По ту сторону зимы

— Тебя что, «спасибо» говорить не научили? — спросил отчим скорее из любопытства, чем в качестве упрека.

Эвелин кивнула, не решаясь поднять глаза и слизывая последние остатки мороженого с ложки.

— Может, ты меня боишься? Вообще-то, я не людоед.

— Спа… Спа… Я… — пробормотала она.

— Ты дурочка или заикаешься?

— За… за…

— Вижу, ладно, извини, — перебил ее Галилео, — если ты не можешь говорить по-христиански, прямо не знаю, что же у тебя получится с английским. Вот так да! И что нам с тобой делать?

Они переночевали в придорожном мотеле для дальнобойщиков. В номере было грязно, зато там имелся горячий душ. Галилео велел ей помыться, прочитать молитвы и ложиться на ту кровать, что слева, потому что он всегда ложился у дверей — такая у него была мания. «Я пойду покурю, а когда вернусь, чтоб ты уже спала», — сказал он. Эвелин быстро повиновалась. Она наскоро приняла душ и улеглась в постель в одежде и обуви, натянув покрывало до самого носа, притворяясь, что спит, однако в любой момент готовая сбежать, если мужчина станет ее трогать. Она чувствовала себя страшно усталой, у нее ныло плечо, от страха сжималось сердце, но она вспомнила бабушку, и это придало ей силы. Она знала: ее мамушка ходила в церковь и поставила за нее свечу.

Галилео отсутствовал больше часа. Он снял башмаки, прошел в ванную и закрыл за собой дверь. Эвелин слышала, как он слил воду в туалете, и краешком глаза видела, как он вернулся в комнату в трусах, футболке и носках. Она приготовилась выпрыгнуть из кровати. Отчим повесил брюки на спинку единственного в комнате стула, закрыл дверь на задвижку и погасил свет. Сквозь занавески на окне проникал свет неоновой рекламы с названием отеля, и в сумраке Эвелин увидела, как отчим, преклонив колени, встал около своей кровати. Галилео Леон долго шептал молитвы. Когда он наконец лег в постель, Эвелин уже спала.

РИЧАРД