Катастрофа. Рассказы и повести
- Автор: Мари Саат
- Жанр: Современная проза / Советские издания
- Дата выхода: 1980
Читать книгу "Катастрофа. Рассказы и повести"
Через день на лестнице опять послышались шаги. Те же самые шаги. Пудель вскочил и в тревоге закружил по квартире. Это был не сон. Незнакомец уже ковырялся в замке.
Мужчина стоял на пороге. Пудель замер, глядя на него. Мужчина стоял, все в том же пальто, опустив руки, волосы у него были встрепаны; голову он держал немного набок и смущенно улыбался. В кухонное окно светило солнце, и во рту мужчины, справа, ослепляюще сверкал стальной зуб.
— Ну, мой тайный пудель, — хрипло произнес мужчина.
Пудель вильнул хвостом и, как и мужчина, осклабился. Эти негромкие хрипловатые слова были ему куда больше по душе, чем недавнее «бобик».
— Ну, пошли прогуляемся!
Мужчина надел на пуделя поводок и вытащил его за дверь. Пудель о б я з а н был хоть немного посопротивляться, и хотя в нем неожиданно пробудилась какая-то симпатия к мужчине, он не смел полностью утратить бдительность. Ибо кто знает. На всякий случай он слегка поупирался и тихо, чтобы не услышал кто-нибудь из соседей, случайно оказавшихся дома, зарычал; он сделал это главным образом для того, чтобы усыпить в себе чувство долга. Да и что ему еще оставалось? Не пристало же кусать знакомого и тем более лаять на него. К тому же мужчина запер, как положено, дверь.
Что произойдет сегодня, вернется ли он домой? — размышлял пудель, охваченный легким волнением. Но небо было такое голубое и воздух такой чистый, свежий, что все тревоги казались пустыми.
Они шли по парку. Оглушительно, как тысяча маленьких трамваев на повороте, свистели зяблики и синицы. Мужчина отпустил поводок, и теперь пудель мог прыгать и валяться на зеленой траве, что всегда очень не нравилось его хозяину. Затем они добрались до моря. Пудель гулял здесь и раньше, но никогда прежде не видел он столько синевы, сходящейся сверху и снизу, казалось, его поместили в бездонную голубую миску. На песчаном краю миски, на камнях, сидели большие белые птицы. Пудель с лаем устремился к ним, птицы взмыли в воздух и злобно закричали. Пудель совсем потерял голову, птицы волновали его куда сильнее, чем кот. Он заливался лаем и прыгал среди птиц, горя желанием рвать, кусать, трепать… Мужчина, стоя поодаль, смеялся. Пудель не замечал ничего, кроме чаек, и все-таки смех мужчины дошел до него, внутри у пуделя все задрожало, будто там зазвенели кофейные чашки.
— Бобик-Бобик-Бо-обик, — дразнил его мужчина.
Пудель подлетел к мужчине и, не помня себя от возбуждения, зарычал, запрыгал.
— Ну-ну! — словно испугавшись, воскликнул мужчина и отдернул руку — с нее капала кровь.
Пудель пришел в ужас. Он заскулил и, пытаясь загладить свою вину, лизнул мужчину. Но тот как будто был недоволен, он щелкнул пуделя по носу и вытер руку о пальто.
Они пришвартовались у пивной будки. Пудель никак не мог отдышаться. Высунув язык, он чуть было не уселся тут же в пивную лужу, но вовремя вспомнил о своей белоснежной шубе. К тому же он увидел толпу галдящих мужчин, от которых разило пивом. Пуделю стало стыдно.
Он отступил в сторону, к окну кафе, и осторожно, чтобы не запачкать зад, присел. Мужчина и его приятель, с пивными кружками в руках, остановились рядом с ним. Пудель охотно спрятался бы за угол, сделав вид, что не имеет с ними ничего общего. Но это было бы невежливо по отношению к человеку, который столько дал ему и в руках которого были ключи от его квартиры. Так что он попытался лишь укрыться за мужчинами, которые о чем-то громко говорили. Из кружек на голову пуделя плескалось пиво, это было неприятно, он встряхивался и начинал быстро моргать глазами. Хотелось домой. В горле стало больно и горько, пасть его раскрылась сама собой, и он заскулил.
— На, Бобик, — сказал мужчина и кинул ему огрызок колбасы.
Колбаса сильно отдавала чесноком; только сам хозяин иногда ел такую колбасу, а пудель, как и его хозяйка, терпеть не мог запаха чеснока. Вот до чего он докатился, да еще и «бобиком» его обозвали. Он лег на живот и, поскуливая от собственного бессилия, принялся грызть отвратительно вонявшую колбасу.
— Ну-ну, — вдруг воскликнул мужчина, — хватит валяться! — И схватил поводок.
С той поры пудель стал вести двойную жизнь.
С утра он ждал мужчину: когда он думал о солнце, траве, о прогулке, его охватывало приятное, теплое, волнующее чувство. Мужчина являлся всегда в одно и то же время, около полудня. Если он не приходил, пудель начинал беспокойно бегать взад-вперед по комнате, не понимая, в чем дело. Почему мужчина опаздывает? В конце концов, потеряв всякую надежду, пудель заключал, что мужчина не придет.
Но почему же? — с грустью думал пудель, сидя у плиты. Ему надоели прогулки? Он больше не хочет?
И тут пуделя осеняло: мужчина нашел себе новую собаку! Но как же так? И он озадаченно покусывал свою мохнатую ляжку.
Разве я не красивый?
Кого бы мог предпочесть мужчина? Какую-нибудь напыщенную мадаму вроде Берты или шавку, похожую на Квин? Так вот он какой. Этот пройдоха и ворюга в излохмаченных штанах, которые никогда не видели утюга, шляется по городу и выманивает порядочных собак из их домов! Пудель ненавидел мужчину. Он рычал, он готов был схватить его за ноги, вцепиться в перекатывающийся кадык, как только мужчина войдет в комнату. Он бы гневно залаял, раздайся за дверью хоть малейший шорох.
Но в доме стояла тишина.
Пудель был пленником. Ему не оставалось ничего иного, как скулить.
Пудель улегся на свою подстилку.
Мужчина не придет, успокаивал он себя. Это позорное приключение подошло к концу. Наконец-то все встало на свои места: хозяйка хлопочет на кухне, в плите потрескивает огонь.
И все-таки в душе пуделя затаилась непонятная грусть, похожая на легкую туманную дымку, и постепенно перед его глазами замелькали картинки: сперва в тягучую темноту стали вползать неясные расплывчатые фигуры, какие-то тени, затем они начали обретать очертания, стали ярче, пока наконец все не превратилось в пеструю карусель; он несся впереди стаи бродяг — за ним по пятам охваченные страстью псы; задыхаясь, его нагоняла приземистая криволапая дворняга с огромной челюстью и мощной грудью; белоснежный мячик катился впереди, не давался; им владела одна мысль; я самый красивый; чем больше собак жаждало его, тем красивее он становился в собственных глазах; несколько ловких приемов — и он оторвался от стаи, подлетел к мужчине, закружился у его ног.
— А ты псина что надо, — сказал мужчина и сдавил ему горло.
Пудель очнулся — оказывается, у него на голове лежала подстилка; он выбрался наружу — хозяин с хозяйкой были на работе. Пудель почувствовал, как внутри у него что-то затрепетало, и, стыдно признаться, он опять был готов идти. Его манили загаженные окрестности пивной будки, запах пива и осоловелые мужчины. Он с какой-то затаенной радостью ждал именно этого конечного пункта прогулки.
Особый, очень похожий на пивной, запах постоянно обволакивал мужчину; сильнее всего пахло изо рта, когда он разговаривал с пуделем. Так пахло от мужчины не только около пивной будки; этот запах усиливался, стоило мужчине лечь в тени под деревьями где-нибудь в укромном месте и приложиться к маленькой сверкающей бутылочке. Лежа рядом с ним и размышляя, пудель начал догадываться, что это не мужчина пахнет, как пивная будка, а наоборот: мужчина сам и з д а е т этот запах и передает его пивной будке, другим людям, даже хозяину пуделя, потому что временами пудель и у него замечал слабый намек на этот запах. Мужчина превращался в глазах пуделя в божество. Одно было плохо: чем сильнее тот старался пахнуть, тем слабее и сонливее он становился, такое выделение запаха, которое было не под силу пуделю, казалось очень нелегким делом, и однажды мужчина так перестарался, что не смог подняться на ноги.
Приближался вечер. Пуделя охватило беспокойство: ведь ему давно пора домой. Он тихонько повизгивал, тянул мужчину за рукав, но тот лишь мычал. Пудель пришел в отчаянье. Кто впустит его в дом? Кто откроет дверь и закроет ее за ним?
Вдруг пудель почувствовал, что хозяйка уже на пути к дому. Ей оставалось пройти всего несколько кварталов! Забыв о мужчине, пудель припустил со всех ног. Что-то как бы подтолкнуло его на этот поступок. Он несся быстрее такси и мощным прыжком перемахнул через ворота. Но тут он беспомощно остановился — в квартиру-то не попасть.
И тогда он увидел Берту.
Берта сидела у своего окна и с презрительным достоинством смотрела пуделю прямо в глаза. Пудель съежился, непроизвольно поджал хвост. Итак, теперь его тайная сущность известна Берте.
Хозяйка вошла в ворота, всплеснула руками, вскрикнула. Пудель завизжал от отчаяния, заметался вокруг хозяйки и завыл, как пароходный гудок.
Хозяйка, сопровождаемая пуделем, с шумом взлетела по лестнице, подергала дверную ручку, но дверь была заперта. Она открыла дверь, ворвалась в квартиру, обошла ее. Все было в порядке. Тем не менее хозяйка страшно рассердилась. Пудель предусмотрительно забился под стол, по хозяйка сердилась не на него.
— Бедный пес! — воскликнула хозяйка, искупала пуделя в ванне, накормила его. А нагорело хозяину, когда тот вернулся домой: как это он оставил собаку во дворе.
Из всего этого пудель сделал для себя полезный вывод: если он окажется за дверью, то ругать будут не его. Так что в любом случае лучше вернуться домой, нежели опоздать. Этот урок придал ему уверенности: он уже не так зависел от ключей мужчины; он мог привередничать, даже огрызаться, удирать вперед или отставать, вовсе терять мужчину из виду. Теперь он зависел только от того, выведут ли его на прогулку. Это увеличивало его свободу и усиливало тоску по мужчине. И все-таки он понимал лучше, чем когда-либо прежде, всю безнравственность своих помыслов: он потерял уважение Берты.
Вечером, играя во дворе, Берта старалась держаться от него подальше, не замечала его. Квин, подлизываясь к Берте, буквально захлебывалась в презрительном тявканье. Однако поведение Квин пробуждало в пуделе ядовитую радость: он был сильнее их. Ему казалось, что он стоит посреди широкого поля, а за ним собаки, тысячи собак, все собаки, сколько их вообще есть на свете, и все они словно застыли по стойке «смирно», задрав лапу, и в этой угрожающей тишине слышно, как ветер шуршит в траве. В стороне, под деревьями, притулились Квин и Берта. Он еще немного выжидает, наслаждаясь этой тишиной, а затем лает: вся тысячеголовая стая кидается на этих двоих и, как кошку, загоняет Квин на дерево! Пусть она там потрясется, толстая, изнемогающая от страха и усталости, а они, разинув пасти, ждут внизу, клыки их обнажены, как лес отточенных кухонных ножей. Пудель стоит на холме, за ним криволапая дворняга; Берта, припав мордой к земле, на брюхе ползет к нему; пудель — маленький, белоснежный — стоит, расставив лапы, ветер треплет его шерсть, а за ним угрожающе рычит черно-буро-белое поле. Но пудель отпускает Берту и даже позволяет Квин слезть с дерева — он выше их.
У мужчины была странная привычка, с которой пудель никак не мог примириться: он любил шляться по задворкам и воровать с веревок сохнувшее белье.
Пудель не отставал от мужчины. Он нехотя ковылял за ним по пятам и ворчал: человек, который умеет так искусно управлять своими запахами, занимается столь низменными делами.