Нежный холод

Джорджия. Тодд

Хэй. Итак.

Теперь это твое пристанище, да? Кто бы знал, что в склепах так холодно.

Холодно, но в каком-то смысле стильно, если для тебя это важно.

Думаю, ты единственный несовершеннолетний здесь. Рядом с большинством урн приклеены черно-белые фотографии бабушек и дедушек. Вот какая-то «Тетя Марси», которая, как по мне, выглядит как лесбиянка. В твоем ряду стоят как минимум два букета дешевых искусственных цветов.

Все-таки здесь, может, и не так классно.

Твой прах покоится в белой урне, которая выглядит как банка из-под супа, с которой кто-то оторвал этикетку и покрасил белой краской. Смотрится круто. По-особенному. На полу рядом с твоим шкафчиком раскиданы сморщившиеся лепестки роз, напоминающие конфетти. А еще кто-то приклеил к твоему окошечку розовую ленту.

Интересно, тебя вообще бесит, что ты фактически заперт в шкафчике? Возможно, это похоже на то, как до конца жизни оставаться запертым в школе. До конца загробной жизни.

Или тебе без разницы, потому что ты уже мертв.

Если тебе интересно, что случилось с моим лицом, рассказываю: под нижней губой мне наложили шесть швов, и они адски чешутся. (Швов, кстати, было семь, но один я вытащила во сне.) Когда твой одноклассник Тревор Батхерст схватил меня за лодыжку и я ударилась лицом о лестницу, то пробила нижними зубами дыру под губой. Один зуб треснул, а другой, тот, что сверху и по центру, был сломан. Сейчас я выгляжу так, будто мой передний зуб закрасили ручкой. Два дня я провела в кресле у стоматолога, чтобы он все вырвал и подпилил. Я пребывала под неслабой дозой обезболивающего, поэтому ничего не чувствовала.

По дороге домой отец сказал:

— Лучше бы в ту ночь избили меня.

Ах да, еще я как будто ношу детскую пиратскую бороду. Это не до конца сошел синяк от удара подбородком о лестницу. А шина на руке потому, что я каким-то образом умудрилась сломать мизинец. Выгляжу так, словно побывала в драке.

Хотя, наверное, так и есть.

По крайней мере, я как-то исхитрилась пнуть Тревора в лицо. Я этого не помню, но когда приехала полиция, то он пожаловался, что я сломала ему нос и вообще напала на него. Так что я молодец. Марк сломал руку, когда пытался прижать Тревора к полу.

Он защищал меня. Наверное.

Думаю, я сейчас здесь, чтобы лично рассказать тебе, как ты умер.

Как все было.

После всех этих драк, рвоты, приезда копов и так далее в отделение пришла Кэрри и рассказала детективам все, что рассказала мне до этого, когда мы были у нее дома.

Она рассказала, что в ночь твоей смерти у Ширли был секс с Тревором. Они, как обычно, то сходились, то расходились. Может, слышал об этом?

Неважно, в общем, секс был в самом разгаре, когда ему позвонили и он куда-то убежал. Ширли была в бешенстве: она решила, что Тревор снова ей изменяет, поэтому села в свою дорогущую тачку и поехала за ним. Остановившись у парка, она увидела, как Тревор и Марк садятся в машину Тревора. Они о чем-то спорили. Ширли испугалась. Она решила, что все дело в наркотиках, поэтому позвонила Кэрри, своей лучшей подружке, точнее, бывшей лучшей подружке, и сказала, что сейчас находится в парке и ей нужна помощь.

И вот в полночь или около того Кэрри берет папину машину, убегает из дома и едет в парк, потому что там ее ждет перепуганная Ширли. Они вместе отправляются на детскую площадку. Там они находят тебя. Ты лежишь рядом с качелями в снегу. Кругом море крови, а твои глаза закрыты. Ширли думает, что ты умер. Кэрри думает, что ты жив.

Кэрри хочет звонить в полицию, но Ширли слишком напугана. И еще она любит Тревора. И она такая: «Ой, а что, если что-то случится с Тревором?» Так Кэрри поняла, что Ширли — наиглупейший человек из всех, кого она знает. Они скандалят на парковке у парка, потом возвращаются Тревор и Марк и Тревор объявляет девочкам, что ты мертв.

Тревор говорит, что если они прямо сейчас не уедут, то их всех арестуют за убийство. По Ширли было заметно, что она искренне рада, что Тревор ей не изменяет. И она уговорила Кэрри разъехаться по домам. Будто ничего такого не случилось, ведь Тодд все равно мертв, поэтому лучше всем отправиться домой, как сказал Тревор.

И тут Кэрри такая: «Это ведь ты попросила меня сюда приехать. Какого черта?»

А Ширли такая: «Ошиблась. Он уже умер. Просто езжай домой».

И Кэрри уехала.

Оставила тебя там одного.

Вот что я услышала той ночью сразу после того — не то чтобы тебе это было интересно, но окей, — как впервые занялась сексом; и сказал мне об этом человек, с которым у меня был секс. Она рассказала, что видела тебя истекающего кровью на снегу, но уехала, потому что так ей велели сделать Ширли, Марк и Тревор.

Несмотря на то что она думала, что ты был еще жив.

Несмотря на то, что она обещала тебе вернуться.

Но не вернулась.

Я надеюсь только на то, что ты не слышал, что она говорила тебе той ночью.

Я действительно постоянно думаю о том, что ты услышал обещание Кэрри, что все будет в порядке.

И после этого она не сделала ровным счетом ничего.

Она просто поехала домой и легла спать. И убедила себя, что ты был уже мертв. Она сказала, что Марк убедил ее, что это был несчастный случай.

Она не знала, что Марк и Тревор съездили домой к Тревору и взяли оттуда мешки для мусора, чтобы сложить в него снятые с тебя вещи, а потом оттащить тебя к деревьям.

Об этом Марк рассказал детективам и родителям (а я сидела в соседней комнате и подслушивала). Марк объяснил, что они хотели снять с тебя одежду на случай, если на ней останутся какие-то улики. Видимо, Марк тоже насмотрелся всяких шоу об убийствах.

Но, как я поняла, они забыли на месте твои варежки. И на следующий день их обнаружила чья-то собака. Так что мой брат — весьма невнимательный преступник, что еще скажешь. Похоже, на тебе в ту ночь были розовые варежки.

Я не знаю почему, но мне очень нравится, что ты был в варежках. Я представляю, как ты их вязал. Странно, ведь я совсем ничего о тебе не знаю.

Мне стало известно, что детективы во время допроса сообщили Кэрри, что в тот момент, когда они с Ширли подошли тебе, ты с большой долей вероятности еще был жив. Да, ты ударился головой, но умер от холода.

Хочу сказать, что по факту они все убили тебя. Каждый из них мог тебя спасти, но не стал. Ни Ширли, ни Тревор, ни Кэрри, ни Марк. Никто.

И я понимаю, что это больше не твоя проблема, но я серьезно не знаю, что мне теперь со всем этим делать.

Может, дело не во мне.

Может, дело во всех нас целиком. Уверена, моя мама никогда не напишет об этом книжку, потому что это была бы очень мрачная детская книжка о том, как люди делают отвратительные вещи для отвратительных людей, вместо того чтобы нормально дружить с кем-то, возможно не таким крутым, но гораздо более приятным, я имею в виду нас с тобой, например. (Думаю, ты был приятным человеком, хотя и немного занудным гиком, но приятным.)

Через неделю после своего признания Кэрри прислала мне очень длинное письмо на имейл. В нем она сообщала, о чем рассказала копам, — в принципе, почти все то, что я и так знала. Еще она добавила, какая Ширли ужасная, как она зависит от Тревора и насколько это мерзко и жалко.

Еще в нем рассказывалось, что в пятнадцатилетнем возрасте у них с Ширли была связь.

И все это письмом на имейл, понимаешь? Его спокойно можно считать уликой.

Мне кажется, мы с Кэрри подружились, потому что я была полной противоположностью Ширли, а она устала от ее выкрутасов.

Но как же иронично, что все то, за что Кэрри презирала Ширли: а) потребность использовать других и б) при этом оставаться на коротком поводке у кого-то другого, — не в меньшей степени характеризует саму Кэрри.

С той ночи, когда мы переспали, я с ней больше не разговаривала.

Но она продолжает периодически мне писать. Так что да, я не знаю, что происходит.

Я почти уверена, что моего брата и Тревора отправят в тюрьму, пускай сейчас их и выпустили под залог. Может, Кэрри и Ширли приговорят к общественным работам или что-то типа того.

Но все это не изменит твоей смерти.

А я здесь.

Живая.

Тодд.

Мне жаль, что мой брат вел себя с тобой как урод. Мне жаль, что он не был тебе другом. Хотя мог бы, черт возьми. Он должен был спасти тебя. Не надо его ненавидеть, но и прощать не стоит. Я никого из них не прощу.

Ты, наверное, знаешь, что Маквитера выпустили из тюрьмы. Это хорошо. Правда, меня все еще возмущает, что можно попасть в тюрьму, даже если ты ничего не совершал. Интересно, вернулся ли он в Олбрайт, или переехал, например, в Нью-Йорк или еще куда. Что обычно делают, когда проходят через подобное?

Короче, может, ты все это уже знаешь.

Может, тебе известно место, где Марк и Тревор сожгли все твои и свои зимние вещи, чтобы скрыть улики. Жгли они все в жаровне для барбекю на заднем дворе Тревора. Это очередное доказательство, что они просто ленивые и недалекие преступники: полиция позднее нашла не до конца сожженные вещи. Твою полусгоревшую одежду. Часть куртки Тревора, заляпанную кровью. То, что осталось от ботинок Марка.

Мама постоянно плачет, а папа начал курить на улице. Дом похож на склад мусора, на лестнице осталась кровь. Вся наша жизнь превратилась в полное дерьмо, но я-то понимаю, что все по-настоящему дерьмово только у тебя, потому что ты не можешь что-либо изменить, ведь ты уже мертв.

Но у меня такая возможность есть.

Вот такие дела, Тодд. Тут твоя история заканчивается. Я рассказала твою историю, несмотря на то что всю жизнь сильно переживала из-за того, что кто-то другой вечно рассказывает мою.

Как бы то ни было, я постараюсь вынести для себя урок из всего случившегося.

Обещаю.

Я должна это сказать. Пусть ты меня и не знаешь, но я так долго ощущала себя потерянной, а сейчас этого не чувствую. Я нашла себя.

Тает снег, и я слышу, как под сугробами на кладбище бежит вода. Я чувствую запах зелени, которая вот-вот выбьется из-подо льда. Небо синее и яркое.

Я иду домой. Меня не будет рядом, но я тебя не забуду. Я никогда тебя не забуду.

Солнце согревает мое лицо.