Фристайл. Сборник повестей

— С кухней ты, кажется, выбилась если не в отличники, то в хорошисты.

Марина, не поняв, вопросительно вскинула на неё глаза.

— Я говорю, в кухне у нас, слава Богу, теперь порядок. — И, меняя тему, вдруг произнесла. — Ты вот что… Перебирайся-ка в столовую. Диван там широкий, каждый день его разбирать не надо. Постель убирай, чтобы гостиная оставалась гостиной. А кухня должна быть кухней, хватит в ней спать.

— Спасибо, — только и сказала Марина, растерявшись от неожиданности.

— Не за что благодарить, — слабо отмахнулась Старуха. — Знать на то воля Божья, для чего-то Господь соединил нас вместе.

От того, наверно, что Старуха произнесла вслух то, о чём она думала постоянно, неожиданно для самой себя Марина наклонилась и поцеловала её в щёку. Та отвернулась, но девушке показалось, что на её морщинистой щеке блеснула влажная полоска. Может быть только показалось. Но Марина вдруг подумала: кто и когда, вот так, как она сейчас, поцеловал Старуху в последний раз?

Как-то днём перед Пасхой отец Михаил пришёл совершенно неожиданно. Конечно, он позвонил заранее, чтобы узнать, дома ли Марина. Ему были нужны обе хозяйки. Она готовилась к зачёту, в разгаре была сессия, и торопилась с домашними делами, чтобы засесть за учебники. Поскольку визит был чисто дружеским, Старуха оживилась, и, пока Марина накрывала чай, забросала его вопросами о доме, о детях. Посетовала, что её совсем забыла матушка с Ксюшей, и что давно не видела остальных ребятишек. Прежде матушка приводила их по одному, приучала помогать больным и стареньким, а тут уж сколько времени прошло — никого…

— Дети — они дети и есть. — Присаживаясь к журнальному столику с накрытым чаем, усмехнулся отец Михаил. — Николай опять двойку принёс, учительница жалуется, что рожи корчит, ребят смешит…

Марина фыркнула, Старуха только покачала головой.

— А моя любимица, Верочка? Совсем, наверно, большая стала?

— Любимица Ваша не перестаёт удивлять, — сокрушённо покачал головой отец. — С подружкой подрались вчера. Начал допрашивать, говорит, что Катя первая начала. Я удивился: Катя — очень спокойная девочка. С чего бы это вдруг стала драться? Дочка молчит, в глаза не смотрит. «В чём дело?» — спрашиваю. «Я её за косу сильно дёрнула» …

Теперь засмеялись все трое.

— А как дела в Вашем загородном реабилитационном центре? — Не унималась Старуха. — Ремонт в домиках закончили?

Марина удивлённо посмотрела на неё: оказывается Елена Ивановна была в курсе всех приходских дел.

— Тяжеловато с ремонтом, — вздохнул священник. — Да и кроме ремонта ещё много работы на участке. Надо построить и дровяник, и баню, и сарай для всякого оборудования и инвентаря. На всё это нужны деньги. Большие деньги. А время сейчас тяжёлое. Спонсоров стало в разы меньше.

Поговорив о скором празднике Светлой Пасхи, о весенней просыпающейся природе, отец Михаил осторожно отодвинул чашку и внимательно посмотрев на своих подопечных, произнёс.

— А я ведь к Вам не с пустыми руками. Я к Вам с новостями, да ещё с какими!

— Так рассказывайте! — Поёрзала на подушках Старуха. — Ну-ка, Марина, приподними меня немного.

Марина привычным движением подтащила тонкое тельце повыше. Подложила с двух сторон диванные подушки.

— А новость моя вот какая. Наш приходской юрист Константин Игоревич выбил-таки жильё для Марины. Парень он молодой, ему и тридцати нет, но специалист очень толковый. Не подвёл, хотя это стоило ему немалых хлопот. Ведь за тобой, Марина, очередь следующих выпускников детдома… Но жильё есть! И какое! Не комната, а однокомнатная квартира! Летом новый дом должны сдавать, видела, тот большой, который строится на Парковой улице? Там и будет у тебя своя собственная квартира!

У Марины вдруг подкосились ноги, и она опустилась на стул. Голова закружилась.

— Спасибо… — Прошептала она.

— Моей заслуги здесь мало. Ты в воскресенье работаешь?

— Нет.

— На литургию приходи. Исповедуешься, причастишься, а после я тебя с нашим Константином познакомлю, вот его и будешь благодарить. Он тебе скажет, когда и к кому со своими документами приходить.

В комнате воцарилось молчание. Отец Михаил вздохнул, переводя взгляд с Марины на Старуху.

Обе сидели с окаменевшими лицами, пряча глаза. Он понял, какую ошибку совершил, смутился, ругая себя. Не надо было сообщать эту новость сразу обеим. Надо было начать с Марины. Но что сделано, то сделано. Он заторопился на вечернюю службу и, виновато попрощавшись, исчез за дверью.

Марина защёлкнула за ним все замки, да так и осталась стоять у дверей, не решаясь вернуться в комнату.

— Ты чего прячешься? — Услышала она насмешливый голос. — Не бойся! Не съем я тебя, домовладелица…

Совсем растерявшись, Марина появилась на пороге комнаты.

— Ну… Чего молчишь-то? Рада небось?

— Конечно, рада, — Пожала плечами Марина. — Я ведь о своём доме перестала и мечтать.

— Ладно. Поздравляю тебя. Квартира — это, конечно, настоящий Пасхальный подарок. Но дом-то пока не сдан, а я что-то есть захотела. Давай-ка поедим вместе по этому счастливому случаю.

На дежурстве Марина летала по больнице, как на крыльях. Народу в отделении осталось немного: Пасха совпала с майскими праздниками, впереди было несколько выходных дней, и многих больных родственники забрали под расписку домой. Марина машинально выполняла свою обычную санитарскую работу, но с такой сияющей улыбкой, что буфетчица Варвара понимающе толкнула её в бок.

— Колись, Маринка! В кого влюбилась-то?

Марина только счастливо рассмеялась.

— Отстань!

В душе её бушевал восторг. Никогда в своей короткой детдомовской жизни она не была так счастлива! У неё будет собственное жильё! Своя квартира! Целая квартира! Она не будет ни от кого зависеть! Будет сама распоряжаться собственной жизнью…

Но… Что-то неприятное, отрезвляющее, рассудочное вертелось у неё в мозгу. Она отгоняла от себя это «что-то», не позволяла себе о нём думать, портить праздник. И пока это ей удавалось.

Поздним вечером она тащила по коридору отделения старый пылесос. Прорванный в нескольких местах гофрированный шланг был заклеен медицинским пластырем. Когда Марина, дребезжа своим агрегатом, проходила мимо одной из опустевших палат, дверь неожиданно открылась, и молодая женщина, появившаяся на пороге, поманила её рукой.

— Мариночка, помоги… Баба Рая целый день плачет. Никак успокоить не могу.

Марина поставила свой аппарат у стены и вошла в палату.

Бабу Раю прооперировали дней десять назад: поставили ей искусственный тазобедренный сустав. Операция прошла благополучно, и вполне адекватную старушку можно было бы выписать домой, но… Баба Рая была совершенно одинокой, позаботиться, побеспокоиться о ней, просто позвонить в социальные службы было некому. После операции надо было «расхаживаться», как говорят врачи, то есть двигаться, ходить по палате, по больничному коридору в сопровождении какого-нибудь помощника, которого у бабы Раи не было. Помогали старушке все: инструкторы по лечебной физкультуре, медсёстры, санитарки. Марина, освободившись от своих санитарских дел, не раз подолгу «разгуливала» по длинному больничному коридору старушку, которая к ней очень привязалась.

Сейчас баба Рая сидела на своей постели, спустив на пол ноги в тёплых шерстяных носках и плакала, периодически запивая слёзы жидким чаем из большой кружки, стоявшей на прикроватной тумбочке. Марина заметила рядом с кружкой одинокий банан и яблоко.

«Наверно, угостил кто-нибудь из больных», — мелькнула у неё мысль. А вслух спросила.

— И чего плачем?

Баба Рая махнула рукой на тумбочку, только и произнесла.

— Вот… — И зарыдала во весь голос.

— Что «вот»? — Не поняла Марина и вопросительно взглянула на соседку по палате, которая стояла за её спиной.

— Сегодня приходила эта… Ну, как её… Которой баба Рая квартиру отписала.

— Катерина… — Всхлипнула старушка. — Оставила это и ушла… Она мне клятву давала, что будет ухаживать за мной до самой смерти… Какое там ухаживать! Она ведь даже после операции ни разу не пришла, сегодня в первый раз появилась. Слава Богу вы все, добрые люди, меня на ноги поставили, расхаживаете меня, но ведь я третью неделю не мылась, чешусь вся, а она даже не спросила, чем мне помочь. Хвостом вильнула и убежала. А ведь я ей на свою квартиру дарственную оформила. И говорят, теперь ничего нельзя сделать, раз договор подписан.

— Да… — Кивнула её соседка. — Дамочка, конечно, та ещё…

— Давайте так, баба Рая… — Решительно прервала Марина бесконечный поток горьких слёз. — Плакать мы перестаём сейчас же. Я должна пропылесосить ковёр в ординаторской, если дежурный врач на месте, я спрошу, можно ли Вам мыться.

— Можно. Лечащий врач разрешил.

— Ну, и отлично. Как только освобожусь, я Вас искупаю. А вот насчёт Ваших юридических дел — тут я пас. Ничего не понимаю. У нас в больнице юрисконсульт есть, попросите своего врача, чтобы пригласил её к Вам в палату. Она тётенька добрая, обязательно что-нибудь посоветует.

Бабулька купалась с превеликим удовольствием: Марина теперь была крутым специалистом по части помывки старушек.

Но тут в ванную комнату неожиданно заглянул заведующий реанимацией Пётр Васильевич. Марина видела его всегда только мельком, когда случалось на дежурствах перевозить затяжелевших больных из своего отделения в реанимацию или, наоборот, забирать кого-нибудь к себе в травматологию.

— Здравствуй, Марина. — Приветливо сказал доктор.

— Здравствуйте, Пётр Васильевич…

— Ты вот что, девочка… Когда освободишься, спустись в реанимацию, мне с тобой поговорить надо.

И ушёл, аккуратно прикрыв за собой дверь ванной.

Укутав старушку чистой простынёй, Марина осторожно вытерла её, надела на худенькое тельце ночнушку и халат, а в палате уложила в чистую постель, которую подготовила перед купанием. Баба Рая совсем успокоилась, блаженно вытянулась под тощим больничным одеялом.

— Спасибо, девочка. Чтобы мы без вас тут делали? Ты возьми эти фрукты, я всё равно их есть не буду — противно…

— А мне не противно, что ли? Я этот народец по себе знаю. — Хмыкнула Марина и пошла в реанимацию.

Она совсем растерялась, не зная, что и думать. О Пётре Васильевиче в больнице говорили, что он — доктор «от Бога». Больше о нём она ничего не знала. И даже представить не могла, зачем ему вдруг понадобилась.

Он увидел её через раскрытую дверь своего кабинета.

— Заходи.

Марина вошла. Робко встала на пороге.

— Садись, — сказал доктор и как-то оценивающе посмотрел на неё. — Ты, говорят, в медицинском колледже учишься?

— Учусь.

— В следующем году заканчиваешь?

— Да.

— А где потом хочешь работать?

— Не знаю… Не думала ещё.

Пётр Васильевич усмехнулся.

— Только не ври. Думала, конечно. Не хочешь в реанимацию? На передний край?

Марина совсем растерялась.

— Это интересно…

— Ещё бы! Но для того, чтобы у нас работать, надо многому научиться. Я тебя возьму после окончания и на первичную специализацию направлю. Мне очень нужны толковые медсёстры. Но это потом, на следующий год, а пока… не хочешь со следующего месяца к нам перейти? Мы без санитарок горим, дежурства некем закрывать.