Зигзаги судьбы

Егор

Когда мы приехали в Наканно, Егору исполнилось 11 лет. За первое лето он быстро освоился с местными ребятами и до осени был практически на «вольном выпасе» — белые ночи, костры, рыбалка, скачки на лошадях и купание в Тунгуске. Все было ново и интересно. Осенью Егор пошел в пятый класс, в котором, кроме него, был еще его приятель Пашка. Это была беспокойная компания. Они все время болтали, что-то мастерили под партой, кидались записочками в ребят шестого класса, сидевших на соседнем ряду. Трудно было быть учительницей у собственного сына. Но мне удавалось как-то их приструнить, и учились они вполне сносно. После уроков дежурный должен был подметать класс и мыть доску, но когда дежурил 5-й класс, кабинет часто оставался неубранным — Егор с Пашкой ловко смывались. Если мне удавалось их быстро отловить, пока они не растворились где-нибудь в тайге, они вместе покорно шли убираться, чтобы было быстрее и веселее.

Когда у нас появилась ферма, Егор тоже во всем участвовал, помогал и в строительстве, и с заготовкой сена. Влад иногда брал его с собой на рыбалку и охоту на мелкую боровую дичь, учил ставить капканы на ондатру. За первое лето Егор сильно подрос и повзрослел, у него стал ломаться голос. Он выглядел старше своих лет и стал превращаться в «трудного подростка». Надо сказать, что Егор с детства не отличался сговорчивостью, был молчалив и упрям. При этом он был очень чувствительным и ранимым ребенком, но внешне этого почти никогда не проявлял. Если между нами возникал конфликт, он насупливался, замыкался и добиться от него чего-либо было невозможно. С переходным возрастом эти качества усилились. Я заметила, что Егор стал покуривать, и как-то из дома исчезла бутылка водки. Ни мирные беседы, ни наказания на Егора не действовали. Он от всего отнекивался или просто упрямо молчал.

Осенью в начале шестого класса он вдруг забастовал и наотрез отказался ходить в школу. Мы пытались выяснить причину, уговаривали, угрожали… Ничего не помогало. Егор отказывался что-либо объяснять. «Не буду ходить в школу, и все тут. Хоть убейте». Тогда я решила отправить его в Москву к маме и Алеше на перевоспитание и в надежде, что ему там вправят мозги. Все, что происходило в Москве, мама описала в своей книге «Общаться с ребенком. Как?» в последней главе «Письма о подростке». Этими подростком как раз и был Егор. Мы с мамой переписывались, и по этим письмам она и написала эту главу. Только имена там изменены, и Егор зовется Федей.

Пробыл Егор в Москве три месяца, и к Новому году его отправили обратно. По словам мамы, он очень тосковал по дому, чувствовал себя ненужным и сосланным и скучал по семье и вообще по жизни в Наканно. Вернувшись, Егор некоторое время сидел дома и маялся от безделия. Все ребята были в школе, на улице холодно, и делать ему было нечего. Тогда он решил пойти работать и устроился водовозом. Ему шел тринадцатый год. Работа водовоза была нелегкой. С утра надо было запрячь лошадь в сани с бочкой, ехать на реку, прорубить во льду ломом прорубь, начерпать ведром бочку воды и везти ее в какой-нибудь дом. Там можно было немножко погреться, дожидаясь, пока хозяева перетаскают воду к себе. Если в доме жили старики, то Егор сам перетакскивал им воду. Потом опять надо было ехать на реку. И так целый день.

Однажды Егор пришел домой весь вывалянный с ног до головы в снегу и сказал, что лошадь вместе с бочкой заехала в глубокий сугроб, и он не может ее оттуда вытащить. Я оделась и пошла помочь. Лошадь стояла по брюхо в снегу, а сани с пустой бочкой завалились на бок в сугробе.

Было понятно, что нам нужна подмога, и я послала Егора домой за Владом и за лопатой. Прошло полчаса, но никто не появлялся. Чтобы совсем не замерзнуть, я стала разгребать и утаптывать снег вокруг лошади и пытаться ее распрячь. Часа через полтора стало темнеть, и мне, наконец, удалось распрячь лошадь и вытащить ее из сугроба. Отведя лошадь в конюшню, я отправилась домой, недоумевая, что случилось. Дома я застала полную идиллию: топилась печка, Влад сидел в своей конуре и что-то мастерил, Маша делала уроки, а Егор с Вадиком самозабвенно катали по полу машинки. Завидев меня в дверях, Егор на мгновение застыл, в его глазах мелькнула какая-то мысль, сменившаяся выражением ужаса:

— Боже мой, мама, извини, пожалуйста, я про тебя совсем забыл…

Оказалось, что придя домой и решив немного погреться, Егор увлекся игрой с Вадиком и совершенно забыл про нас с лошадью.

Проработав водовозом всю зиму и вкусив все прелести трудовой жизни, Егор следующей осенью снова пошел в шестой класс.

В конце зимы в детский сад, наконец, прислали заведующую. Ею оказалась восемнадцатилетняя девушка по имени Катя. Она закончила в Иркутске педучилище и по распределению приехала в Наканно. Это была тихая, улыбчивая, мягкая девочка, но с некоторой твердостью в характере. Увидев, в каком плачевном состоянии находится детский сад, она стала наводить там порядок. В игровой комнате появились ковры и игрушки, дети были вовремя накормлены, уложены спать и переодеты. Катя совмещала функции воспитателя и заведующей. Вадик снова стал ходить в садик, и я была спокойна, зная, что он досмотрен. Так как по возрасту Катя была ближе к школьникам, чем ко взрослым, с ней вскоре подружились некоторые старшеклассники и стали приходить пообщаться. Подружился с ней и Егор. После уроков он прямиком отправлялся в детский сад и проводил там все время. Когда детей разбирали, он шел с Катей к ней домой, колол дрова, таскал воду, помогал по хозяйству. Домой возвращался поздно. Маша за меня переживала, как могла помогала по хозяйству и отбирала у меня топор, когда я с животом пыталась колоть дрова. В отсутствие Влада это было обязанностью Егора, но его часто не было дома. Вскоре стало понятно, что у Егора с Катей не только дружба. Я решила поговорить с Катей, пригласив ее к нам домой. Спросила, понимает ли она, сколько Егору лет и сколько ей, и что вообще такое у них происходит. Егор почти не появляется дома, не помогает по хозяйству, не делает уроки. Выслушав мою тираду и слегка смутившись, Катя сказала, что все понимает, но не знает как быть. Им так вдвоем хорошо, Егор такой хороший, заботливый, внимательный и гораздо взрослее своих лет, и они очень привязались друг к другу. Она пообещала отправлять его вовремя домой и помогать с уроками. Было понятно, что запретить им видеться не получится. Егор хоть и скрывал свои чувства, но выглядел счастливым, и в нем пробудилась ответственность за эту девочку. Она явно его отогревала, чего не удавалось мне, занятой работой и младшими детьми.

В конце мая шестиклассники должны были писать годовой диктант по русскому языку.

Егор накануне вечером собрался на рыбалку. К диктанту он относился философски, и попытки отговорить его от рыбалки ни к чему не привели. По крайней мере, он пообещал вернуться вовремя. Явился он только утром, в седьмом часу, весь грязный, пропахший костром и с хорошим уловом. Кое-как отмывшись, переодевшись и наспех позавтракав, отправился на экзамен.

После уроков я пришла в учительскую. Там царило веселье.

— Мария Вадимовна, иди посмотри, как твой сын диктант написал — смеясь, сказала Катерина, протягивая мне тетрадку.

Пол страницы было исписано аккуратным почерком — видно было, что Егор старался. Потом буквы стали постепенно терять очертания, превратились в непонятные загогулины, которые окончились прямой линией, выехавшей за пределы страницы — Егор заснул.

Катерина сжалилась и разрешила Егору переписать диктант, когда он выспится.

Я доработала в школе до конца года и ушла в декрет. Срок рожать мне был поставлен где-то в середине августа, так что в конце июля я улетела в Москву, взяв с собой Машу и Вадика. Влад и Егор остались на хозяйстве, огороде и ферме.

У меня родилась девочка, которую мы назвали Алиса. Задерживаться долго в Москве я не хотела, так как переживала за оставленное хозяйство и брошенных мужчин. Так что в середине сентября мы с детьми и трехнедельной Алисой вернулись домой.

В Наканно мы прожили еще одну зиму. Влад опять уехал на охоту на полтора месяца, а я сидела дома с детьми. Забот у меня прибавилось.

Алиса была спокойным и жизнерадостным ребенком. Она по нескольку часов спала в коляске на веранде. Я закутывала ее в два козьих пуховых платка, теплое одеяло, прикрывала ей лицо и выносила наружу. Оставалось только периодически щупать нос — теплый ли он. Просыпалась Алиса всегда в хорошем настроении, «гулила» и на всех улыбалась. Кроватки у нас не было, так что обитала она либо в коляске, либо сидела в пластмассовой ванне, в которой мы ее периодически и купали, или я таскала ее под мышкой, делая другой рукой какие-нибудь дела по дому.

В январе к нам приехала съемочная группа из Иркутска снимать фильм про жизнь поселка. Он назывался «Как живешь, Наканно?» Попала в этот фильм и наша семья. Поснимали всех нас дома, как я укутываю Алису в несколько слоев и выношу спать на сорокоградусный мороз. Порасспрашивали про нашу жизнь и быт, а потом поехали на участок к Владу, где сняли его в зимовье, и как он лазает по пояс в снегу и ставит капканы на соболя. Задали вопрос, почему мы уезжаем. Влад все подробно объяснил. К тому времени мы уже приняли решение уехать обратно в Москву. Было понятно, что детям нужны полноценное общение, культура и нормальное образование. В Наканно ничего этого не было. Были суровые условия жизни, дикая и практически нетронутая природа, навыки и знания, которые никогда бы не приобрелись в городе, взаимоотношения людей в маленьком замкнутом коллективе, основанные на своих законах и принципах — все это было по-своему ценным опытом для каждого из нас, но для старших детей этого было недостаточно. И Егор был тому наглядным примером. Хотя он до сих пор вспоминает эти три года, проведенных в Наканно как лучшие годы своей жизни.

К концу учебного года мы стали готовиться к отъезду. Иван с Ольгой нас понимали. Они приняли у нас ферму, выплатив причитавшуюся нам долю от общего имущества. Они тоже стали подумывать об отъезде, и, как мы потом узнали, уехали через год к себе на Алтай.

Мы наметили отъезд на начало июня, но тут возникла новая проблема: Егор заявил, что без Кати он никуда не поедет, что убежит из дома и останется в Наканно.

Этот вариант был неприемлемым. Оставался один выход — взять с собой Катю, тем более, что она хотела поступать в пединститут в Москве. Мы договорились, что лето Катя поживет у нас, подготовится к экзаменам, а с осени переедет в общежитие.

И вот 6 июня 1991 года мы покинули Наканно. Интересно, что эта дата 6 июня стала датой поворотных событий в моей жизни. 6 июня я уехала на Байкал в семнадцать лет работать лесником. 6 июня мы с Владом уехали из Троицы. 6 июня прилетели в Наканно и 6 июня оттуда уехали. Это не было специально задумано, так само как-то получалось.

В Москве мы прожили восемь лет, и за эти годы произошли некоторые события, которые значительно изменили и меня, и мою жизнь, и жизнь нашей семьи.

Но об этом в следующей книге…