Нежный холод

Джорджия. Двое едят панкейки

Шел снег.

Он начался утром. В окно сыпались мелкие шероховатые хлопья, больше похожие на сахар.

К третьему уроку, а это был урок французского, снег валил уже по-настоящему. Мы в это время описывали по-французски, что ели на завтрак.

— Je mange rien[7], — сказала Кэрри, — лё завтрак лё полный отстой.

— Не думаю, что «полный отстой» — это по-французски, — ответила я.

Кэрри нарисовала гигантскую рожицу с открытым гигантским ртом. Над рожицей зависла чашка кофе.

— А ты что ела?

— Крепсы, — сказала я.

— Ты ела крепсы? — Кэрри выглядела ошарашенной.

— Крепсы — это панкейки по-французски. Так что я ела панкейки.

Панкейки испек отец. Папа с мамой по очереди оставались на весь день дома, чтобы присматривать за Марком, который сейчас был под «домашним арестом». У него забрали телевизор и смартфон. Так что большую часть времени он читал. Во всяком случае, я так думаю. Хотя кто знает, чем он на самом деле занимался в своей комнате.

Панкейки были призваны немного разрядить обстановку, но, как и любой жест, направленный на то, чтобы что-то наладить, он только все ухудшил. Нет, серьезно, когда еще папа вот так запросто пек панкейки, а потом мы все вместе усаживались за столом позавтракать, а он сидел во главе и читал газету? В воскресенье? Когда мне было шесть? Вообще никогда?

— Ой, я тоже напишу про крепсы. — Кэрри потрясла ручку, чтобы та снова начала писать. — Мы обе ели крепсы.

Вверху страницы она нарисовала еще один рот — мой, кусающий огромный панкейк, который красовался теперь посреди страницы.

Carrie et Georgia mangez les crêpes[8].

После уроков Кэрри подошла к моему шкафчику. В нем так и лежал пакет с деньгами, но я не стала его трогать и просто забрала из шкафчика куртку.

— Куда пойдем? — спросила Кэрри.

— Я хотела в парк, — ответила я.

Кэрри нахмурилась:

— В парк? В какой парк?

— Где нашли тело Тодда Майера.

Кэрри сделала шаг назад.

— Зачем это?

Причины у меня не было.

— Я могу сходить одна, — бросила я.

— Да нет, все в порядке. — Кэрри направилась к выходу. — Давай сходим в парк.

Снег стоял стеной. К дороге прилипали мокрые хлопья, превращая асфальт в трясину, которая с каждым шагом засасывала все сильнее. Но как только мы свернули с главной дороги на небольшую жилую улочку, ведущую к парку, снег утих. Он мягко укутал все вокруг, и любой вздох, любой шорох теперь звучали очень глухо.

Парк пустовал. На снегу была всего одна дорожка собачьих следов, похожая на застежку-молнию. Даже деревья в снегу стояли будто нарисованные.

Я не могла припомнить, где была натянута полицейская лента, когда нашли Тодда. Но даже если бы и помнила, вряд ли сейчас могла бы что-то рассмотреть.

Как будто все стерли ластиком.

— Итак, — тихонько сказала Кэрри. — Мы тут.

Вчера по обвинению в убийстве Тодда арестовали учителя из Олбрайт. Об этом говорили по местным новостям. Двое полицейских вели под руки к машине человека, лицо которого было замотано свитером. За ними бежали репортеры. Мужчина был одет в футболку с Бэтт Мидлер, и это было странно, ведь на улице стоял лютый мороз.

Мама смотрела новости вместе со мной.

— Ужасно, — только и сказала она.

— Пойдем на качели, — предложила Кэрри, тыча в сторону детской площадки.

Мы заскользили к ней вниз. Вся площадка была завалена снегом и льдом, поэтому на ней невозможно было играть. Качели замерзли, и мне потребовалось немало усилий, чтобы втиснуться между цепями в своей огромной куртке. Но я справилась.

Кэрри отклонилась на качелях назад, будто ожидая, что кто-то ее подтолкнет.

— Ну что, — начала она. — Ты наконец узнала насчет денег?

— Я почти уверена, что этими деньгами Марк должен был расплатиться с Тоддом за ответы на экзамене, — ответила я. — Он сознался родителям, что списал, вроде как там все скидывались по несколько сотен долларов. Так что…

— Хм. — Не вставая с качелей, Кэрри сделала несколько шагов назад, насколько позволяла длина цепочки. — Черт.

— Тревор Батхерст, кстати, тоже списывал. — Это я подслушала у родителей. — Весь класс списал.

— Могу поспорить на тысячу долларов, что все это была гениальная идея Тревора. — Кэрри оттолкнулась от земли.

— Ага, не думаю, что это была затея Марка, — согласилась я. — Вообще, все это выглядит довольно жалко. Пожалуй, это самое жалкое, что я когда-либо видела.

Кэрри на лету сделала в снегу борозды.

— А как бы ты себя повела… если бы он реально был в этом замешан? Ну, в том, что случилось с Тоддом?

— Это что, загадка? — спросила я, крутя свои качели вокруг оси.

— Нет, это исключительно вопрос морали.

— Не знаю, — ответила я вполне искренне.

— Ты бы заявила в полицию?

Я сложила руки на животе:

— Нет. Но…

Я встала.

— Думаю, я никогда бы не смогла больше смотреть на него.

— И это притом что ты даже не знала Тодда? — Качели Кэрри остановились. — Ты бы отказалась от родного брата из-за кого-то, с кем не была знакома?

— В смысле, я люблю брата. — Я принялась топтать снег. — Я не знала Тодда. Брата любить не перестану. Это очевидно. Но если он убил кого-то и потом еще соврал об этом… Знаешь, как соврал, например, что не знал Тодда. Это просто гадко.

— Думаю, люди про такое часто врут, — ответила Кэрри. — Именно поэтому полиция обычно спрашивает: «А где вы были?», чтобы просто прорваться сквозь вранье и получить хоть какие-то факты.

— Согласна.

Мы замолчали. Кэрри снова откинулась на качелях.

— Помнишь шестой класс? Карточки, которые мы с Ширли раздавали?

— Да.

Конечно, я помнила. Это были маленькие карточки, на которых были написаны наши косяки. Белые карточки с буковками, аккуратно выведенными Ширли Мейсон. Мы все тогда выстроились за ними в очередь. Ширли говорила, что они помогут нам стать лучшими версиями себя.

На моей было написано: «Всех бесит, что ты постоянно говоришь только о себе».

— Это была идея Ширли. — Кэрри продолжала качаться. — Не помню, почему она вообще это придумала. Думаю, ее мать облажалась как родитель, всегда критиковала Ширли, поэтому она и выросла такой. Типа, она ненавидит саму себя, поэтому и по отношению к другим ведет себя отвратительно. Она тогда придумала: «О, а давай расскажем всем и каждому, что с ними не так».

— Окей. — Я не знала, что еще на это сказать.

Кэрри резко остановилась.

— Хоть это и было ее идеей, я ей помогала, поэтому тоже крупно облажалась. Но тогда я думала, что всего лишь поддерживаю подругу. В моей жизни есть много поступков, о которых я реально сожалею, и все я совершала ради кого-то другого.

Я все еще не знала, как реагировать.

— Окей.

— Так что прости, — сказала она. — За это. За то, что я была частью этого.

— Спасибо. Но. — Я запуталась. — Мой брат не делал этого, Кэрри. В смысле. Да, он списал. И я думаю…

Кэрри встала.

— Просто послушай. Я знаю, что он не виноват, что Тодда Майера убил тот сумасшедший учитель. Просто… Не наседай на брата из-за этой истории со списыванием на экзамене. Ведь он наверняка повелся вслед за Тревором Батхерстом. Ширли Мейсон, например, тот еще крепкий орешек, готова чуть ли не стекло есть ради Тревора. В общем, я хотела сказать, что все мы… жалкие.

По-прежнему падал снег. Снежинки оседали на волосах Кэрри.

Я прислонилась к холодной перекладине.

— Ты не жалкая. Ты просто беззубая школьница, которая упорно не носит нормальную зимнюю обувь.

Кэрри улыбнулась и заглянула в телефон.

— Пора идти, уже почти шесть.

Когда мы выходили из парка, на месте преступления не было ничьих следов, кроме наших.

Пока мы ужинали лапшой из китайской забегаловки, на кухне зазвонил телефон. Трубку взял папа, оказалось, звонил начальник Марка из службы чистки дорог. Он сказал, что не смог дозвониться до Марка. Еще бы, ведь его телефон был спрятан в одном из ящиков.

— Марк! — Отец вернулся в столовую и шлепнул трубку на стол перед сыном. — Давай собирайся.

Марк, просидевший весь ужин молча, посмотрел на отца:

— Чего?

— Надевай куртку. Это мистер Макналли. Ты им нужен, чтобы почистить пару дорог.

Марк положил на стол китайские палочки, которыми ел, и тихо сказал:

— Не могу.

Мама, которая почти весь ужин просидела в телефоне, пытаясь договориться о переносе даты выхода книги, резко подскочила:

— Почему это не можешь?

— Я же под домашним арестом, — ответил Марк.

— Но дороги ты все равно можешь чистить, — возразил папа.

Я макнула жирный жареный спринг-ролл в апельсиновый соус. Это выглядело очень странно, учитывая общую атмосферу за столом и то, как все выразительно друг с другом переглядывались.

Марк отодвинул стул от стола.

— Ладно. Я не хочу чистить дороги.

— Тогда марш в свою комнату, — выпалил папа.

Очень нелепо видеть, как взрослого человека в наказание отправляют в его комнату. Марк мгновенно потух. Хотя таким он выглядел всю последнюю неделю. Эдакая большая тень человека, которая вроде занимает столько же места, сколько он сам, но при этом ничегошеньки не весит.

После ужина я решила подняться к нему в комнату, сжимая в руке пакет со спринг-роллом — своеобразный жест перемирия, — и постучалась.

— Можно войти?

— Да.

Марк сидел на кровати в окружении учебников, которые ему предстояло освоить.

— Спасибо, но мне это нельзя.

— Точно.

Я спрятала пакет за спиной.

— Э, Марк. — Я понизила голос. — Деньги у меня. Ну, те, что за экзамены. Я их нашла… дома. Я могу тебе их вернуть.

Не знаю, какого ответа я ждала от Марка. Не знаю, думала ли я, что он будет на меня злиться. Я вспомнила того мальчугана, который во Флориде донес злому старику, кто забрал все камни из бассейна. Я чувствовала себя совсем как Марк тогда, но все было совершенно по-другому.

— Давай, — ответил он так же тихо.

— Это твои деньги, — ответила я. — Понятия не имею, зачем я их взяла. Прости.

— Все в порядке, — сказал Марк. — Это не мои деньги.

— Окей, но я их все равно верну.

— Ладно.

Я вышла из его комнаты с тем же нетронутым жирным пакетом.

Чтобы как-то помочь по дому, я вынесла мусор, а потом осталась постоять на улице под лунным светом и доесть остывший спринг-ролл (мне диета ничего не запрещала). Я слышала, как в мамином кабинете ругаются родители. При нас они обычно старались не спорить друг с другом.

Я была все той же невероятно глупой Молли из маминой книжки. У меня не было ничего, кроме вопросов, да и сами вопросы, вероятно, были неправильными.

Кому какое дело, врал Марк о Тодде или нет? Дети вредные и злые. Люди могут дружить, дружить с погаными людьми, которые толкают их на поганые поступки, а потом резко рассориться. Верно?

Но тогда…

Почему Тодд умер? Неужели это дело рук какого-то преподавателя? И почему тогда он его убил? Здесь явно был еще целый пласт различного дерьма, про которое даже вопросов не задашь, потому что вообще не знаешь, что этот пласт существует.

Я прошла обратно к дому. Внутри было почти так же тихо, как и в парке. Я разулась и поставила свои ботинки в коридоре рядом с обувью остальных членов своей семьи.