Те, кого нет

4

Когда в тишине ночи взорвался звонок, Ксения даже не вздрогнула. И сразу же позвонили еще раз.

Она словно заранее знала и ждала того, кто придет непременно и надавит на кнопку у запертой калитки, прикрытую крохотным жестяным козырьком от дождя. Сначала неуверенно, как бы в сомнении, заранее извиняясь, потом еще раз — уже нетерпеливо и требовательно. Почему именно сюда — ведь свет в поселке мог по разным причинам гореть еще в нескольких домах, не только на их открытой веранде, где она уже не первый час мерно покачивалась в плетеном кресле. С тех самых пор, как поговорила с Савелием Максимовичем по телефону и окончательно убедилась, что девочка, его племянница, так и не вернулась с прогулки по озеру.

Тем не менее этот человек выбрал именно ее дом.

Ксения откинула с колен плед и поднялась, кутаясь в шерстяную, толстой вязки, домашнюю кофту. Щелкнула зажигалкой, прикурила неизвестно какую по счету за сегодня сигарету и направилась к калитке. В висках неотвязно тикали звонкие серебряные молоточки, будто отсчитывая неумолимо убегающее время, мешая сосредоточиться и собраться с мыслями. Когда она открыла, застывший в ожидании перед калиткой Валентин почему-то вполголоса произнес:

— Простите, ради бога, что потревожил в такое время. Не разбудил?..

— Нет, — так же негромко ответила Ксения, внимательно глядя на его осунувшееся лицо и покрытую ржавыми пятнами одежду. — Я не спала.

— Мой старший брат, ваш сосед… У них уже темно, похоже, все легли… Не хотелось поднимать шум… Вы ведь помните меня? Мы виделись на юбилее, днем и вечером… В общем, как-то не с руки появляться у Савелия в таком виде, и все, что мне нужно, — просто немного привести себя в порядок. Такая досада… отправились на прогулку, подвел мотор… А на том берегу я заблудился, и после этого…

— Идемте в дом, — она прервала его на полуслове, голос звучал ровно: будто ответила рассеянному прохожему, который спросил о какой-то мелочи, а не впрямую набивался на ночлег. — Нет проблем. Только постарайтесь не шуметь, чтобы не разбудить мужа. Иван Алексеевич вчера выпил лишнего и может неправильно расценить ваш визит.

Распахнув калитку, Ксения отступила, пропуская Валентина. Затем обогнула его и зашагала впереди по плитам дорожки к дому. За спиной прозвучал короткий хрипловатый смешок, в котором слышалось некоторое облегчение, и она без труда догадалась, что ночной гость совершенно не заинтересован в том, чтобы, кроме нее, кто-то еще узнал о его появлении в поселке.

Потому что Марта, уплывшая вместе с ним на катамаране, так и не вернулась. Ни тогда, когда она звонила соседям, ни позже. Чтобы окончательно удостовериться в этом, Ксения даже поднялась на второй этаж в свою спальню — оттуда как на ладони просматривались дом Смагиных и лужайка перед ним. Последними, кого около полуночи она увидела идущими со стороны озера, были Савелий Максимович и его сын Родион.

Именно тогда она все окончательно поняла, накинула кофту и спустилась на продуваемую ночным ветром открытую веранду. Включила свет, опустилась в кресло-качалку, закутала ноги пледом и принялась ждать.

Валентин объяснил свое появление в нескольких словах — и Ксения, конечно же, не поверила ни одному из них. Да она и не собиралась ни о чем допытываться. Просто пристально следила за каждым его движением сухими от бессонницы глазами. Ему были выданы чистое мохнатое полотенце, крем для бритья, нераспакованный «Жиллет» и пара щеток — для обуви и платяная. После чего поздний гость осторожно, держа при этом двумя пальцами за задники перемазанные грязью замшевые туфли, пробрался в ванную. Ступни у него оказались заметно большего размера, чем полагалось бы при таком росте.

В ванной он провел больше получаса; за это время Ксения сварила кофе и настрогала бутербродов. Умытый, до блеска выбритый, с мокрыми волосами, Валентин накинулся на еду с жадностью, словно оголодавший пес. Брюки ему удалось кое-как отчистить, а вот пятна на светлой рубашке пришлось застирывать, и теперь она подсыхала на плечиках над плитой. Окно кухни было распахнуто в сад, в него угрюмо заглядывала августовская ночь.

Выйдя из ванной и повозившись с рубашкой, он уселся за стол как был — голый по пояс, и она избегала смотреть на его сухощавый безволосый торс, обтянутый бледноватой веснушчатой кожей с многочисленными розовыми родинками на груди и между лопаток. Лишь его руки — с неожиданно рельефно выступающими мускулами и рыжеватым пушком, сгущающимся на запястьях в настоящую поросль, — время от времени притягивали ее взгляд. Тогда, например, когда ей пришлось встать со своего места, чтобы долить ему остывшего кофе.

Наполнив чашку, Ксения села напротив на кухонный табурет и снова закурила — привычное действие как бы очерчивало границы ее личного пространства. И сразу же поняла, что Валентину это не по нутру, что он с трудом терпит курящих женщин.

Но и за язык его никто не тянул — он сам заговорил о том, что произошло с ним и девочкой. Вначале монотонно, невыразительно, будто продвигаясь по минному полю и опасаясь сделать неверный шаг, подыскивая нужные слова, а потом — все смелее и тверже.

— И чего нас понесло в сторону этого Гавриловского плеса, что за причуда такая — до сих пор не понимаю! Дурость какая-то…

Он как будто сокрушался, винил себя. Ксения, прекрасно разбиравшаяся в местной топографии, и сама понимала, что новичку не стоило пускаться в такое далекое путешествие на неуклюжей плавучей игрушке, тем более под вечер. Мало-помалу он добрался до того момента, когда мотор катамарана забарахлил, — и тут его голос зазвучал уверенно, даже слегка раздраженно:

— Слава богу, мы как раз были в двух шагах от берега. — Он сделал короткую паузу и впервые с момента своего появления здесь быстро и пристально взглянул на Ксению, будто проверяя ее реакцию. — В общем, я принял решение… и племянница, конечно же, согласилась со мной…

— Да, конечно, — кивнула она, выдержав его взгляд. Глаза были прозрачные, как виноградины, и лживые до дна. — Незавидная ситуация, я понимаю…

— В общем, кое-как выбрались на берег… — Валентин усмехнулся и отодвинул опустевшую чашку. — Местность незнакомая, телефон взять я не догадался, думал, вся эта затея — на час-другой, не больше. От катамарана никакого проку, потому что весла остались дома, и никто из нас даже не обратил на это внимания… — он замолчал и снова посмотрел на Ксению. Однако на этот раз как-то неуверенно.

— И что же потом? — спокойно спросила она.

Он начал что-то возбужденно объяснять, а она вдруг перестала слышать и понимать. В ушах зашумело. Слева над височной костью толчками, с нарастающей силой, запульсировала боль.

Ксения коснулась кончиками пальцев ледяного виска, потерла, прикрыла ладонью глаза и не увидела, как Валентин мгновенно насторожился. Теперь он уже ни на миг не отрывался от ее лица.

— Почему же вы не пошли вместе? — глухо спросила Ксения.

— Не мне вам объяснять, какие подростки упрямые…

— Все равно нельзя было бросать девочку на берегу одну. Это неправильно.

Валентин пренебрежительно отмахнулся:

— Правильно, неправильно… Спит ваша девочка давным-давно и видит десятый сон. Вы понятия не имеете, что это за характер! Повздорили мы, как водится, из-за пустяка — в какую сторону повернуть, чтобы выбраться. Я предлагал идти вдоль берега. Говорю: встретим кого-нибудь, люди подскажут. А Марта уперлась и ни в какую — нужно в чащу, через лес, там должна быть дорога… В конце концов развернулась и ушла. Так что не я ее, а сама племянница меня бросила. Что ж мне — силком ее волочь? Я разозлился, плюнул и пошел, как собирался. И оказался прав. Наткнулся на рыбака, тот переправил меня в Шауры. Правда, вот — перемазался весь, угодил в болотину… Благодаря вам возвращаюсь… в человеческий облик, так сказать, — голос Валентина напрягся.

Ксения снова потерла ноющий висок, провела рукой по волосам и, не глядя в его сторону, потянулась к пачке «Мальборо», лежащей рядом с пепельницей на кухонном столе.

— Вспомнил! — вдруг с облегчением воскликнул Валентин, перехватывая ее запястье и крепко сжимая. — Мы тут беседуем, а меня все допекает: где же это я с вами раньше виделся? И вот — вспомнил! В поезде, в двухсотсемидесятом, Севастополь — Санкт-Петербург. Я работал проводником, а вы ехали с мальчиком. И точно таким же жестом пригладили волосы, когда я принес чай… Верно?

— Отпустите руку, — негромко проговорила Ксения.

Он мгновенно разжал пальцы.

Она взяла сигарету и, щелкнув зажигалкой, проговорила:

— Да. Больше того, Валентин Максимович, мы с вами вместе полночи разыскивали по всему поезду этого мальчика, моего сына. Его звали Тимур, и он исчез, когда я неожиданно заснула. А этого со мной никогда не случалось, и не могло случиться просто так.

— Что, вы говорите, произошло? Я как-то смутно припоминаю…

— Ох, только не надо лгать! — устало остановила его Ксения. — Все-то вы отлично помните… И не повышайте, пожалуйста, голос. У меня болит голова, к тому же разбудите мужа… Вы сами сказали, что узнали меня. — Она закашлялась и погасила сигарету. — И происшествие было не из тех, чтобы смутно припоминать, поскольку дело касалось непосредственно вас. Ребенок бесследно исчез из вагона, который вы обслуживали, причем один, без напарника. Тот, по вашим словам, загрипповал, и вам приходилось управляться за двоих. Это я тоже почему-то запомнила… А когда проснулась после полуночи и не обнаружила рядом Тимура, то сразу же постучала в ваше купе. И вы, Валентин Максимович, мне мгновенно открыли, хотя перегон был длинный и в других вагонах проводники спали. Скажу сразу: я помню всю эту кошмарную ночь по минутам, по секундам. Мы с вами в поисках Тимура прошли от головы до хвоста состава, осматривая плацкартные вагоны, каждый туалет, тамбур, служебку, все закоулки, прислушиваясь, не донесется ли детский голос из-за запертых дверей в спальных вагонах, а вы тем временем настойчиво убеждали меня не поднимать шум до утра. Мол, мальчик обязательно найдется, уснул где-нибудь, набегавшись. Однако я все-таки бросилась к начальнику поездной бригады… Вообще-то, в тех обстоятельствах вам следовало бы вышвырнуть меня на насыпь вслед за Тимуром. Потом туда же отправить наши вещи — и дело с концом. Шито-крыто. Могли бы спокойно отдыхать…

— Что за чепуха? Простите, не припомню, как вас зовут?

— Ксения… И вы все время твердили: Ксения, не плачьте, успокойтесь, все будет хорошо, мальчик найдется. Где-нибудь спит, утром все образуется. И впрямь образовалось…

— Но я-то тут при чем? — вскинулся Валентин. — Действительно, мы с вашим сынишкой немного поболтали о том о сем, когда вы задремали. И я вам об этом говорил. Он расспрашивал о поездах… В последний раз я его видел, когда мальчик отправился в ваше купе, а я начал мыть стаканы и прибираться. Верхний свет был погашен, горели ночники. Потом я заперся у себя в служебном купе — нужно было слегка вздремнуть перед длинной стоянкой в Запорожье, я же один на весь вагон. Тут вы и постучали… Все это я подробно изложил в рапорте начальнику пассажирских сообщений, а затем следователю транспортной прокуратуры. Меня вызывали несколько раз, пока шло расследование. Разве не было доказано, что это просто несчастный случай?