Последний приют

Глава двадцать пятая

В Карсе[79] после полных суеты десяти дней наконец нам улыбнулось счастье!..

Господин Зафер нам иногда помогал. Мои с большим трудом приготовленные декорации были не в состоянии оживить ни одну пьесу. Зрителей с каждым днем становилось все меньше и меньше.

— Давайте ставить оперетту — песнями их завлечем, — говорили актеры.

— Давайте сделаем варьете! — предлагал господин Зафер.

Однако последний удар мы получили как раз от него.

Однажды ранним утром, мы увидели, что и он, как и господин Сервет, пропал. Пока мы шутили над Макбуле, он увез с собой Нериман, чтобы жениться.

Последний раз мы сидели в фойе отеля. Отныне Нового турецкого театра больше не существовало. После уплаты всех долгов за отели за аренду сцены оставшиеся деньги мы разделили между собой. Теперь каждый был сам по себе, каждый должен был сам искать выход из сложившейся ситуации. Поняв, что дело клонится к концу, Пучеглазый, поторговавшись с водителем грузовика, договорился, чтобы тот довез их до Эрзурума. Газали, девушки и Доктор собирались отправиться вместе с ним на грузовике. Макбуле, ходжа, Азми, Ремзие и я на следующий вечер должны были вернуться на поезде, который отправлялся ближе к полуночи. Дядька тоже достался нам. Уже никто не питал никаких иллюзий. Все молчали.

— Встретимся еще раз на пароходе, — успокаивали мы себя.

— Еще чего, — сказал ходжа. — Я этого не вынесу. В Самсуне с пристани уйду. Ни с кем не попрощавшись, сбегу. — Сделав безнадежный жест рукой, он добавил: — Что поделаешь, море закончилось!

Только-только забрезжил рассвет. Услышав, как наши друзья собираются в дорогу, мы решили их проводить. Ходжа поцеловал Мелек и Масуме. Пучеглазый надел очки и куртку. Только Хаккы и Горбун решили остаться. Хаккы собирался показывать фокусы.

— Может, еще его, — он показал на Горбуна, — использую в роли обезьяны, — сказал он.

— На пароходе опять встретимся!

Я походил на пастуха, растерявшего свое стадо. Кто знает, куда они направятся? Конечно, мы обязательно должны будем когда-нибудь встретиться. Но, несмотря на это, сердце разрывалось на части. Я сгорал от чувства, которое, как мне казалось, я потерял навсегда.

— Как в лагере Зеказик, не правда ли? — подсказал Азми.

После того как мы их проводили, я лег опять. Мы проснулись ближе к полудню от шума. Принесший мне кофе продавец сообщил новость.

— К нам приехал знаменитый театр оперетты! — воскликнул он.

Знаменитый театр оперетты! Они разгружали вещи: сундуки, барабаны, зурны, а потом заносили в отель. Официанты суетились, артисты с глупым видом выпрыгивали из грузовика. Их патрон оказался маленького роста человеком, на него стоило посмотреть.

— Какой приятный сюрприз! — закричал он. На плечах бурка, на ногах домашние тапочки. Лицо, вытянутое из-за того, что он не побрился, прямо-таки обросло седой бородой.

— Какие люди! — ответила ему Макбуле.

Оказалось, что мужчина знал Макбуле по гастролям.

Макбуле не осталась равнодушной к этому маленькому комплименту. Она поздоровалась также с примадонной с золотыми зубами и другими женщинами, подошедшими к ней с кислыми лицами.

Патрон оперетты, крича и ругаясь, пока разгружали грузовики, узнал о нашей участи. Он оказался настоящим торговцем.

— Кто знает, какие вы прекрасные вещи ставили, — произнес он, тяжело вздохнув. — Однако в этих местах такой номер не пройдет.

После этого он рассказал о поразившем наше воображение турне: Из Вана[80], в Сиирт, а потом Газиантепа.

— Мы на этом деле собаку съели! — добавил он.

В это время ко мне подошел официант и сказал:

— Вашу комнату хотят посмотреть!

Это значило, что они поселятся в наших комнатах. А до поезда нам придется коротать время на улице.

— Оперетта здесь не пойдет, не место, — вдруг сказал бородатый патрон.

Он, как торговец, знал этот рынок. Когда он рассказал о проделанном его труппой пути, я был просто поражен.

— Попробовал попасть в Иран, однако Пехлеви[81] отказался, — добавил он в конце.

Я не переставал удивляться его странной популярности. У него часто спрашивали совета.

Что касается нас, то наше положение было отчаянным. Вот тогда и произошла история, которая мне даже не могла прийти на ум. Я бросил взгляд в сторону и увидел Масуме и Мелек. Они шли по дороге, а за ними тащились мужчины.

Подойдя ко мне, они поведали о том, что с ними приключилось.

Оказалось, что в грузовике произошла серьезная ссора. Кроме того, когда Газали обозвал шофера грузовика пьянью, у того лопнуло терпение, и он хорошенько поколотил Газали, затем схватил его за шиворот и выбросил из кабины. За ним полетели и вещи.

Масуме и Мелек стали плакать и причитать. Газали, думая, что все еще сможет договориться, опять подошел к шоферу.

— Ну, прости ради Аллаха! С дуру ляпнул! — извинялся он. — Давай по новой договоримся.

— Тогда за Газами вступился Пучеглазый.

Господин, все бывает в дороге, на такие мелочи не стоит обращать внимания, — а этот тип, пытаясь ударить Газали, задел локтем Пучеглазого.

По смешкам Макбуле и Мелек я понял, что шофер и его также хорошенько отметелил.

— Какие вы актеры? Вы просто бессовестные сволочи! — прокричал шофер и, выбросив деньги на дорогу, поехал дальше.

В тот день вплоть до самого вечера мы околачивались по округе. У нас больше не было дел, кроме как ждать полуночный поезд. После того как мы перевезли некоторые вещи на станцию, мы отправились в казино, принадлежавшее одному типу из Ризе.

Ходжа заснул там прямо на стуле. Я посмотрел на него. На его лице отразился весь груз прожитых лет, он превратился в печального старика.

— Я прочитал твои письма, — забормотал он сквозь сон, и чтобы показать, что они очень скверные, хлопнул в ладоши и улыбнулся во сне.

Вдали показался автомобиль. Рядом с шофером сидел Карлик. Крича во весь голос, он объявлял:

— Оперетта. Оперетта Хафиза Нури. Труппа, состоящая из тридцати человек. Различные номера, варьете.

Ходжа, услышав это, сразу открыл глаза и, тяжело вздохнув, сказал:

— А мы сели на мель. Видели, что значит театр? Клянусь Аллахом, сорвут кассу!

В это время откуда-то появились Хаккы и Горбун. Они принесли неутешительные известия.

— Мы, наверное, совершили ошибку, — произнес ходжа. — Ты должен был принять предложение азербайджанца. Надо было ставить оперетту.

— Разве он смог бы это осилить? — спросил Азми.

— Что ты сказал? Это ты о ком? — стала приставать к нему Макбуле.