Когда порвется нить

И это заставило Мору задуматься о том, как все случится с ней. Как ножницы судьбы перережут ее нить.

Нина, с ее великолепной длинной нитью, на самом деле получила два дара: долгую жизнь и возможность считать, что смерть настигнет ее естественным образом, возможно во сне, когда она будет старой, усталой и готовой к уходу. У нее будет мирный конец, которого мы все заслуживаем, но получают его лишь немногие счастливчики.

Море не повезло.

Наука быстро оттачивалась, измерения становились все более точными. Окно, в котором закончится ваша жизнь, сужалось с каждой минутой, и как короткоживущие, так и долгоживущие возвращались к обновленному веб-сайту, чтобы уточнить свои ожидания. Но точность только усиливала страх, поскольку то, что когда-то было годами, сжалось до месяцев или дней.

Мора слышала рассказы о приближающихся к концу нити людях, у которых не нашли тяжелых болезней. Они порой в ужасе подолгу неуверенно стояли у светофора, боясь перейти улицу, и держались подальше от путей в метро. От этого становилось страшно. Накатывало невыразимое бессилие. Мору не удивляло, что некоторые коротконитные, судя по всему, создали целую закрытую сеть для получения особых таблеток либо у сочувствующих им врачей, либо у дилеров за границей, предпочитая потихоньку уйти из жизни рядом с любимыми, чем ждать еще несколько дней, возможно, болезненного несчастного случая. Это был довольно сложный вопрос – журнал Нины как раз освещал эту тенденцию, – поскольку эти коротконитные казались здоровыми, их действия все еще считались незаконными. «Но разве они не имеют тех же прав, что и смертельно больные? – размышляла Мора. – Разве нет у них права поступить по-своему, воспользоваться своей свободой в последний час жизни?»

Мора решила не возвращаться на сайт и не проводить повторное измерение нити, чтобы узнать более точный срок предначертанного ей ухода.

Она знала достаточно.

И то единственное, чего она не знала, терзало ее с утра до вечера, но она изо всех сил гнала от себя этот вопрос. Он все равно возникал, то чаще, то реже.

Когда она позволяла себе поддаться тягостным мыслям, то намеренно воображала конец, который ей наверняка не грозит.

Нападение акулы. Нераскрывшийся парашют. По крайней мере, эти варианты она точно могла исключить.

И разве не было в этом утешения?

Ядовитая змея. Удар молнии. Голод. Это все из области невероятного. И все же смерть Хэнка, застреленного во время протеста, казалась невероятно редкой. Скажи кто-нибудь Хэнку год назад, что он погибнет на митинге коротконитных, он бы даже не понял, о чем речь. Кто бы мог предположить, что в него выстрелит женщина, целящаяся в коррумпированного политика, стоящего у него за спиной?

«Или, возможно, было очевидно, – наконец поняла Мора, – что он умрет так же, как жил, согласно своей клятве: спасая жизни других, даже тех, кто казался недостойным».

Когда Мора приехала в школу в воскресенье вечером, Челси сидела на ступеньках у входа, вяло покуривая сигарету и потея от летней жары, которая едва спадала после заката. До начала встречи оставалось еще несколько минут, поэтому Мора села с ней рядом.

Челси предложила ей сигарету.

– Вы курите?

– Пробовала несколько раз, в колледже, – сказала Мора. – Конечно, травку…

Челси рассмеялась и затянулась еще раз.

– Знаете, если бы док был сейчас здесь, он бы, наверное, накричал на меня за то, что я не бросила курить, – сказала она. – Но иногда кажется, что единственное, что есть хорошего в короткой нитке, – это то, что я снова могу курить. Что бы меня ни настигло, оно уже пришло, будь то рак легких или что-то другое.

На предыдущих встречах, еще в апреле, Мора смотрела на Челси и удивлялась ей, естественным оранжевым оттенкам ее волос, сочетающимся с ее неестественно оранжевым загаром. Мора поразилась, что, даже получив короткую нить, Челси продолжала наносить раз в две недели искусственный загар. Но здесь, на крыльце, наблюдая за тем, как Челси делает последние затяжки сигаретой, Мора вдруг восхитилась ее постоянством. Ну и что, что у нее короткая нить? Она жила своей жизнью, несмотря ни на что. Она хотела ходить загорелой в любое время года.

– Ты уточнила свое время? – спросила Челси. – На новом сайте?

Мора покачала головой.

– Наверное, это правильно, – вздохнула Челси. – Намного легче чокнуться, когда получаешь конкретный ответ. По крайней мере, Хэнк в то утро не проснулся с мыслью: «Ну вот, возможно, сегодня мой последний день».

Челси бросила окурок на землю, затушила светящийся кончик каблуком сандалии и медленно встала.

– Ну что, пойдем?

Когда женщины вошли в класс, остальные члены группы уже разговаривали.

– Он должен был рассказать нам правду о своей нити, – говорила Леа. Это была первая встреча группы после похорон Хэнка.

– Доктор Сингх произнесла хорошую прощальную речь, – заметил Террелл. – Сказала, что Хэнк вдохновил ее присоединиться к организации «Врачи без границ». Сомневаюсь, что кто-то из моих бывших был бы так добр.

– Они узнали что-нибудь еще о стрелке? – спросил Шон.

– Похоже, она целилась в Роллинза, – сказал Бен. – Так что, вероятно, массового убийства не планировалось.

– Только одно можно сказать наверняка, – добавил Нихал. – Ее нить почти закончилась.

Челси громко застонала.

– Она убила нашего друга, и теперь обо всех коротконитных будут думать гораздо хуже.

«Но именно Энтони связал стрельбу с нитью убийцы, – подумала Мора, – это он предположил, что она решилась на убийство в ярости коротконитного». О стрелявшей было мало что известно, почти никаких подробностей. Ей было около сорока лет, не замужем, детей не было. Ни семья, ни друзья не выступили в ее защиту, как и не выразили огорчения.

Но стрельба, как и другие акты насилия до нее, несомненно, подпитает бессознательное предубеждение, которым уже пропитались столь многие, – Мора была в этом уверена. Что, если в следующий раз, встретив коротконитного, люди задумаются хотя бы на мгновение? Какие вопросы они зададут себе? Могу ли я доверять этому человеку? Памятуя обо всем, что ему пришлось вынести? Понимая пережитую им боль? И тревоги?

Разве коротконитные могут быть… нормальными?