Катастрофа. Рассказы и повести

Эта привычка и погубила мужчину. Однажды стиравшая белье женщина поймала его на месте преступления. Огромная, как дорожный каток, она с криком набросилась на мужчину, и тот ничего не смог поделать, потому что как раз перед этим он снова отдал немало сил сверкающей бутылочке.

Запутавшись в веревках с бельем, они свалились наземь, увлекая за собой шесты, простыни, штаны, рубахи, и забарахтались в этой бело-розовой куче, поднимая клубы пыли.

Пудель забился в угол двора и беспомощно рычал. Мужчина был его другом, но не мог же пудель кинуться на выручку застигнутому на месте преступления вору.

Вскоре их окружила толпа. Появились и люди в серой форме. Они поставили мужчину на ноги и, взяв его под мышки, куда-то потащили.

Пудель по-прежнему сидел в углу двора. Мужчину увели, но пудель не решился пойти вслед за ним, потому что догадывался: мужчина утратил независимость, он уже не идет куда хочет, поэтому он не может вести за собой и пуделя. Пуделя могли бы повести за собой люди в серой форме, но пудель не был с ними знаком.

Он потрусил к дому и обнаружил, что ворота заперты. Правильно, ведь они всегда заперты. Как же он в прошлый раз попал домой? Пудель, дрожа, уселся перед запертыми воротами и тщетно пытался вспомнить, каким же образом он тогда оказался во дворе.

На этот раз хозяйка побранила его, и пудель понял еще одну истину: когда он ждет у дверей, попадает хозяину, а у ворот ждать нельзя — в этом случае виноватым оказывается он сам.

Пудель, глубоко задумавшись, лежал под столом. Ведь в конце концов все кончилось благополучно. Эта история и так зашла слишком далеко. Берта и Квин презирают его, дважды он оказывался за порогом — а в последний раз мог запросто угодить и в руки собаколову: кто бы доказал, что он сидит у своих ворот?

И все-таки, сколько бы он ни думал и ни объяснял себе эту историю, он уже не находил в комнате покоя. Дни по-прежнему бежали один за другим, но воспоминания о мужчине и тайной жизни не угасали. Наоборот, они становились все сильнее, как запах, который испускал мужчина, и причиняли боль.

Мужчина все время стоял у него перед глазами, и в то же время пудель никак не мог увидеть его отчетливо. То вспоминались ему ботинки, то забавные косые глаза и стальной зуб, но ни разу не смог он представить мужчину целиком и ясно. Пуделя охватила тоска, образ мужчины преследовал его: он вдруг увидел в нем как бы нескольких хозяев. Один из них был настороженный, крадущийся тайком, стреляющий по сторонам глазами; другой какой-то смущенный, будто в чем-то виноватый перед пуделем; третий рассеянный, изможденный, воняющий чем-то невыносимо кислым — он пребывал в каком-то ином, недоступном для пуделя мире; и, наконец, истинный хозяин, идущий вперевалку, из-под ног его разлетаются голуби, он идет куда хочет, идет так далеко, как хочет. Пуделю недоставало этого мужчины. Он вдруг обнаружил, что в комнате тесно и душно. Он беспокойно бегал взад-вперед, скулил и не мог дождаться, когда наконец вернутся хозяева и выпустят его во двор. Но и во дворе было не легче. Двор был окружен высоким забором. Здесь некуда было устремить взгляд.

Пудель заметил, что ему уже плевать на уважение Берты, плевать на хозяина и хозяйку, на кухню и вообще на все. Ему хотелось только увидеть мужчину, потому что все эти чувства, эти отдельные детали преследовали его, не давали покоя.

Как-то воскресным утром, когда пуделя спозаранку выпустили во двор, скрипнули ворота — это вошел почтальон с газетами и забыл прикрыть калитку. Пудель на миг заколебался, а потом выбежал на улицу. В эту минуту он почти ничего не ощущал — ни страха за последствия побега, ни особой тоски по мужчине. Утро было ясное, солнечное, теплое, и он просто бежал, привычно принюхиваясь.

Через несколько часов, вдосталь набегавшись, он вдруг осознал, что произошло: он убежал от своей прежней жизни, и теперь нет у него ни той, ни другой. У него больше нет хозяев.

Пудель беспомощно остановился на лужайке посреди парка. Он понял, что свободен, совершенно свободен и может делать что хочет. Для него нет больше никаких обязанностей, никаких запретов, приказаний, и ему не надо ни за кем бежать. Но что же делать теперь, куда идти? И тут он почувствовал, что ему недостает того мужчины совсем по другой причине — пуделю хотелось иметь товарища. Им мог быть только мужчина. Он сумел понять пуделя и никогда не стал бы стеснять его свободу: он никогда не водил пуделя на поводке, разве что раза два в самом начале, — вместе с ним можно пойти куда угодно, можно пойти куда угодно и без него, чтобы потом, описав круг, встретиться где-нибудь в другом месте.

Может, он все-таки найдет мужчину возле пивной будки?

У будки, как обычно, гудела толпа. Пудель, принюхиваясь, кружил вокруг, его волновал запах — запах мужчины, и пуделю все казалось, что его мужчина находится где-то здесь, рядом.

— Глянь-ка, пес ищет своего дружка, — заметил кто-то из толпы и пнул его носком ботинка.

Пудель подался прочь, потрусил по улице к центру города. Какая-то коротконогая дворняга увязалась за ним, пытаясь цапнуть за ляжку. Но пудель даже не заметил этого. Мир вдруг стал необычно тихим и пустым. Его окружали звуки шагов, шум машин, голоса, пыль, звон трамваев, а внутри было пусто и темно.

Неожиданно он уловил на другой стороне улицы все тот же знакомый запах. Тоска по мужчине волной обдала его, и пудель устремился на мостовую.

Что-то с грохотом обрушилось на него. Пуделя пронзила дикая боль, он взвизгнул и почувствовал, как теплой лужицей растекается по асфальту.