Ложка

Поблекшие чернильные линии

За завтраком Мадлен спрашивает у меня, который час. Это наш первый диалог за несколько дней. Пожилая дама не в ладах со временем. Она то и дело взглядывает на наручные часы или крутит кольцо с бриллиантами на безымянном пальце. Хотя суставы Мадлен скрючены артрозом, ее руки по-прежнему красивы.

— Куда вы идете? — любопытствует она, когда мы с Пьером встаем из-за стола.

— В музей! — отвечает ей зять.

Алу точно понравился бы этот мини-музей со множеством этажерок и полочек, на которых разложены ключи (в последовательности от самых больших до самых крошечных), старинные карты, диковинные птичьи яйца, змеиная кожа, печати и всевозможные сельскохозяйственные орудия. Пьер говорит, что задумал устроить музей именно ради того, чтобы «защитить хлам Бальре». Выкинуть эти вещи у него рука не поднимается.

Вспоминаю, как однажды отец захотел выбросить старый диван из игровой. Ободранная белая кожаная обивка, сломанные пружины, вонь от въевшейся кошачьей (впрочем, детской тоже) мочи — все это вызывало у папы отторжение. Узнав о его планах, я рассердилась и закричала:

— Да ведь диван стоит в гостинице уже лет тридцать!

— Успокойся, Серен.

Успокоиться я не могла.

— Ты разве забыл? Если что-то потерялось, мы приходим к дивану, роемся в его недрах и непременно находим пропажу! И ты хочешь выкинуть такой бесценный диван?!

Серен, смени тон. Это всего лишь диван.

— Моя серьга, твоя шариковая ручка, очки Нану, пачка мятной жвачки, помада…

— Ладно, ладно, уговорила! Казнь откладывается! — крикнул папа и хлопнул ладонью по спинке дивана. — В чем-то ты права — даже если мы не обнаруживаем в диване то, что пропало, там все равно что-нибудь да отыскивается.

Мы с Пьером протираем стены музея белым уксусом — таким способом здесь борются с плесенью. В Уэльсе для этого используют хлорку. Убрав уксус и тряпки, Пьер кивает на корзину с голубоватыми бутылочками и протягивает мне маленький ершик.

— Ты чисти бутылки, я протру гильзы. Они со Второй мировой. Свидетели мрачной эпохи…

Пока он роется в коробке, заполненной патронами и старыми пулями, я окунаю бутылочки в ведро и наблюдаю, как вода проникает в них через узкие горлышки. Помпон часто разглагольствует о войне — главным образом когда пьет виски. Папа в двадцатилетием возрасте состоял в бригаде Особой воздушной службы, но, к большому сожалению моих братьев, никогда не рассказывал о том периоде своей жизни. Пьер сообщает, что в 1941 году отец Колетт попал в плен к немцам.

— Четыре года он был подневольным работником — сначала трудился на сталелитейном производстве, затем на заводе «Фольксваген» в Вольфсбурге. После войны его тошнило всякий раз, когда он видел «жука».

Собеседник достает из коробки по одной гильзе, чистит каждую и убирает обратно. Мне он их не показывает — «от греха подальше», по его же собственному выражению. Я вытаскиваю ершик из очередной бутылки, подношу ее к глазам и любуюсь голубоватым стеклом, на котором играют блики света, льющегося в помещение через окно. Пьер улыбается.

— Ты художница, Серен. Цвет будоражит твою фантазию.

Почувствовав, что краснею, я снова окунаю бутылочку в воду. Пьер тактично меняет тему.

— Мой отец был в рядах Сопротивления. Слышала это слово?

Я проходила тему Сопротивления на уроках миссис Ллевеллин. В голове тотчас возникает образ человека, похожего на Пьера, только более хмурого. Представляю себе, как он скрывается в лесу и крушит вражеские позиции ударами самодельных гранат.

— В этих краях Сопротивление вело крайне активную деятельность, — продолжает Пьер. — В Козьем ущелье, на холме, располагалась база сопротивленцев. Ты знала, что Бальре был оккупирован немцами? Это произошло в сорок первом году. Как раз в тот период прокладывалась демаркационная линия, обозначавшая неустойчивую границу между занятой немцами и свободной Францией. Сам замок попал на немецкую территорию, а его сад — на французскую. Где-то тут была схема…

Открыв стеклянную крышку ящика-витрины со старыми картами, он вытаскивает тонкий листок в желтом пластиковом конверте. Судя по почерку, этот план составлял человек скрупулезный и решительный. Поблекшими чернильными линиями обозначены проезжие тракты, железные дороги, незастроенные земли и дюжина деревень. Узнаю названия Сен-Жангу, Сенниси, южнее вижу Бальре и выцветшую красную черту. Демаркационная линия.

— Почерк Мадлен, — бормочет Пьер, выравнивая три заржавевшие коробочки на этажерке.

Похоже, он взволнован.

— Сколько ей тогда было?

— Двадцать один год. Она ездила на велосипеде по близлежащим деревням и передавала сведения нашим. Секретные документы прятала в носки. Ее мать, бабушка Колетт, была весьма culottee, она…

— Что такое culottee?

— Дерзкая и бесстрашная. Несмотря на присутствие немцев, она помогала участникам Сопротивления и скрывала подпольщиков.

Задумчиво блуждаю взглядом по старому листку. Неожиданно Пьер заявляет, что хочет увидеть мои рисунки.

— Да они совсем неинтересные…

— Я не торговец произведениями искусства, Серен.