Земля под ее ногами

— Позвоните, когда приедете, — сказал он. — Возможно, я смогу оказать вам какую-нибудь помощь.

Месье Юло рассказывал мне истории о привидениях: призрак японки, открытки погибших карабинеров. Образы на пленке были призраками из машины[118]. Через три дня после этого и мне довелось увидеть призрак — не на пленке, а настоящий — призрак прошлого. Я был у себя на Аполло-бандер — разбирал груды битого стекла и свалившихся книг. Телефон не работал, электричество подавалось с перебоями, чтобы «разгрузить линию». Потный, раздраженный, не представляя, кому понадобилось так громко колотить в парадную дверь, я с угрюмым видом пошел открывать и оказался липом к лицу с призраком Вины Апсары, потрясенной, казалось, не меньше моего.

— Неправильно, — сказала она, схватившись за лоб, словно у нее вдруг заболела голова. — Это должен быть не ты.

Оказалось, что призраки могут взрослеть. Она была на десять лет старше по сравнению с тем, какой я видел ее в последний раз, и в свои двадцать шесть сногсшибательна. Ее волосы стояли на голове торчком, образуя огромный нимб (я впервые видел прическу в стиле «афро»), на лице было всезнающее, без тени наивности выражение, характерное для «альтернативных» женщин того времени, в особенности политически ангажированных певиц. Но Вина всегда умела подавать неоднозначные сигналы. Наряду с черной перчаткой черных американских радикалов на правой щеке у нее красовался алый знак Ом[119], а ее платье из английского бутика «Полет ведьмы» представляло собой характерные для того времени темные лоскутки оккульт-шик-кутюра с индийским поворотом, слегка прикрывавшие часть ее статного тела. Ее темная кожа лоснилась и как будто сияла. Тогда я еще не знал, что это лоск, оставленный восторженным взглядом всеобщего признания, что слава уже лизнула ее своим шершавым тигриным языком.

— Ты опоздала на несколько лет, — заметил я с ненужной жесткостью. — Никто не ждет вечно, даже тебя.

Оттолкнув меня, она вошла в квартиру как к себе домой. Явившись ниоткуда, не имея за душой ничего, кроме того, чем она стала, она научилась вести себя так, будто весь мир был ее собственностью, и я, подобно остальным смертным, безропотно подчинился, признав ее власть над собою.

— Словно крушение поезда, — сказала она, оглядывая следы разрушения. — В живых кто-нибудь остался?

Она произнесла это невозмутимым тоном видавшего виды человека, но голос ее дрогнул. Только тогда я понял, что землетрясение стало толчком, заставившим ее осознать свою неутраченную связь с Ормусом, который по-прежнему оставался для нее единственным мужчиной, и страх за его жизнь перевесил всю ту неуверенность, что вынудила ее в свое время бежать от него и сотворить для себя эту непроницаемую маску. Землетрясение бросило ее в самолет и привело обратно в Бомбей, к его порогу, только за этим порогом его не оказалось. Иные катастрофы поместили меня на его место. Я сварил ей кофе, и постепенно, словно возвращаясь к оставленной привычке, она перестала позерствовать и снова превратилась в девочку, которую я когда-то знал и — проклятие! — по-прежнему любил.

За спиной у нее был период ученичества в кафе-барах и клубах Лондона — от простых пивнушек, где собирались битники, вроде «Джампиз», до психоделической атмосферы «Средиземья» и «НЛО», после чего она перебралась в Нью-Йорк. Там она направилась прямиком в тупиковый Фолк-вилль, где успешно соперничала с Джоан Баэз, но чувствовала себя чужой и не в своей тарелке. Затем, к разочарованию и возмущению своих фанатов, оставила «фолк», чтобы пополнить ряды «мейнстрима», и отработала сезон в облегающей расшитом блестками платье (одном из тех, что когда-то украла у моей матери) на Копакабане, желая быть первой темнокожей женщиной, выступившей в поддержку первых чернокожих женщин, экзальтированно исполнявших консервативный джаз. К тому же она хотела переплюнуть Дайану Росс, и это ей удалось. Затем она вновь сменила направление, одной из первых проторив дорогу, ведущую от «Непутевого кафе» к «Острову удовольствий Сэма» и «Бойне» Амоса Войта, где артистическая и музыкальная богема встречалась и трахалась, а Войт невозмутимо и безжалостно наблюдал.

Она начала приобретать известность как бесстыдная эксгибиционистка — репутация, которую ее довольно условное платье от «Ведьмы» вполне подтверждало. Разгуливать в таком наряде по Бомбею совсем небезопасно, но Вине было наплевать. Она была своенравной скандалисткой и регулярно появлялась на обложках андеграундных журналов — совсем недавних трещин на информационном фасаде, что возникли в результате потрясений, вызванных западными молодежными революциями. Изливая в этих журналах, с их наркотическими текстами, свою ярость и страсть и позируя для их откровенно порнографических иллюстраций, она стала одним из первых священных монстров альтернативной культуры, агрессивным иконоборцем, полугениальной-полупомешанной эгоцентричной особой, никогда не упускавшей возможности погорланить, освистать, покрасоваться, сплотить, разагитировать, опрокинуть, изменить, похвастать и поскандалить. На самом деле эти ее нездорово-шумные, докучливо-несносные выходки вовсе не шли на пользу ее карьере певицы. Сегодня такая беспардонная — да пошли вы все! — агрессия стала почти данью условностям, но в то время никому еще не удавалось выйти из этой битвы победителем. Люди вполне могли обидеться — и обижались. Подобное поведение могло выйти боком.

Так что, хотя ее чудный голос обеспечивал ей полный ангажемент, часть контрактов она теряла из-за своей стервозности. Ее выступления на Копакабане, к примеру, были прерваны через неделю, когда она походя назвала свою чопорную аудиторию «мертвыми Кеннеди». Соединенные Штаты, тогда еще воюющие и сами с собой, и в Индокитае, погрузились в глубокий траур после чудного двойного убийства президента Бобби Кеннеди и его старшего брата и предшественника на этом высоком посту экс-президента Джека, сраженных одной пулей, выпущенной маньяком-палестинцем. То была так называемая волшебная пуля, с гудением обезумевшего шмеля скакавшая по вестибюлю отеля «Амбассадор», пока не выбила сразу две цели. В этой атмосфере всеобщего горя, когда сотни тысяч американцев жаловались на убийственную мигрень и приступы головокружения и люди на улицах останавливались в оцепенении, бормоча про себя: «Так быть не должно», — Вине, надо думать, крупно повезло, что ее острый язык стоил ей лишь работы. Ее вполне могли вывалять в дегте и перьях и выгнать из города. Ее могли линчевать.

Она успела между делом выйти замуж и развестись, и ее любовные связи составляли весьма внушительный список. Стоит, однако, отметить, что, хотя она неоднократно намекала на свою бисексуальность, имена в этом списке были исключительно мужские. Свободная от условностей в профессиональной сфере, в этом отношении была Вина консервативна, хотя беспорядочность ее половой жизни казалась чрезвычайной даже по меркам того времени.

Когда Вина появилась на моем пороге, ее популярность еще не вышла за пределы ограниченного круга ее почитателей и, хотя недавно она наконец-то подписала контракт с «Колкис» Юла Сингха, молва о ее таланте еще не успела дойти обратно на Восток. Никому не известная, в смятении чувств она прилегла на одном из моих диванов и закурила сигарету с марихуаной. К стыду своему должен сознаться, что до того дня мне никогда не приходилось пробовать так называемый «косячок», и действие, которое он на меня оказал, было скорым и сильным. Я лег рядом с ней, и она придвинулась ближе. Мы долго лежали так, ожидая, чтобы далекое прошлое обрело связь с настоящим, чтобы молчание стерло вклинившиеся между ними годы. Стемнело. Электричество дали, но я не зажигал свет.

— Теперь я не слишком маленький для тебя? — сказал я наконец.

— Нет, — ответила она, целуя меня в грудь. — А я не слишком старая?

Потом мы занимались любовью в постели, на которой был зачат Ормус Кама. Она плакала, заснула, проснулась, плакала снова. Подобно многим женщинам в то время, она использовала аборт, если не помогали противозачаточные средства, и на четвертый раз — об этом она только что узнала — дело кончилось бесплодием. Лишившись возможности иметь детей, она, по своей привычке делать универсальные выводы из сугубо личного опыта, начала кампанию против западных методов контроля за рождаемостью: принялась клеймить научное манипулирование женским телом ради удовольствия мужчин, высказав по этому поводу немало горьких истин, и до небес превозносить женщин Востока, использующих «естественные» способы предохранения. В какой-то момент той ночью, когда, признаюсь, я был сосредоточен совсем на другом, она принялась лепетать о том, что вернулась, главным образом, с целью отправиться в глухие деревни и разузнать там у индийских женщин о естественных способах предохранения. То, что сказано это было вполне серьезно, рассмешило меня. Несомненно, марихуана все еще действовала, потому что я смеялся и никак не мог остановиться — смеялся так, что слезы текли у меня по лицу.

— Они подождут, пока ты закончишь хвалить их за мудрость, за то, что они используют ритмический метод и прерванное сношение, — с трудом выдавил я, — и спросят, не найдется ли у тебя лишней диафрагмы и пары резинок.

К тому времени, как я закончил фразу, Вина уже была полностью одета и направлялась к выходу.

— В любом случае, ты явилась сюда не за этим, — громко хихикнул я. — Мне жаль, что ты зря приехала.

Уже с порога она швырнула в меня чем-то бьющимся, но собирать осколки тарелок и стаканов мне было не привыкать.

— Ты мелкий подонок, Рай, — прошипела она.

Тогда я еще не знал этой ее черты: легкие победы неминуемо заканчивались у нее желанием жестоко уязвить партнера. Я решил, что опять принимаю на себя чужие пинки и меня наказывают за то, что я оказался на месте, предназначенном другому.

Ее уход меня отрезвил. Когда женщина, целиком овладевшая вами, сурово вас осуждает, это способно задеть очень глубоко. И если подвернется случай ее суждение оправдать, возможно, вы его не упустите, возможно, вы поступите соответственно ее невысокому о вас мнению и проведете остаток жизни с этим уже-не-подлежащим-обжалованию приговором, застрявшим в сердце, словно нож.

После единственной ночи, проведенной с Ормусом Камой, Вина улетела на десять лет. После единственной ночи со мной она снова поднялась в воздух. Одна жалкая ночь, и — пу-уф! Теперь вы понимаете, почему она показалась мне призраком, почему ее посещение напомнило мне призрачных сестер из «Рукописи, найденной в Сарагосе», которые занимались любовью с героем исключительно в его снах? И все же эта ночь, после которой она ушла, не успев прийти, всё изменила. Этой ночью сбылось предсказание Персис, и я, в свою очередь оторвавшись от Индии, начал от нее удаляться.

Прерванный акт — излюбленный метод профилактики беременности в индийских деревнях, помогающий контролировать безудержный рост населения Индии, — Вина Апсара впоследствии рекомендовала своим американским и европейским сестрам в нескольких противоречивых выступлениях. Я, по крайней мере, могу подтвердить, что сама она всегда оставалась верна этому искусству, почти достигнув в нем виртуозности.