Когда порвется нить

Джек поделился своими опасениями с родителями Хави, рассказав, как их сын убеждал его бороться от имени всех коротконитных. «Возможно, пришло время сделать решительный шаг», – сказал Джек, поделившись своей историей и историей Хави.

Все понимали, что, как только правда о подмене станет известна, последует незамедлительное наказание, однако скрывать произошедшее – значит стыдиться. А родителям Хави не было стыдно. Они гордились своим сыном так же, как и всегда.

С их благословения Джек разработал план.

Джек попросил о переводе в Нью-Йорк четыре года назад, отчаянно желая сбежать из округа Колумбия, когда его тетя и дядя переехали в Белый дом. Он завел друзей среди компьютерщиков на своем небольшом киберкомандном пункте и встречался с симпатичными девушками, хотя большинство из них, полагая, что у Джека короткая нить, добивались его только в надежде исполнить какую-нибудь извращенную фантазию Джеки О[32], выйдя замуж за обреченного потомка династии. Джек обязался посещать любые мероприятия #СплетенныхВместе, и они с Хави несколько раз в год отправляли друг другу письма по почте, причем у Хави они всегда получались бесконечно интереснее.

Острые ощущения, оттого что он бросил вызов дяде, постепенно угасли, особенно после выборов, и ни работа, ни развлечения не приносили Джеку особого удовлетворения. Он вернулся к своим прежним бесцельным занятиям. Без семейных надежд, поддерживавших его, было удивительно легко опуститься на дно, погрязнуть в пучине нормальной жизни, которой он когда-то так жаждал.

Но теперь, с фотокопией письма Хавьера в руках, Джек наконец-то снова почувствовал, что у него есть цель.

Он подошел к входу в дом, где располагалась штаб-квартира фонда Джонсона. Проиграв в президентской гонке, сенатор Уэс Джонсон основал некоммерческую организацию для предоставления помощи коротконитным и движению за равенство нитей любой длины. (Несмотря на большие успехи движения #СплетенныеВместе, многое еще предстояло сделать, потому что предубеждение против коротконитных оказалось легче ввести в обиход, чем искоренить.)

Последние несколько лет Джек следил за новостями о фонде Джонсона – команде, работающей над созданием правовой защиты для малоимущих, сталкивающихся с дискриминацией во многих областях: при приеме на работу, поступлении в школу, получении кредита, медицинском обслуживании, усыновлении. Список казался поистине бесконечным. А недавно фонд выступил с новой инициативой, отстаивая право коротконитных на смерть на их собственных условиях, добиваясь, чтобы законы о достойной смерти распространялись на тех, кто приближался к концу своей жизни и предпочел бы уйти мирно, в окружении близких, а не оставлять свою судьбу на волю случая.

Когда Джек прибыл в фонд Джонсона, помощник провел его наверх, в кабинет недавно назначенного директора по коммуникациям Моры Хилл.

– Пожалуйста, присаживайтесь, мистер Хантер. – Мора непринужденно оперлась о стол, скрестив ноги в лодыжках, а Джек опустился в кожаное кресло.

– Должна сказать, я была весьма заинтригована, когда услышала, что племянник президента ищет встречи с нами, – сказала она.

Джек вежливо кивнул.

– Я здесь по поручению моего друга, капитана Гарсии, военнослужащего армии США. Он недавно погиб в бою.

Джек глотнул воды из стоящего перед ним стакана – в горле внезапно пересохло.

– О боже, мне очень жаль, – посочувствовала Мора.

Джек откашлялся и взял себя в руки. Он впервые сказал эти слова незнакомому человеку.

– Дело в том, что пять лет назад мы оба были младшими лейтенантами, едва окончили военную академию. И в то же время было объявлено об Инициативе ОБПС. У моего друга Хави оказалась короткая нить, а у меня – длинная, но мы оба знали, что именно ему суждено стать солдатом. Быть героем, и это правда. По этой причине мы поменялись нитями, и его отправили служить за границу вместо меня.

Глаза Моры расширились, и она потерла рукой затылок.

– Все дьяволы преисподней…

Джек передал ей копию письма, которую принес в папке.

– Это написал Хави незадолго до смерти.

Джек смотрел, как Мора медленно скользит глазами по письму, не торопясь, вчитываясь в каждую строчку. Ее губы несколько раз дрогнули, как будто она собиралась заговорить, но не издала ни звука.

Джек надеялся, что отнес письмо по адресу. Последние полгода фонд оказывал мощную поддержку главному сопернику Энтони на президентских выборах, сенатору от Пенсильвании и ярому защитнику коротконитных. Роллинза уже поддерживали не так рьяно, особенно после прошлогоднего разоблачения: нацарапанного на листке бумаги признания, найденного в камере его несостоявшейся убийцы, после того как она скончалась в тюрьме. Пять лет назад все ошиблись. Она не сошла с ума из-за короткой нити. Она даже не открывала свою коробку, не видела, что там внутри. Она всего лишь скорбела по брату, даже спустя тридцать лет после его смерти. И была возмущена, увидев одного из виновников смерти брата в списке кандидатов в президенты. Женщина, конечно, знала, что не могла убить Энтони: она видела по телевизору его длинную нить, – но все равно решила хоть как-то его наказать. Воздать по справедливости. Однако ее жертвой стал невинный прохожий, Хэнк, и она потеряла желание что-то объяснять, навсегда замолчала под грузом сожалений.

Когда истинные мотивы стрельбы были раскрыты, конечно, раздались призывы к импичменту, но доказать, что Энтони знал нечто большее, чем все остальные, было невозможно. Он отрицал свое непосредственное участие в смерти ее сводного брата, а что касается дискредитации женщины в ходе его предвыборной кампании, то он, как и все остальные, полагал, что она совершила преступление из-за своей нити.

Но теперь, по результатам последнего опроса, гонка за переизбрание Энтони выглядела мучительно напряженной. Возможно, потребуется еще один удар, чтобы окончательно склонить чашу весов.

– Почему вы принесли это письмо сюда? – спросила Мора.

– Я хочу, чтобы вы передали его в прессу, – сказал Джек. – И укажите мое имя, подтвердите, что это я поменялся нитями с Хавьером. Я надеюсь, что это может стать последним ударом по администрации Роллинза и покажет людям, какой ущерб нанесла его политика и как глупо было не позволить такому храброму и преданному человеку, как Хавьер, открыто заявить о себе и служить своей стране. Ведь он всегда об этом мечтал. Именно мужество Хави на его последнем задании позволило спасти тех трех человек. Спасти их жизни. – Джек помолчал. – Но дело не только в армии. Речь идет о каждом коротконитном, чей путь был закрыт, потому что люди слишком боятся, или предвзяты, или невежественны. Я надеюсь, что каждый, кто прочитает о Хави, поймет, что короткоживущие имеют такую же ценность, как и длинноживущие. И они заслуживают таких же возможностей доказать это.

Конечно, Джек знал, что письмо Хавьера не изменит мнение Энтони и Кэтрин и тех, кто привел их к власти. Это, конечно, не изменит всего. Но, возможно, станет началом.

– У тебя могут быть большие неприятности, – заметила Мора. – Ты уверен, что хочешь это сделать?

– Да, – ответил Джек. Он уже отдалился от родных; пришло время встать на сторону, которую он выбрал.

– Тогда я буду рада помочь, – сказала Мора. – Я уверена, что историю Хавьера должны узнать все.

Попрощавшись с Морой и оставив ей письмо, Джек вышел на улицу и посмотрел на небо. Последние четыре года Хави был пилотом. Кто знает, сколько раз он летал там, среди облаков?

Джек надеялся, что Хави, где бы он сейчас ни был, оценит иронию судьбы. Пять лет назад Энтони Роллинз бессердечно использовал нить Хави, чтобы привлечь избирателей, подтолкнуть свою карьеру, а теперь эта же нить, вполне возможно, сыграет роль в его падении.

Похороны на прошлой неделе вышли скромными, пришли только родные Хавьера, Джек и двое солдат, находящихся в отпуске.

Джек стоял возле закрытого гроба, задрапированного американским флагом, когда к нему подошла женщина.

– Ваш друг был очень храбрым солдатом, – сказала она.

Женщина пришла поздно, после того как служба уже закончилась, и проскользнула в заднюю часть зала прощаний. Ее лицо показалось Джеку незнакомым.

– Он спас всех нас в тот день, – прошептала она.

Джек понял, что она, должно быть, была одной из двух гражданских врачей, которых, по словам мистера и миссис Гарсия, Хави спас перед смертью. Аника Сингх, наверное. Все участники той операции, по слухам, подписали соглашение о неразглашении подробностей, но капитан Рейнольдс поделился историей о мужестве Хави с его родителями.

– Хави не заслужил этого, – сказал Джек. – Он не заслужил короткой нити.

Аника повернулась и посмотрела на Джека с такой добротой, с таким пониманием, как могла смотреть только мать на любимого сына.

– Знаете, ваш друг Хавьер напоминает мне другого человека, которого я знала и чья нить тоже была намного короче, чем следовало бы. Но и он, и Хавьер изменили мир. О них будут помнить в течение многих лет, даже поколений, – сказала она. – В каком-то смысле у них были самые длинные нити, которые я когда-либо видела.НИНА

Годовщина появления нитей пришла и прошла, годы летели своим чередом, и вскоре исполнилось почти десять лет жизни человечества с нитями.

Некоторые были благодарны за коробки, за возможность попрощаться, никогда не жалеть о последних сказанных словах. Другие видели дар в сверхъестественной силе нитей, позволявшей им верить, что жизнь их близких, получивших короткую нить, на самом деле не была оборвана случайно. Они жили столько, сколько им было отмерено, поскольку с момента их рождения длина нити была предопределена. Именно поэтому с потерями было легче смириться, веря, что изменить конец было невозможно и их смерть не зависела от каких-то принятых решений, от поступков, которые они совершили или не совершили. Не нужно было думать о том, что могло бы случиться, если бы они жили в другом городе, или ели другую пищу, или поехали домой другим путем. Конечно, потери причиняли боль, были мучительны, и все же нити давали некоторое облегчение – любые перемены не отсрочили бы конец. Просто такая им выпала жизнь.

Однако нити не приносили утешения коротконитным, тем, кто столкнулся с несправедливостью. Скорее, они снимали камень с души длиннонитных, тех, кто продолжал жить. * * *

Родители Моры попросили Нину выступить на похоронах.

Это была первая надгробная речь в ее жизни, и ей потребовались все силы, чтобы отпустить руку матери, покинуть свое место на первой скамье и предстать перед толпой скорбящих.

Нина быстро оглядела зал, ища лицо, на котором можно было бы остановиться, читая свои заметки. Никто в первых рядах не подходил: все члены семьи Моры тихо плакали, и она не хотела смотреть на Бена и Эми, которые, вероятно, думали о похожих похоронах, которые неизбежно состоятся в их семье через несколько лет. Так что Нина обратилась к горстке незнакомых людей в последних рядах, возможно, коллегам или старым знакомым Моры, с которыми ей так и не довелось встретиться.

Нина рассказала о страсти, бесстрашии, остроумии и впечатляющей скорости, с которой ее супруга заводила друзей. Она рассказала, как Мора узнала о фонде Джонсона и сразу же оставила работу в издательстве, чтобы присоединиться к команде сенатора – это было ее шестое рабочее место, но первое, на котором она сразу поняла, что нашла себя. Наконец-то она преуспела в карьере, нашла, куда направить энергию, сотрудничая с фондом для защиты своих коллег-коротконитных.