Главный герой. Сборник рассказов

— Что ж, инспектор, поздравляю! Вы нашли вторую картину этого загадочного художника. Мы с Отто заинтригованы и очень заинтересованы в этом авторе и в его работах. Я вижу в них непереоценимую культурную ценность, государственное достояние! Что вы думаете, господин Хок? — Тутт погрузился в созерцание картины.

— Мне, честно сказать, трудно судить, я не знаток и не очень понимаю ажиотаж в галерее. Но…

— О, дорогой инспектор, это уже не человеческое искусство, а божественное, — премьер не отводил взгляда от картины. — Это вам не просто отражение натуры, реальной или выдуманной. Это отображение сути вещей! Ключ! Ключ к взаимодействию личности с миром, с действительностью, с космосом. Как струна заставляет звучать деку музыкального инструмента, так и абстрактная живопись приводит душу в движение, преумножает её восприимчивость к жизни мира, к дыханию Вселенной, если хотите. Обычный художник-абстракционист может ждать своего зрителя годами. Но есть гении, единицы, чьё письмо, как пуля снайпера, бьёт точно в заранее намеченную цель. Целью же может стать как некто персонально, так и целая психофизическая группа. И тогда реальность для них открывается с неожиданных, невиданных ранее ракурсов…

Речь премьера оборвалась, глаза его бегали по картине и он твердил: «Так! Так! Так!» Тихону будто лидокаин в мозг вкололи.

— Господин премьер-министр, мне кажется… Прошу прощения… Вы не ошиблись… Автор… Эмм…

— Что? А, нет. Вот его подпись: «икс, икс». И стиль, манера письма. Я вижу. Это он, нет сомнения.

— Но это картина моего сына…

— ? — Тутт поднял глаза на Тихона.

— Чёрт! Извините… Но эта подпись… — горло сжалось и Тихон хрипло выдавливал слова, — Это не… «икс, икс».

— То есть? — Тутт взял картину из рук Тихона и отнёс её на стол. — Ну же, продолжайте, инспектор!

— Это — «ха, ха», — Тихон тяжело сглотнул, — Харлампий Хок.

— Что же это получается? — Тутт продолжал изучать картину Харлампия под светом настольной лампы. — Вы сказали, что она в армии, верно?

— Так точно! Кто-то воспользовался его картинами и мастерской.

— Мастерской? Ага! И что, там ещё есть такие? — премьер показал на картину.

— Никак нет.

— Да что это с вами, инспектор?

— Извините, господин премьер-министр! Нет, больше нет, — Тихон сунул руки в карманы.

— Но так не пишут с нуля. Должны быть ещё эскизы, наброски, альбомы. Другие, менее удачные, работы. Иначе не бывает просто.

Тутт помолчал пару минут.

— Где служит ваш сын? — Тутт писал в ежедневнике: — Хок… Харлампий Тихонович.

— Не знаю, к сожалению, — Тихон потёр лоб. — Так быстро его призвали. Как-то. Раз и…

Тутт достал из стенного шкафа, спрятанного под отделкой стены, лёгкий пластиковый мольберт, установил на него картину и отошёл на три шага назад. Через секунду разулыбался, вскинул брови и радостно махнул Тихону рукой:

— Идите, инспектор, работайте. Я найду вашего сына. Вернём его домой.

Тихон пошёл к двери и, пока не закрыл её снаружи, слышал весёлый голос Тутта: «Так! Так! Так!»

***

Всю ночь Тихон просидел на подоконнике в кабинете. Курил трубку, искал логику в действиях картинных воров, рисовал схемы. Пол-литровый электрический чайник время от времени ворчливо кипятил воду, поплёвывая через треснувший носик. За перелеском мучалась бессонницей станция — свистела, лязгала, бубнила, принимая всё новые составы с грузами под брезентом.

Утром к бойлерной Лампика подтянулись лучшие криминалисты. Приехали Хлюппе и Гирия. Они подтвердили подлинность картины с маленьким монголом. Эксперты обследовали каждый миллиметр пола, труб, картины. Три немецкие овчарки засунули носы в каждую щель внутри бойлерной и обнюхали все щепки и кочки вокруг.

Как чёрт из табакерки возник Гавчус. Приехал, и всем стало неуютно. Даже его новый тёмно-синий лимузин нагло вылез перед остальными служебными машинами. В парадке Гавчус смотрелся эффектно. Фундаментально! Из машины он не «вышел», он «покинул её салон». Красноречивая пауза, и присутствующие сами потянулись на приветственное рукопожатие. Тихон отвернулся, сплюнул и достал сигарету.

— Хок! Пляши! — раздался над ухом голос начальника.

— Пфф! — Тихон встал к нему боком и затянулся.

— Ты теперь начальник УгРо, — Гавчус по обыкновению сменил тон с елея на сухарь.

Тихон страдальчески посмотрел на начальника:

— Что тебе надо от меня, Гавчус?

— Распоряжение премьера. Бумаги позже получишь. — Гавчус направился к машине.

— Артём! — крикнул вслед Тихон. — Замом ко мне пойдёшь?

— Наивная ты шкура, Хок, — Гавчус шёл, не оборачиваясь, — я теперь замминистра. Завтра утром вступай в должность и ко мне на совещание.

Тихон хмыкнул, глядя себе под ноги, и выбросил окурок.

На место лимузина Гавчуса подъехал специальный грузовик. На нём картину перевезли в галерею. Ночью премьер-министр уже передал вторую картину Харлампия. Как только с ней закончили эксперты, Хлюппе её выставил. В залах прибавилось розовощёких рядовых полицейских.

***

К пяти вечера Тихон добрёл до дома. Жена, вопреки обыкновению, его не встретила. На кухне задорным девичьим голосом вещал приёмник. Тихон устало опустился на банкетку и, развязывая шнурки, прислушался: «Сегодня состоялась встреча на уровне глав правительств… Заключить пограничный участок реки в набережную, что позволит предотвратить изменение русла в будущем и устранит причину приграничных споров между… Также пришли к соглашению о строительстве в этом месте моста и городов на обоих берегах… Армиям приказано распустить резервистов в течение семидесяти двух часов, а регулярные части вернуть в места их постоянной дислокации не позднее…» Тихон выдохнул, привалился спиной к висящей сзади верхней одежде, и на него упала шуба жены. Тихон обхватил её, уткнулся лицом в мех и беззвучно засмеялся.

Гнусавая трель дверного звонка бесцеремонно напомнила Тихону, что расслабляться рано. Он нехотя встал, повесил шубу и отпер замок. Бравый фельдъегерь в блестящих коричневых сапогах извлёк из-под плащ-палатки красный почтовый пакет.

— Инспектор Хок?

— Да, — недоверчиво ответил Тихон.

— Попрошу документы!

Тихон залез во внутренний карман висевшей здесь же кожаной куртки и протянул фельдъегерю раскрытое удостоверение. Тот внимательно прочитал, сличил фото с «оригиналом» и кивнул:

— Депеша от премьер-министра! Секретно! По прочтении вернуть доставившему! Копий не снимать! Не фотографировать! Вслух не читать!

Тихон взял пакет и открыл клапан. Внутри оказались два листа — копии каких-то документов. Большую часть слов скрывала чёрная затушёвка. Тихон прочитал оставшееся: «Дело №… Хок Харлампий Тихонович… Обвинение… самовольно оставил расположение части №… отсутствовал двое суток… Приговор… к расстрелу… в исполнение немедленно… перед строем… место захоронения не разглашать…»

Тихон машинально вернул пакет и листы. Фельдъегерь отдал честь, собираясь уходить, но спохватился:

— Виноват! На словах передано, дословно: «Простите!» Честь имею.

Замок щёлкнул, словно поставил точку. Тихон украдкой заглянул на кухню. Жена сидела на табуретке и всматривалась в стоящий у неё на коленях лист фанеры, испачканный сзади жёлтой краской. Тихон медленно зашёл жене за спину и взглянул на картину. Изящный стальной мост над неспешно текущей рекой соединял гранитные набережные. Вода, небо, все детали и штрихи изображения манили естественностью, и читать их можно было бесконечно. Тихон покачнулся и положил руку на плечо жены. На мгновение он почувствовал, как лёгкий ветер коснулся лица.