Фристайл. Сборник повестей

— Я ведь только на полставки работаю, да и Владимир Николаевич меня не отпустит, у нас на травме тоже персонала не хватает.

— Твой начальник тебя хвалит, но обещал не задерживать, если сама захочешь. Он понимает, что тебе расти надо. И деньжат у нас чуть побольше, чем в вашем отделении. Пока идут занятия, поработаешь на полставки, а летом все полторы возьмёшь, санитарки на огороды запросятся.

— Не получится на полторы. Я не могу…

— Почему?

— Я за одной старушкой ухаживаю. Я у неё живу. Она очень старенькая, совсем беспомощная. Одну её оставлять надолго нельзя.

Доктор оценивающе посмотрел на Марину.

— Ладно. Не будем вперёд загадывать. До лета ещё дожить надо.

Они поговорили ещё немного, и она почти вприпрыжку поскакала по лестнице в своё отделение.

Вот такая пошла светлая полоса в её жизни! Вот как счастливо всё сложилось — и новая квартира, и новая, совсем другая работа!

И вдруг то самое холодное и отрезвляющее, что затаилось в её подсознании, что она так старательно отгоняла от себя, о чём не хотела думать, словно с отчаянным криком, вырвалось наружу.

— Всё! — Выдохнула Марина. — Это всё!

Она, села на широкий подоконник в пустой рекреации, прижалась лбом к влажному стеклу. В больнице было тихо, за окном стояла весенняя холодная ночь. Где-то у ворот приёмного отделения иногда вспыхивали фары бесшумно подъезжавших машин «Скорой помощи».

Надо было поставить все точки над «и». Совершить первую в жизни победу над собой. И Марина, наконец, честно призналась себе, что переехать в собственное жильё — значит бросить Старуху одну. Почему это вдруг стало невозможным? Когда их взаимное недовольство, перепалки, раздражительность, бесконечные стычки сменились робкой, едва заметной привязанностью друг другу? Обиды и раздражение куда-то исчезали, как только Марина выходила из дома. Никогда прежде не приходилось ей о ком-то заботиться: эти функции в детском доме выполняли воспитатели и нянечки. А теперь она страшно пугалась, когда слабеющей день ото дня Старухе становилось совсем плохо, когда вдруг резко подскакивало или падало её артериальное давление и даже путалось сознание. Она научилась вызывать «Скорую», разговаривать с дежурными диспетчерами. Приезжавшие по вызову медики смотрели на Марину сочувственно, делали какие-то уколы и только пожимали плечами, когда она выходила проводить их в прихожую: что поделаешь — возраст… Иногда Марина прогуливала первую лекцию, чтобы примчаться домой после дежурства и проверить, не надо ли чего Старухе. Она даже представить себе не могла, что на её месте рядом с Еленой Ивановной окажется какая-то чужая женщина из собеса, которая не знает тонкостей обслуживания такого непростого человека, которая будет делать всё формально, холодно, отчуждённо, которая будет раздражаться по пустякам и от услуг которой старый, доживающий свои дни человек не сможет отказаться. А совместить всё: разорваться между учёбой, работой, своим новым домом и опекой старой беспомощной женщины тоже никак не получится. Что делать? Как поступить правильно? От напряжения у Марины звенело в ушах и больно сжимало виски. Ведь если отказаться сейчас от последней возможности получить собственную крышу над головой, если Старухи не станет, она окажется на улице. Снимать комнату не позволит её санитарская зарплата, до диплома — целый год. Марина глубоко и прерывисто вздохнула. Решение давалось так непросто! Она звонко шмыгнула носом. Очень хотелось заплакать, но слёз, как всегда, не было. И в который раз она подумала: Господь зачем-то направил её к Старухе, и вразумил Елену Ивановну, чтобы та согласилась принять в свой дом незнакомую детдомовку. Зачем? Наверно, не для того, чтобы Марина через полгода бросила её, совершенно беспомощную, на произвол судьбы!

И решение было принято. Окончательно и бесповоротно. Марина с непонятным облегчением перекрестилась и, спрыгнув с подоконника, заторопилась в санитарскую комнату учить анатомию.

Шла Светлая Седмица, исповеди не было. Служил литургию отец Михаил и Марина причастилась из его рук. После благодарственных молитв, как всегда, была проповедь.

Народу в храме было много. Празднично одетые прихожане внимательно и доверчиво смотрели на своего настоятеля. Марина слушала отца Михаила сначала рассеяно, напряжённо думая о своём, но постепенно вникала в смысл его слов, и вдруг ей показалось, что священник угадал её мысли.

— «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга, как Я возлюбил вас», — сказал Господь своим ученикам Что же такое настоящая Христианская любовь? Как научиться такой любви? Мы с вами привыкли делать добро только тем, кто с нами поступает также. Но Господь в Евангелии говорит: «Если вы будете благо творить только тем, кто вам творит, то какая от этого польза? Так поступают и язычники».

А теперь давайте вспомним, когда в последний раз мы помогали больным и немощным людям? Как давно мы старались поддержать человека, попавшего в беду? В наше нелёгкое время столько людей вокруг нас нуждаются в помощи, но, к сожалению, год за годом, день за днём мельчает наша любовь. А где нет любви — там нет и Господа. Мы всегда находим себе оправдание: ведь нам самим сегодня так многого не достаёт материальных благ! Но наша любовь должна быть жертвенной. Каждый день, читая вечернее правило, мы произносим в молитве святого Иоанна Златоуста такие слова: «Господи, избави мя всякого неведения и забвения, и малодушия, и окамененного нечувствия». Достичь такой любви не просто, но если начать с малого, то постепенно мы сможем стать лучше. Святые отцы говорят: «Спешите делать добро, потому что времени мало». И, действительно, наша жизнь очень коротка, поэтому надо приложить все усилия для исполнения заповеди любви. Аминь!

Когда храм опустел, и только возле святыни храма, чудотворной иконы Богородицы, стояла, плача, какая-то женщина, отец Михаил подошёл к Марине, ожидающей его у свечной лавочки.

— Наш юрист, Константин Игоревич, не смог прийти, не получится сегодня тебя с ним познакомить. Вот его карточка с телефонами, позвони ему. Он работает в юридической консультации, а в храме консультирует прихожан бесплатно, с моего благословения, конечно. Договоритесь о встрече. Только не вздумай ему деньги предлагать — обидится.

Марина смущённо подняла на него глаза.

— Отец Михаил, мне очень надо поговорить с Вами.

— Что ж… давай поговорим. Пойдём, присядем на скамеечку.

Он первым сел на деревянную лакированную скамью у стены храма. Марина опустилась на краешек рядом.

— Мне так неудобно, отец Михаил… — Запинаясь, взволнованно сказала она. — Люди для меня столько сделали, а я…

— Что — «ты»?

Она ответила не сразу. Прерывисто вздохнув, произнесла медленно, старательно выговаривая слова, словно читая собственный приговор.

— Отец Михаил, я не могу… Я должна отказаться от этой квартиры.

Священник внимательно посмотрел на неё.

— Почему?

— Я не могу бросить Елену Ивановну! Ну, не могу — и всё! — Выпалила Марина на одном дыхании.

Отец Михаил надолго замолчал, так надолго, что она успела успокоиться.

— Ты хорошо подумала? — Наконец, спросил он.

— Да! Очень хорошо. Я понимаю, что могу опять остаться на улице. Но будь что будет. Когда мне было очень трудно, Господь послал мне Вас с матушкой и Елену Ивановну тоже. Я верю, что он меня не оставит, если опять будет тяжело. — Она помолчала. — А с юристом я обязательно встречусь. Цветов ему куплю, если он денег не берёт.

Отец Михаил кивнул головой.

— Ну, что же, девочка, если ты всё хорошенько продумала — я очень рад твоему решению.

Марина облегчённо улыбнулась. Хотя улыбка у неё получилась немного грустная.

— А что Елена Ивановна говорит?

— Она не знает. Я ей потом когда-нибудь скажу. Она будет себя виноватой считать, а мне этого совсем не надо… Спасибо Вам ещё раз за всё, отец Михаил. — Поднялась она с места. — Я побегу. Елену Ивановну кормить пора, она с утра ничего не ела.

Отец Михаил благословил её и остался сидеть на скамейке, раздумывая, правильно ли он сделал, согласившись с неожиданным Марининым решением? Может быть, надо было отговорить девочку от него? Не пожалеет ли?

И всё-таки он был за неё рад. Очень рад. Да поможет ей Господь!

На следующий день Марина купила большой букет махровых тюльпанов и отправилась в юридическую консультацию. Она давно так не волновалась. Само понятие «юрист» всегда приводило её в трепет, а здесь ещё надо было извиняться и благодарить: и то, и другое она делать совсем не умела.

Очередь на приём была довольно приличной. Марина с букетом оказалась под прицелом десятка глаз.

— Вы по записи? У Вас на какое время? — Спросил кто-то.

— Я на минуту. Мне только отдать цветы.

Едва распахнулась дверь кабинета, Марина нырнула за спину выходившего клиента.

Молодой человек, с ярко рыжей, гладко причёсанной шевелюрой, оторвался от бумаг и серьёзно взглянул на неё, вскинув такие же рыжие пушистые ресницы.

— Здравствуйте, Константин Игоревич, — окончательно смутившись, произнесла Марина. И протянула ему тюльпаны. — Это Вам.

— Мне? — Удивился он. — От кого?

— От меня. Я — Марина Найдёнова, выпускница детского дома.

— А… Вот оно что… Спасибо. Очень красивые. Мне отец Михаил сказал, что Вы отказались от квартиры.

— Так получилось. Простите, пожалуйста, я так виновата и перед Вами, и перед отцом Михаилом. Я очень Вам благодарна за хлопоты. Извините, что они оказались напрасными. Никто и никогда моими делами не занимался, а Вы… Но у меня такие обстоятельства… Я не могу… Извините меня, пожалуйста!

— Извиняться не надо. Решение Ваше очень серьёзное и… благородное. Я знаю. — Улыбнулся он. — Мне отец Михаил всё объяснил.

Марина вежливо попрощалась и побежала на дежурство. Юрист ей понравился. Симпатичный. Вежливый. А главное — всё правильно понявший. Но ведь у отца Михаила другого юрисконсульта просто не могло и быть!

В связи со своей занятостью Марина редко посещала храм, но после несколько раз замечала на службе и этого рыжего юриста. Один раз даже поздоровалась с ним. Он рассеянно ответил. Она так и не поняла, узнал он её или нет.

Со Старухой о квартире они больше не говорили. Но теперь подолгу разговаривали о каких-то пустяках. Марина рассказывала о том, как прошли занятия, удалось ли удачно сдать зачёт по фармакологии, о своих стычках на работе с бельевщицей, у которой просто невозможно выпросить чистую простынь, чтобы сменить её у лежачего больного…

Однажды Марина, вернувшись домой, обнаружила свою подопечную под горой старых пожелтевших фотографий. Они закрывали Елену Ивановну с ног до головы, были рассыпаны на постели и подушке. По всему полу вокруг кровати валялись клочки разорванных снимков.

— Елена Ивановна, Вы порвали свои фотографии? — Поразилась Марина.

— Я скоро умру, девочка. — Спокойно ответила Старуха. — Мои детские фотографии, мамины снимки в студенческие годы, и вся прочая сентиментальная дребедень никому не нужны. Ты сдала зачёт?

— Сдала.

— Приведи себя в порядок, поешь, а потом займёмся делом. Я потом поем, когда разберёмся с моим архивом.