Елизавета Йоркская. Последняя Белая роза

– Да, она на такое способна. Но, Генрих, это все сплошные домыслы. Вы ведь не знаете точно, виделась ли моя тетка с этим парнем.

– Верно, – неохотно согласился король. Они стали подниматься по винтовой лестнице в покои королевы. – Но заговор мог оформиться и до его приезда в Ирландию. Тем не менее я убежден, что начало этим козням положено в Бургундии. Эта женщина пойдет на все, лишь бы свергнуть нас и поставить на мое место любого члена дома Йорков, хоть сколько-нибудь годного.

Елизавета не могла не согласиться с доводами Генриха, пусть даже ей претила мысль о том, что кто-то из ее родных может проявлять открытую враждебность к королю. Хватало того, что Линкольн восстал против него, но он дорого заплатил за это. Тетушку Маргариту Генрих тронуть не мог.

Они оказались у двери в покои Елизаветы, и Генрих поднес к губам ее руку для поцелуя:

– Мне нужно заняться проверкой счетов, Бесси, но я дам вам знать, если узнаю о самозванце еще что-нибудь.

У Елизаветы немного отлегло от сердца. Ирландский самозванец не мог быть ее братом, и это печально, зато Генрих теперь доверял ей, и это Елизавету радовало.

Король с королевой могли считать объявившегося в Ирландии юнца мошенником, но они не могли остановить распространявшуюся в народе новую волну слухов. Весть о том, что Йорк жив, гремела по всей Англии, вызывая много эмоций и кривотолков.

Генрих в раздражении показал Елизавете отчеты своих соглядатаев.

– Теперь уже нет никаких сомнений в том, что все это дело состряпано герцогиней Маргаритой, которая вызвала из небытия призрака, чтобы досадить мне! – кипел он. – И это более удачное подставное лицо, чем Симнел. Парень, выдающий себя за Плантагенета, давит на жалость и вызывает доверие. Люди словно находятся под действием каких-то чар.

Король бросил бумаги на стол и подсел к Елизавете, расположившейся у камина.

– Он заявляет, что был спасен людьми, которые пришли убить его брата. Можно подумать, те оставили бы его в живых!

– Но мы же не знаем точно, что Нэд мертв, – напомнила Генриху Елизавета. – Вы полагаете, самозванец попытается организовать вторжение в Англию?

– В настоящее время он, похоже, изо всех сил старается завоевать сердца ирландцев, без сомнения намереваясь впоследствии собрать армию. Но мои лазутчики сообщают, что успехи его невелики. Я пока придерживаюсь линии наблюдения. Возможно, это надувательство ни к чему не приведет.

– О, я так на это надеюсь, – сказала Елизавета.

Некоторое время о самозванце ничего не было слышно. Миновало Рождество, и вскоре повеяло весной. Казалось, ирландцы передумали поддерживать мнимого Йорка.

А потом, в марте 1492 года, когда Елизавета, снова беременная, сидела и наблюдала, как Генрих принимает иностранных послов, в зал вошел его дядя Бедфорд и передал ему записку. Король нахмурился, но продолжил прием. Как только аудиенция завершилась, он быстро увел Елизавету в свой кабинет:

– Самозванец находится во Франции. Король Карл отправил за ним корабль и встретил его с королевскими почестями как короля Ричарда Четвертого.

Рука Елизаветы взлетела ко рту.

– У нас есть веский повод для беспокойства, – пробормотал Генрих. – Франция раздосадована моим союзом с Испанией, ее врагом, и Карл рад возможности навредить мне. Он готов даже собрать армию в поддержку самозванца. Можете вы поверить, что ему отведены королевские апартаменты, к которым приставлен почетный караул? Этот глупый юнец, наверное, на седьмом небе от счастья. – Король встал и налил себе кубок вина, расплескав немного от волнения. – Меня тревожит, что он уже склонил на свою сторону некоторых из моих подданных – дураков, которые недовольны моим правлением и введенными налогами, или людей амбициозных, которые любят перемены и новшества, но по большей части они простаки, которые питаются слухами. Ей-богу, я правлю нацией идиотов! Я принес им мир, и вот чем они мне отплатили.

Елизавета опустилась на колени у его ног:

– Если бы вы нашли доказательства того, кто этот парень на самом деле, то могли бы публично отвергнуть его притязания, и все бы кончилось.

Генрих запыхтел:

– Мои агенты за границей ищут доказательства, но пока ничего не нашли. Тем не менее я не сдамся. Пусть ищут, пока мы не докопаемся до самой сути!

Через два дня Елизавета отправилась в Бермондси. Она застала мать в постели, хотя был уже полдень, и это ее встревожило. Нетронутый остывший обед стоял на столе. От этого зрелища Елизавету затошнило.

– Вам нездоровится, – сказала она, склоняясь над постелью, чтобы поцеловать мать, и заметила, как та бледна, как она исхудала с момента их последней встречи месяц назад. – Давайте я помогу вам лечь поудобнее.

Пока Елизавета взбивала подушки, в комнату вошла Грейс и торопливо присела в реверансе.

– Ваше величество, миледи ничего не ест, – сказала девушка.

– Попытайтесь, ради меня.

Елизавета принялась уговаривать мать, предлагая ей ложку взбитых сливок, которые та всегда любила. Но мать оттолкнула ее руку.

– У нее был доктор? – спросила Елизавета у Грейс.

– Нет, мадам. Миледи говорит, что это лихорадка и она пройдет.

Елизавета пощупала лоб матери. Холодный.

– Жара нет. Я пошлю за своим врачом. Она знает доктора Льюиса и наверняка допустит его к себе.

– Я не глухая, – раздался с постели язвительный голос матери. – Пусть приходит, если вам угодно. Но он ничем мне не поможет.

Елизавета обмерла.

– Что вы имеете в виду? – запинаясь, пролепетала она.

Мать взяла ее за руку:

– У меня язва в груди. Уже довольно давно. Теперь она стала болеть, и силы мои иссякают.

– О нет! Почему вы мне ничего не сказали? – Елизавета со слезами на глазах обняла мать. – Дорогая матушка, вы для меня всё. Я помогла бы вам. И сейчас помогу. Я слышала про лекарство, которое делают из шелка, слоновой кости, изумрудов, сапфиров, золота, серебра и кости из сердца оленя, говорят, оно очень хорошо действует в таких случаях. Я достану его для вас, чего бы это ни стоило.

– Не слушайте шарлатанов, – сказала мать и похлопала Елизавету по плечу. – Они просто хотят заработать денег. Нет, дитя мое, я не стану встречаться с докторами, у которых есть только одно средство для моего исцеления – отнять у меня грудь, а это процесс медленный и мучительный. Я умру прежде, чем это будет сделано. Мне не выдержать такого испытания. Лучше уж я покину эту юдоль печали и соединюсь с вашим отцом. Жаль только одного: что я покину вас и всех остальных моих любимых детей.

Не то хотела бы услышать Елизавета. Она все еще не оправилась от шока и дрожала. У нее хватало проблем, а теперь появилась еще одна, самая худшая.

– Но как же я останусь без вас? Невозможно, чтобы доктора ничего не могли сделать.

– Нет, Бесси, они мне ничем не помогут. Давайте оставим эту неприятную тему и будем наслаждаться тем, что мы сейчас вместе. Как мои внуки?

Елизавета осушила слезы и попыталась собраться с мыслями. Рассказывая об успехах Артура в учебе, о непоседливой Маргарет и о Гарри, который очень рано начал говорить, она не могла избавиться от ужасной мысли, что ее мать умирает. Но нужно быть сильной ради нее. Именно этого хотела мать.

– Я снова жду ребенка, – сообщила Елизавета.

– Это замечательная новость! Когда он родится?

– Наверное, в июле.

Мать задумалась.

– Тогда я буду молиться, чтобы дожить до этого дня и приветствовать малыша.

– И я тоже, – горячо промолвила Елизавета, и слезы вновь подступили к ее глазам.

– Вам нужно беречься, – сказала мать, и былая живость на миг вернулась к ней. – Поставьте свои нужды превыше потребностей других. Я знаю вас, Бесси. Вы не щадите себя, заботясь о людях и творя благие дела. Обещайте мне, что по возможности будете больше отдыхать.

– Обещаю, – отозвалась Елизавета.

Старая королева кивнула:

– Есть новости о самозванце?

Елизавета держала мать в курсе событий. Хотя та и надеялась, что это может оказаться ее сын, но соглашалась с Генрихом и Елизаветой в том, что это маловероятно. Однако к чему тревожить больную рассказом о бегстве мнимого Йорка во Францию. И Елизавета не упомянула об этом.

– Грейс передает мне все, о чем сплетничают братья-миряне, – сказала мать. – По их словам, некоторые поддерживают самозванца, так как думают, что король поступил с вами несправедливо, отказав вам в праве властвовать.

– Похоже, вы с ними согласны, – мягко промолвила Елизавета.

– Я этого не говорила. Но вы можете видеть, почему кое-кто встает на сторону самозванца.

– Если я довольна своей участью, другим следует относиться к этому так же, – ответила Елизавета. – Вы когда-нибудь слышали от меня жалобы? Кто-то сплетничает об этом?

Мать криво усмехнулась:

– Говорят, вы порабощены.

– Это чушь!

Мать заерзала на постели и поморщилась:

– Дайте мне немного лекарства. – Она указала на стоявший на столике пузырек. – Это сироп из маковых зерен. Лекарь приготовил его для меня. Средство ослабляет боль, но вызывает сонливость.

– Вы хотите, чтобы я ушла? – спросила Елизавета, не желая оставлять мать, так как понимала, что каждая их встреча может стать последней.

– Нет, побудьте со мной еще немного. Мне приятно, когда вы рядом. Никого другого я не хочу видеть. – Мать выпила сироп. – Так лучше. О чем бишь я говорила?

Голос ее ослаб, и вскоре она погрузилась в глубокий сон. Елизавета сидела рядом и смотрела на мать, впитывая в себя каждую черточку ее измученного тревогами и заботами бледного лица.

Уход в уединение перед родами Елизавета откладывала до самого последнего момента ради возможности посещать Бермондси как можно чаще, опасаясь, что мать умрет, пока она сидит взаперти и не может быть с нею рядом. Однако Дорсет и сестры обещали, что будут наготове, и упрашивали королеву не переживать.

Когда тянуть дольше стало невозможно, Елизавета поспешила к одру умирающей матери. Она не могла заставить себя сказать ей «прощайте», но встала на колени, чтобы получить материнское благословение, и нежно поцеловала, перед тем как уйти со словами:

– Да хранит вас Господь, миледи. Вы знаете, как дороги мне. Пусть Бог позаботится о вас ради меня.

– И пусть Он будет с вами, когда придет ваш час, – ответила мать, пожимая ей руку.

Вестник появился однажды ясным июльским утром, когда Елизавета завтракала.

Анна принесла ей записку. От Грейс. Верная служанка переживала, что ее госпожа плохо выглядит, и просила, чтобы кто-нибудь пришел.

По счастью, Сесилия как раз приехала ко двору провести с Елизаветой время уединения перед родами. Послав за Дорсетом, она, Анна и Екатерина вместе с братом сели в барку и отправились в Бермондси.

Когда сестры вернулись после полудня, Елизавете не понадобилось, чтобы ей сообщали новость, – она сама все поняла по их заплаканным лицам. Долго сидели они вместе и лили слезы, обнимали друг друга, утешали. Утрату трудно было осознать сразу, в тот момент Елизавета думала лишь об одном: теперь мать упокоилась с миром и больше не страдает.

– Прибыв в Бермондси, мы застали ее одну, – рассказывала Сесилия. – Грейс ушла готовить лекарство, хотя раньше матушка отказывалась его принимать. Сама она спала. Я заметила, как она шевельнула плечом, а потом… затихла. Мы послали за лекарем, так как не знали точно, умерла она или нет, тот подтвердил нашу догадку и прислал священника помолиться о ее душе. К счастью, накануне вечером она исповедалась и причастилась.