Ни океанов, ни морей (сборник)

В голове багажиста

В мои планы никогда не входило работать в сфере обслуживания. К тому же за чаевые. Ты лизнул жопу — тебе дали купюру. Это не для меня, думал я. Конечно, не для меня. Я правдоруб и поборник истин — не нанимался лизать жопу кому бы то ни было.

— Посмотри, — сказала мне Сигита.

Я посмотрел.

«Носильщики багажа». Есть смены с трех до полдвенадцатого. Одиннадцать тысяч рублей плюс чаевые. Сигита-то само собой все это дело романтизировала. Я в золотых лучах таскаю чемоданы, улыбаюсь туристам и получаю валюту. Не поддавайся, Женя. Ты прирожденный тунеядец. Нельзя. Но я же должен заработать денег. Две сломанных пломбы. Потом передний резец сточился, потому что мы со Стасом, моим соседом, сощелкали столько семечек, сколько вам и не снилось. Мне самому никогда не снятся семечки. Этот предмет не достоин моих снов. Лично мои сны закрыты для семечек, им туда не проникнуть, уж будьте уверены! Я презираю семечки, если вам интересно. Я собираюсь внять просьбе Димы Булатова и не сдерживать себя в выражениях. Драл я эти семечки в хвост и в гриву! Они испортили мне передние зубы, и теперь я должен работать. Хотя дело не только в зубах. В моей простате. В моей чертовой простате, я должен отработать полгода, взять кредит и вылечить ее раз и навсегда. Или взять кредит и снять кино. Что дороже: искусство или моя физическая оболочка? Я должен снять кино до того, как мне исполнится 24, вот в чем дело. Мне все осточертело, я хочу быть молодым и признанным гением, плевать я хотел на все остальное. А еще дело в том, что пора бы уже подумать о детях. Хотя — это позже. Но с другой стороны, если я еще буду это откладывать, у меня не останется ни одного сперматозоида, способного оплодотворить яйцеклетку. И еще у моей девушки — Сигиты — у нее неполадки со здоровьем. Она стала нервной и не может находиться одна, у нее учащенное сердцебиение. Так что не скуки ради я покупаю «Работу и зарплату», зарубите это себе на носу. И никаких шуточек по этому поводу, если надо будет, я подпишусь на это издание и не спрошу вашего мнения. И глазом не моргну, пока не найду лучшую работу в мире.

«Возраст 18–27 лет, приятная внешность, базовое знание английского».

— По-твоему, у меня приятная внешность?

— Ты очень красив.

— Как сукин сын? Как Михайло Фрузенштерн?!

Я не помню, что она ответила. Я не нанимался бесплатным диалогистом, оставьте меня в покое. Мне глубоко насрать. Что за бредовая фраза? Я должен думать о стиле. Кто выдумывает все эти выражения? Да ладно, вам прекрасно известно, что я не ошибся, а специально так сказал. Доверьтесь мне, я мастер по этой части, знаю, когда надо сесть в лужу, а когда воспарить.

— Базовый — это какой?? — спрашиваю у Сигиты, мой голос нарисовал для нее в воздухе два вопросительных знака. Не надо считать это пустым хвастовством, я вам так скажу. Я у нее спросил, и в моем голосе прозвучало два вопросительных знака, я так умею. Может, это понты, но я писатель. Вот что я скажу: я писатель, а поэтому мне и в жизни надо быть бдительным каждую секунду, в игре крупные ставки. И всегда заботиться о стиле. Но Сигита срать хотела на мой стиль. Она не заметила моего писательского мастерства в моей манере разговаривать в этот момент. Сказал бы «в манере вести диалог», но я не нанимался вам бесплатным диалогистом, как я уже сообщил. Если я захочу стать диалогистом, пойду работать на сериал и буду две тысячи баксов в месяц делать. А душа моя отправится прямехонько в ад. Сигита бы хотела, чтобы у нее был парень, который мог бы сводить ее в ресторан. Вернее, чтобы я мог сводить ее, мог быть ей опорой. Неужели ей не достаточно того, что я считаю ее самой красивой женщиной на свете?

— Базовый — это твой, — вот что она сказала. Польстила мне, чтобы я водрузил себе на шею заботы о нашем очаге.

Она сказала, что напишет мне все слова, которые надо знать, чтобы быть багажистом высшего уровня. Чтобы быть багажистом-ниндзя. Чтобы рвать других багажистов на флаги. Я попросил, чтобы она написала по-английски и по-русски. Чаевые — типс, багаж — бэгидж, или лучше — лэгидж.

— Ладно, — говорю я.

Оркестр. Музыка. Е. А., Писатель и Просто Хороший Человек, отправляется работать!

И я приехал в гостиницу.

Может, если бы я не понравился девушке, с которой проходило мое первое собеседование, меня бы не взяли. Но она так на меня смотрела, как будто хотела съесть. Я понимаю ее: здоровый приятный парень двадцати двух лет, мой голос любят женщины, разговор по телефону со мной заставляет их ссаться кипятком. Я здоров и красив, красив и здоров, если только можно назвать здоровым человека, который после пивной пьянки может сходить двадцать два раза за ночь в туалет. За каждый прожитый год я расплачиваюсь ложным позывом в туалет. Такая у меня валюта. Такой валютой я и буду давать вам чаевые. Стоп. Я и унитаз. Смертельный бой. Моя простата, моя мочеполовая система против того, чтобы я пил от шести до десяти литров пива за день. И что, я должен ей поддаться? Не могу ей поддаться, потому что я думаю о стиле. Потому что у меня рост немного выше среднего, шняга немного длиннее среднего и интеллект немного развитее, чем у среднестатистической обезьяны. Если я не буду писателем, если я не напишу Серьезный Роман, Великий Русский Роман, придется покончить с собой. Застрелиться и повеситься. Или спятить, отчего, впрочем, при любом развале, может, и не удастся спастись. Но если мне удастся, тогда все будет иначе. Тогда, ребята, пеняйте на себя. Тогда-то я спляшу на ваших костях.

— Вы можете рассказать о себе на английском?

— На английском?

— На английском, конечно, — (ГОСПОДИ, ИДИОТ, НУ НЕ НА РУССКОМ ЖЕ И НЕ НА КИТАЙСКОМ?!), — давайте. Расскажите.

И тут я как в школе, на экзамене в третьем классе. Хотя, в те поры я еще немного знал его, я был с ним не в таком разладе.

Уже пять лет прошло, как я закончил школу и не занимался английским. Пять лет коню в жопу. Май нейм из Евгений Алехин, айм 22.

(БЛЯТЬ, МНЕ УЖЕ 22, И ЧЕМ Я ЗАНИМАЮСЬ?)

Ай вос борн ин Кемерово, зэ сити ин вест сайберия, май дэр френдс. Ин Москов айм ту еарз. Ноу. Ту виз э хаф.

Да не знаю я английского. Русским языком я овладел, английским нет. Зато я знаю машинопись (опять-таки только на русской раскладке клавиатуры), вот что я мог ей предложить. На хера багажисту знать машинопись?! Как тебе это поможет дотащить чемодан?

— Хорошо, — сказала девушка. Не для того она сказала «хорошо», чтобы оценить мое знание английского на «4», а для того, чтобы прекратить этот жалкий цирк.

— Достаточно, наверное?

— В общем, знаете на таком уровне. Ми-ни-мальном.

Тут я посмотрел в сторону. Не на нее. Вот она: Ольга, так она представилась. 25. Тощая как селедка. Я смотрю в угол. Я бы, возможно, мог ее драть в хвост, как говорится, и в гриву. Знаю, что я уже щеголял этой фразой, просто захотел еще раз использовать. Сыграть на разнице. Сейчас заговорю о высоком. О том, что у меня есть любимая девушка. У меня есть любимая девушка, которой я планирую не изменять. Так что я смотрел в сторону, мимо похотливой, но в чем-то симпатичной селедки. В чем-то. Нахер мне не упал этот праздник, если к моим услугам в любую ночь, когда я этого пожелаю, самая красивая женщина.

Ольга. Вернемся к ней. Вот что она говорит:

— Тебе придется, — перешла на «ты», лиса, — еще переговорить с директором службы приема. И если все будет хорошо, то до встречи.

И я пошел ждать директора службы приема. Полчаса. Ну его? Свалить? Нет, смотри по сторонам. Приглядись, подумай, тут славно, в этой гостинице. Смотри по сторонам и назад смотри, и убей всякого, кого встретишь, если встретишь будду, убей будду, если встретишь патриарха, убей патриарха... Как там дальше? Спокойно, приглядись... Одни иностранцы. Кэн ай тейк йо лэгидж, плиз? Улыбочка. И пять баксов чаевых. Хэв э найс дэй! И еще червончик. Буду рубить капусту, как Тим Рот.

— Здравствуйте. Я Оксана. Простите, что заставила вас ждать.

— Да ничего страшного. Женя.

Да она же моя ровесница! Директор службы приема.

Мы поболтали пятнадцать минут, я еще раз ей прочитал сочинение на худшем английском, который ей доводилось слышать. «Кто я?», блять. Эту мадам я не интересовал как мужчина, поэтому в ее глазах появилось сомнение. Нужен им такой багажист? Но потом я рассказал ей, что учусь в институте кинематографа, и ее оценка стала чуть выше. Она меня расспрашивала об «этой интересной профессии». Учусь, и мне нужна работа во второй половине дня.

Я снова на работе. Меня приняли.

— По поводу чаевых, — сказала Оксана, — я спрашивала у ребят. Говорят, что выходит от трех до восьми тысяч.

— Хорошо, — ответил я. И отправился домой. А назавтра уже надо работать.

Недавно из зеркала на меня глянул двадцатидвухлетний мужик, по лицу которого было видно, чем он занимается ночами. Дринкингом, само собой. Да этот мужик (я) выглядел на двадцать девять, просто я знал, что ему двадцать, и даже это слишком много. День рождения случился ровно месяц назад, и пришло время задуматься о прожитом. У меня нет высшего образования и опыта работы. Нет ничего, кроме комнаты в общежитии на время обучения, компьютера (правда оперативной памяти теперь — хоть жопой жуй!), девушки, простатита и моей паранойи. Стас (сосед мой) обожает рассказывать эту историю, как я порезался о консервную банку и плакал, что умру от СПИДа. Просто я был с похмелья — был ранимый. Я расплакался как девочка у Сигиты на плече, но этого больше не повторится. Синька может погубить меня, а может не погубить.

Мне 21 год, но скоро уже будет 22, что для меня странно. Видимо, как было 16, так исполнится и 40.

По характеру я вспыльчив, но отходчив. Близкие считают, что я ипохондрик, потому что я чешусь от синтетики, почти не говорю по мобильнику во избежание рака, мою с мылом куриные яйца перед тем, как пожарить яичницу, читаю медицинскую энциклопедию перед сном и раз в полгода сдаю анализы на сифилис, гепатит и ВИЧ. Плохим или злым человеком, слава Богу, никто меня не называл. Еще с детьми неплохо лажу, вроде бы. Потому что семья была большая. Люблю книги, написанные от первого лица, и длинные кадры».

Всего два месяца назад я с этого начал свою автохарактеристику, когда собирался втихую свалить со сценарного факультета на режиссерский. Когда я писал, мне был 21. И тут мне уже 22. Я написал эту безделицу, а на самом деле изобрел машину времени. Вот в чем штука. Ладно, я зря старался, на режиссуру меня не взяли, этого я не предсказал, зато предсказал свой день рождения. Игорь Масленников (Автор Лучшего Сериала О Шерлоке Холмсе!) сказал мне, что у меня прекрасное чувство юмора и стиля и что я отличный писатель, а как я вышел из аудитории, впиздюрил мне двойку за самый важный экзамен. А Мне Уже 22, вашу мать, и ни богатств, ни славы, ни хрена.

Просто ты можешь сломаться, если у тебя нет денег и ты пьешь. Главное — не сорваться, иначе вы увидите ад на земле. Черт, мне исполнилось 22. Бертолуччи уже снимал кино в этом возрасте. Он был младше, чем я сейчас, когда начал снимать, а я еще не снял ни минуты. Время уходит, осторожнее. После трехдневной пьянки на мой день рождения осталась только гипертония и чувство вины, что у Стаса украли ноутбук, а у меня ничего не украли. День рожденья был мой, и лучше бы украли что-нибудь у меня. Но огромный калмык унес ноутбук Стаса в неизвестном направлении. А еще я хотел подарить себе роман на день рождения, но я его не написал. Я даже не добил сценарий, мог ведь, но не сделал этого. Ладно, ненавижу, когда кто-то ноет насчет своей писанины. Заткните мне пасть. Но, собственно, теперь у меня будет работа. Так я думал.