, упершись руками о фальшборт. Ее словно не интересовало то, что происходило вокруг.

Вдруг я услышал, как девушка всхлипывает. В еще худшем положении пребывал старик Нури — в его огромных глазах блестели слезы. Однако он стеснялся их.

— Наверное, Пучеглазый вспомнил свои тяжбы по присвоению имущества, поэтому и плачет, — зашептал мне на ухо ходжа.

Ремзие все еще не повернула головы, однако уже успокоилась. Макбуле тихонько положила ей руки на плечи и погладила по щеке. Но это продлилось не долго.

— Знаете, я, кажется, начинаю любить эту умницу! — сообщила Макбуле, подойдя к нам.

В конце концов радостное настроение постепенно к нам вернулось. Макбуле, оставив меня, направилась к ходже.

— Смотри, она тоже плачет, — сказала она ему, указывая на Ремзие. — Пойди, вытри ей нос. Здесь у всех на глазах получишь хороших тумаков и опозоришься на весь мир. Вот я посмеюсь тогда! Ну как, вечером опять будешь петушиться перед этими типами?

Сказав это, она пришла в себя. И у всех окончательно поднялось настроение.