Куда ведут дороги...

3

Держа в одной руке чемодан, а в другой билет, Онукуль провел Упен-бабу в купе. Купе было двухместное: две полки одна над другой.

Онукуль сказал:

— Садитесь, пожалуйста! — и вышел.

Упен-бабу присел было на нижнюю полку, но тут же вскочил, будто наткнулся на колючку. Больше он уже не садился и чувствовал себя неловко.

Онукуль вскоре вернулся. За ним следом шел носильщик с постелью.

— Что же, вы так и не присели? Ладно, тогда еще минутку постойте, я постель расстелю.

— Товарищ Онукуль, это, наверное, купе первого класса. Тут не полки, а какие-то диваны с подушками, — сказал Упен-бабу. Хотя он и сдерживал себя, в его голосе прозвучали раздражение и упрек.

Онукуль в ответ лишь рассмеялся.

— Ну да, первый класс. Неужели вы потому и сесть не хотите? Прошу вас, садитесь. Можете даже прилечь.

Упен-бабу удивленно уставился на него и как будто даже онемел.

Лишь когда Онукуль попытался открыть окно, Упен-бабу вышел из оцепенения и запротестовал:

— Оставьте, оставьте! И так хорошо. К тому же я непривычен к сквознякам. Могу простыть.

Онукуль сказал:

— Хорошо. Кстати, Упен-бабу, я в этом вагоне только что встретил одного знакомого. На минутку загляну к нему и приду обратно.

Едва ступив за порог купе, он тут же вернулся, сунул руку в свою сумку и сказал:

— Так я и вовсе могу забыть… Вот был бы скандал! Лучше сразу вам все отдам.

И он начал вынимать из сумки документы.

— Вот ваш паспорт. Здесь булавкой приколота виза. А вот из-за этого проклятого штампа мне пришлось здорово побегать. Добыл его в самый последний день. Поэтому и смогли достать вам билет только в первый класс…

— А это что такое?

— О, это очень важная бумага — медицинский сертификат. Ну, кажется, все документы я вам отдал. Так я пошел?..

— Конечно, конечно, товарищ Онукуль. И зачем вам еще раз ко мне заходить? Поговорите с приятелем и от него прямо…

— Ага, прямо! Хорошо это вы сказали, Упен-да! Вам самому тогда тоже пришлось бы прямо за мной бежать. Сели в поезд, а билет-то ваш где?

На этот раз рассмеялся Упен-бабу. Протянул руку и сказал, хотя видно было, что думает он совсем о другом:

— Ну так где же в самом деле билет?

Онукуль вручил ему билет.

— Положите его в нагрудный карман. Так надежнее. И смотрите на потеряйте. А вот это билет на самолет. Его и все документы лучше запрячьте в чемодан. Чемодан-то у вас запирается, я надеюсь? Ах, только бы вам до Дели добраться! А там вас товарищи встретят и доставят куда надо и когда надо. Да, вот еще, секретарь велел передать вам конверт. Это деньги на дорожные расходы.

Упен-бабу брал все, что давал ему Онукуль, с каким-то изумленным и отсутствующим видом, не говоря при этом ни слова.

Наконец Онукуль ушел, бросив на ходу:

— Так я сейчас!

Первым делом Упен-бабу с опаской посмотрел на окно. К счастью, жалюзи было опущено. Упен-бабу боялся, как бы кто-нибудь не увидел, что он роскошествует в первом классе.

Закрыв дверь купе, Упен-бабу вытащил чемодан, вынул из нагрудного кармана ключ, который был приколот английской булавкой, и щелкнул замком.

Весь день его разбирало любопытство: что там, в чемодане? Младшая сестра Комола и Гопа, жена племянника, одолжили у кого-то этот чемодан и сами упаковали его. У всех своих знакомых, которые побывали в Европе или Америке, они допытывались: «Скажите, что надо брать с собой в Европу?» Упен-бабу наконец не выдержал: «Почему вы все «в Европу» да «в Европу»? Скажите лучше, что я еду в государство рабочих и крестьян. Вы думаете, наверное, что если «в Европу», так больше чести?» Но потом он понял, что несправедливо упрекал сестру и невестку. Они говорили «в Европу» без всякой задней мысли. Просто по привычке: раз за границу, значит, в Европу.

Упен-бабу попытался рассмотреть содержимое чемодана, ничего из него не вынимая и не нарушая порядок. Сверху лежали новенькие белоснежные майки. Упен-бабу даже не верилось, что они куплены именно ему. Радуясь, как маленький мальчик, он погладил майки тыльной стороной ладони. Какая мягкая, гладкая ткань!

За эти тридцать три года Упен-бабу никогда и в голову не приходило заводить себе чемодан или даже просто ящик для вещей. Жестяной чемодан, который верой и правдой служил ему в лагере, он оставил товарищам из партийного комитета, а сам отправился на чайные плантации налегке. Одежду, которая у него была, он тоже всю раздарил, не отдал только книги, купленные на те деньги, что выдавались в лагере заключенным. За тридцать три года он еще несколько раз попадал ненадолго в заключение или уходил в подполье, но заветные книги уберег. Вот «Капитал» Маркса, три томика, для конспирации когда-то переплетенные в обложки от дешевых романов. Все они, в чемодане, едут вместе с ним. После тюрьмы так и не нашлось времени перечитать их еще раз. В больнице, а потом в санатории времени будет предостаточно. Наконец-то он сможет воздать должное этой великой книге.

Вдруг в коридоре раздался шум шагов, и кто-то рывком открыл дверь купе. Упен-бабу вздрогнул и быстро опустил крышку чемодана, будто вор, застигнутый на месте преступления.

Оглянулся — и, к своему удивлению, увидел за букетами цветов несколько знакомых лиц. Старые приятели из Северной Бенгалии. Все они давно пристроились в Калькутте. Кто в банке клерком служит, кто бизнесом занимается. В прошлом — члены партии. К партии теперь они не имеют никакого отношения, но к Упен-бабу сохранили дружеские чувства.

Один из вошедших сказал:

— Мы прослышали, что вы едете этим поездом, а в каком вагоне — не знали. Думали уж уходить, но, к счастью, навстречу попался Онукуль-бабу. Кто б мог подумать, что вы едете первым классом?!

То, чего Упен-бабу так опасался, как раз и случилось. Но позор был не столь велик, каким он прежде представлялся в воображении, и Упен-бабу почти спокойно смотрел на неожиданных гостей.

— Сколько цветов!.. Сколько же денег вы пустили на ветер?!

Пропустив его возглас мимо ушей, гости один за другим сложили букеты на нижнюю полку.

И в этот момент в купе влетел запыхавшийся Онукуль.

— Прекрасно! Значит, вы его нашли. Но уже пора уходить. Дали зеленый свет. Поезд вот-вот тронется.

Потом, последним выходя из купе, Онукуль торопливо бросил:

— Ну пока, Упен-да! Пришлите мне оттуда письмо с красивой маркой! — И, подмигнув игриво: — Нынче ночью, гляжу, у вас будет настоящее цветочное ложе[16]!

Поезд тронулся, и Онукуль рванулся к выходу.

Упен-бабу поспешил выйти в коридор, но никого из провожающих там уже не было.

Вернулся в купе и тут только сообразил: верхнюю полку так никто и не занял. Значит, двухместное купе в его единоличном распоряжении.