Когда порвется нить

Осень

ЭМИ

Осенью некоторые ученики не вернулись в школу.

Некоторые семьи забрали детей из частной школы, не имея возможности оправдать дополнительные расходы, когда короткая нить предвещала скорую потерю дохода. Несколько семей покинули Манхэттен, теперь остро осознавая, что жизнь коротка, и задаваясь вопросом, не лучше ли прожить последние годы за пределами города. Несколько человек вообще уехали из страны.

На самом деле к сентябрю, через полгода после появления первых нитей, «Таймс» собрала достаточно данных, чтобы выяснить, что очень небольшой, но статистически значимый процент американцев покинул страну после появления коробок. Многие из эмигрантов просто пересекли границу с Канадой, а некоторые отправились еще дальше на север, в Скандинавию, в самые счастливые, если судить по опросам, страны мира. Их не удержали даже опасения по поводу бесконечной зимы.

Эми подумывала о переезде давно, задолго до статей и исследований. Она мечтала найти новый дом там, где повседневная жизнь была бы чуть менее дорогой и чуть менее трудной. Но город всегда заставлял Эми передумать, затягивал ее обратно. На каждую крысу, проскочившую мимо ее ног, находился сад за забором, полный великолепных красок. На каждое ночное ограбление, показанное в новостях, приходилась прогулка в парке, где музыканты и певцы на каждом углу сочиняли новые мелодии. Кое-что не могли изменить даже нити.

Вот бы еще школа удерживала ее так же настойчиво, как город.

Еще в августе, через неделю после стрельбы на митинге конгрессмена, директор школы разослал по электронной почте всем сотрудникам письмо, в котором сожалел о продолжающемся насилии по всей стране и выражал соболезнования всем, кто пострадал от появления нитей.

Ассоциация родителей и учителей, очевидно, пришла к выводу, что такая деликатная тема должна обсуждаться только с родителями. Эми понимала проблемы, с которыми сталкиваются семьи, но она никогда не была согласна с новым правилом, вытесняющим учителей на второй план. Она считала, что у школы есть настоящая возможность принести пользу, не игнорируя нити, а добавив в учебный план книги о смерти и потерях, о сочувствии и предрассудках. Эми даже планировала создать программу переписки между своими учениками и местным домом престарелых, вдохновившись собственной перепиской с Б. Она надеялась, что общение с людьми, пережившими столько десятилетий в меняющемся мире, может быть полезно для тех, кто взрослеет в такие сложные времена, но боялась, что без упоминания о нитях разговоры будут бессмысленными.

Она изложила свои опасения директору школы, но безрезультатно.

– Есть ли у вас дети, мисс Уилсон? – спросил он ее.

– Нет, у меня нет, – ответила она.

– Тогда, как бы я ни восхищался вашим идеализмом, боюсь, вы не можете оценить чувства родителей. Знаете, каждый год я получаю два десятка звонков по поводу сексуального просвещения: одни говорят, что мы начинаем его слишком рано, другие – что слишком поздно, третьи – что содержание самого курса их не устраивает. Невозможно угодить всем. Но родители платят за обучение. Они должны решать, когда, где и как они будут обсуждать нити со своими детьми.

Директор помолчал.

– Когда вы станете матерью, я уверен, вы меня поймете.

Эми кивнула, оскорбленная, но не удивленная.

Через несколько недель администрация школы огласила списки классов на следующий год. Падение числа учащихся было шокирующим.

И вот всего через четыре дня после начала осеннего семестра первого учителя официально уволили.

Приехав утром в Академию Коннелли, Эми увидела группу коллег и нескольких недовольных родителей, уже собравшихся у кабинета директора.

– Это был очень трудный выбор, – сказал директор, пытаясь успокоить толпу. – Но мы должны соблюдать новый кодекс поведения, который был согласован в августе.

– Что случилось? – спросила Эми.

– Дело в Сьюзан Форд, – ответила другая учительница. – Очевидно, вчера она провела презентацию о нитях, что совершенно против правил. Сказала ученикам выпускного класса, что им не нужно бояться получить короткую нить и нельзя бояться коротконитных.

– Не вижу ничего плохого в ее словах, – сказала Эми.

– Да, но некоторые родители пришли в ярость. Это довольно щекотливая тема.

Когда миссис Форд мрачно вышла из кабинета директора, бесцеремонно выбросив коробку с плакатами в мусорное ведро, толпа возмутилась.

– Это просто смешно! – крикнул один из родителей. – Мы платим не за то, чтобы отправлять наших детей в школу с диктаторскими замашками! Мы должны поощрять дискуссии, а не замалчивать их.

– Совет школы и родительский комитет уже приняли решение, – сказал вышедший следом за миссис Форд директор. – Мы можем возобновить разговор на нашем собрании в следующем месяце.

Часы пробили восемь утра, и первые потоки учеников потянулись в здание, заставив недовольных нехотя разойтись, чтобы не тревожить детей. Две протестующие мамы взяли миссис Форд за руки, успокаивая ее, как будто она тоже была ребенком, а не взрослой женщиной.

Эми с грустью смотрела на мусорный бак у кабинета директора, на уголки смятых плакатов миссис Форд, которые высовывались из контейнера, тщетно пытаясь вырваться наружу. МОРА

В воскресенье вечером Мора добиралась до школы, рассеянно пролистывая страницу социальной сети на экране телефона, пропуская пост за постом с плохими новостями. Она с трудом вынесла еще одну историю об успешной предвыборной кампании Энтони Роллинза и другую, о причинах, по которым такой-то миллиардер считает, что мы должны переселиться на Марс и оставить нити здесь, на Земле, но остановилась на необычном заголовке: «Сайт поддельных нитей закрыт, владелец арестован». Какой-то мужчина в Неваде, по-видимому, делал копии коротких нитей в своем гараже и продавал их в интернете. Прежде чем его удалось остановить, сотни людей приобрели эти поддельные нити, чтобы совершать жестокие розыгрыши, подменяя настоящие нити поддельными короткими. Как будто это худшая участь, которую только можно себе представить. Такие теперь шутки!

Море нестерпимо захотелось разбить свой телефон о тротуар.

Несколько членов группы обсуждали новости, как раз когда Мора входила в класс.

– Кто-нибудь видел историю о поддельных нитях? – спросил Нихал. – Парню действительно нечем было заняться?

– Сначала мы получили этот поганый список, в котором собирали информацию о длине нитей определенных людей, а теперь это? – жалобно спросил Карл.

– Не забудьте о новом законе об оружии, – добавил Террелл. – Раньше эта страна позволяла любому разгуливать со штурмовой винтовкой и никого не волновало, кто будет убит, а теперь, после долгих лет дебатов, правительство вдруг запрещает продавать огнестрел коротконитным?

– Честно говоря, все это меркнет по сравнению с тем, что рассказывал мне папа, – проговорила Челси. – Женщина из его конторы пытается отсудить полную опеку над своими детьми на том основании, что ее бывший муж – коротконитный. Полагаю, она выдумала какие-то неправдоподобные утверждения о его эмоциональной нестабильности или требует защитить детей от ненужных травм.

– О боже, – пробормотал Террелл.

– Ну, я надеюсь, что отец будет за них бороться, – сказал Бен. – Даже если им придется его потерять, по крайней мере, они будут знать, что он не хотел с ними расставаться.

– И я уверен, что будет еще больше протестов, если эта битва за опекунство перерастет в более серьезную проблему, – добавил Нихал.

– Разве вам всем это не надоело? – неожиданно воскликнула Мора. – Это нечестно, что нам приходится делать всю работу.

– Что вы имеете в виду? – спросил Шон.

– Такое ощущение, что мы постоянно оправдываемся. Доказываем, что мы не опасны и не сумасшедшие. Доказываем, что мы точно такие же люди, какими были всегда, до того, как здесь появились нити и все стали смотреть на нас как на изгоев, – сказала Мора, ее голос срывался от разочарования. – Мы все были на протестах. Мы знаем, каково это. Почему мы должны нести ответственность за перемены? Разве у коротконитных и так не хватает забот? Почему против несправедливости боремся только мы?

Когда Мора вернулась вечером домой, она сразу почувствовала исходившее от Нины беспокойство.

– Все прошло нормально? – спросила Нина.

– Да, просто устала, – ответила Мора. – Это были долгие шесть месяцев.

– Хочешь что-нибудь мне рассказать?

Мора вздохнула.

– Ты знаешь, что я чувствовала… казалось, что передо мной закрываются двери… и чувствовала, что застряла на работе, а теперь и новости становятся все хуже, а люди поступают совершенно омерзительно, и я думаю, может быть, мне стоит все же потратить оставшееся мне время на борьбу с этим кошмаром, а не отсиживаться в офисе, – сказала Мора. – Но даже то, что меня заставляют бороться за себя снова и снова, похоже на… ловушку.

– Мне очень жаль, – ответила Нина, ее лицо сжалось от боли. – Могу я тебе чем-нибудь помочь?

Мора закрыла глаза и вздохнула.

– Полежишь рядом со мной, пока я засыпаю?

Женщины бесшумно легли в постель, и несколько минут прошли в тишине, а потом Нина повернулась к Море и прошептала:

– Давай куда-нибудь отправимся?

Мора с удивлением открыла глаза.

– Я и не знала, что ты ночная птица.

– Не сейчас, – улыбнулась Нина. – Но скоро. Куда-нибудь далеко. Туда, где никто из нас не был.

Мора удивилась еще больше.

– Ты это серьезно?

– Если ты чувствуешь себя в ловушке, – сказала Нина, – то, возможно, нам пора из нее выбираться.

– Звучит здорово, но… можем ли мы себе это позволить? – спросила Мора.

– Мы почти никогда не выезжаем из Нью-Йорка, можно себя и побаловать. Хоть раз. Мы давно это заслужили. Особенно если это так важно.

– Ладно, – решила вступить в игру Мора. – И куда мы отправимся?

– Не знаю, куда угодно! Может быть, куда-нибудь в романтическое местечко, например во Франции или Италии.

– Ну, в колледже я год изучала итальянский язык, который мне так и не пригодился… – заметила Мора. Но потом замолчала. – Столько сложностей – и все из-за меня? Не надо.

– Ты шутишь? Ты же знаешь, как я люблю планировать. Мечтаю выбирать интересные маршруты путешествий.

Мора рассмеялась.

– Я просто имела в виду… Я знаю, что иногда все кажется таким мрачным, но… со мной все будет хорошо.

– Я в этом не сомневаюсь, – сказала Нина. – Ты очень сильная, сильнее всех на свете.

Мора легонько поцеловала Нину в лоб.

– Хорошо, – произнесла она. – Подумаем утром.

Мора упала щекой в подушку, и все мрачные события дня – мужчина, продающий фальшивые нити, женщина, подавшая в суд на своего мужа, – отошли на второй план. Вместо этого она стала думать о плакате, обнаруженном в школе: его края торчали из мусорного бака, который не успели опустошить. Мора заметила его, когда шла с вечерней встречи, и незаметно взяла его из урны.

На плакате были помятые фотографии известных личностей, безвременно ушедших из жизни: Селена Кинтанилья[18], Коби Брайант[19], принцесса Диана, Чедвик Боузман[20]. В верхней части было написано: «Жизнь любой длины может быть исполнена смысла».