Фристайл. Сборник повестей
![Фристайл. Сборник повестей](/uploads/covers/2023-06-12/fristajl-sbornik-povestej-201.jpg-205x.webp)
- Автор: Татьяна Сергеева
- Жанр: Современная проза
- Дата выхода: 2023
Читать книгу "Фристайл. Сборник повестей"
— Я слушаю вас… — Наконец, произнёс он. — Только, пожалуйста, короче. У меня нет времени.
Он взял из вазочки сушку и громко надкусил её.
— Хорошо, — проговорил гость. — Я постараюсь высказаться как можно короче.
И начал своё повествование. Оно, и на самом деле было сжатым и лаконичным. Говорить он умел.
Вот что Никита услышал.
Когда Пётр, которому было тогда столько же лет, сколько сейчас Никите, узнал о беременности его матери, он просто испугался. Впереди была жизнь, полная интересных событий и приключений, а тут вдруг — младенец. Он струсил. У него была хорошая специальность: окончил железнодорожный техникум, работал машинистом тепловоза. Он сбежал не куда-нибудь, а на БАМ, надеясь спрятаться там от себя самого и своей совести. Стараясь подавить в себе чувство вины, занялся самообразованием, окончил институт, сделал карьеру. Стал начальником участка, потом ещё большим начальником. Никита пропустил мимо ушей — каким именно, это было совсем неважно. Был дважды женат — неудачно, развёлся. В настоящее время живёт один.
Из-за перегородки вышла Вера с ребёнком на руках. Пётр Васильевич запнулся на полуслове, внимательно всматриваясь в личико внука. Улыбнулся.
— И сколько же у меня братиков и сестричек? — не удержавшись, ехидно спросил Никита.
Отец, очевидно, был готов именно к такому приёму: изо всех сил старался не реагировать ни на тон, ни на вопросы сына, которого не знал.
— У меня детей нет. Ты — единственный. Когда ты был в армии, я приезжал в Петербург в командировку, твоя мама едва согласилась встретиться со мной. От помощи наотрез отказалась, но сообщила мне, что ты в армии в том же Хабаровске, где я живу последние семь лет. Вернувшись домой, я сразу поспешил в твою часть, но ты уже уехал на похороны матери.
Он замолчал. Никита перестал жевать сушку и, не поднимая глаз, деланно равнодушно изрёк.
— Очень интересно. Я, правда, не понял, какое отношение это повествование имеет ко мне и к моей семье. Если это всё, то я бы хотел отдохнуть перед работой.
Вера укоризненно покачала головой.
— Никита, пожалуйста…
Но гость опять постарался не обидеться.
— Послушай, Никита… Я не платил алиментов, когда ты рос, не помогал вам с матерью… Это — подлость и предательство. Но я хочу помочь вам сегодня, сейчас… Мне не надо ничего объяснять, я — взрослый человек, своими глазами вижу, как сложно вам сейчас живётся. Я могу вам помогать столько, сколько это будет необходимо, по крайней мере, пока ты не встанешь на ноги, пока Вера не выйдет на работу. И вам обоим, и малышу — внуку моему сегодня многое нужно…
Никита даже поперхнулся.
— Нам ничего не надо. Уходите, пожалуйста, прошу вас…
Отец тяжело вздохнул.
— Ну, что же… ничего не поделаешь… Завтра я улетаю в Хабаровск. Если вы передумаете, то вот моя визитная карточка.
Он положил визитку стационарах перед сыном на стол.
Через открытую дверь Никита видел, как пригибаясь под мокрыми пелёнками, развешенными в коридоре, незнакомый высокий мужчина тяжёлой походкой пошёл к вешалке. Повозился там недолго. Громко защёлкнулся замок входной двери.
— Ну, что — доволен? — Вера со слезами на глазах, встала и понесла заснувшего у неё на руках Димасика за перегородку. Никита услышал оттуда её дрожащий голос.
— «Нам ничего не надо»? Может быть, ты — такой гордый, что тебе, и в самом деле, ничего не надо! Но сколько ещё лет должно пройти, чтобы ты научился думать обо мне и о сыне? Или этого никогда не случится: ты всегда любые решения будешь принимать, не оглядываясь на нас? Тебе ничего не нужно, но нам с Димкой нужно многое, по крайней мере, чтобы нормально питаться…
Никита тяжело поднялся, вышел в коридор. Стал натягивать лыжные ботинки. Он не слышал, как подошла Вера.
— Ты куда?
— Одень Димасика. Я погуляю с ним.
— Ему через час ужинать.
— Мы вернёмся.
Он спустился в старом грохочущем лифте, в который едва втиснулся с коляской, со своего пятого этажа. Не сразу сумел протолкнуться на улицу через узкую дверь парадной. Подумал вдруг, что никогда не помогал Вере преодолевать эти неожиданные препятствия… Он катил своего сынишку впереди себя и злился на весь мир. И на неведомо откуда взявшегося отца, и на жену, которая впервые не поддержала и не поняла его. Он вспомнил, как объявил Вере о своём желании поступить в ординатуру, как растерянно она взглянула на него, как влажно блеснули её глаза. Но тогда она согласилась с ним, поняла. А сейчас почему-то взбунтовалась. Виноватым он себя не чувствовал, хотя и признавал в душе, что вёл себя очень глупо, как-то по-детски.
Но постепенно успокоился. Слабый мороз и лёгкий февральский снег в синих сумерках подняли настроение. Димасик завертелся в коляске, надо было возвращаться.
Вера не услышала, когда они пришли и не вышла навстречу. Надо было восстанавливать отношения. Извиняться Никита не умел ещё с детства, даже понимая, что виноват. За это его часто ругала мама. Зато он умел находить повод для примирения: руки у него были умелые, а в старой квартире всегда было что-то, что требовало починки или ремонта — он вдруг менял прокладки в давно капающих кранах, смазывал машинным маслом скрипучую дверь, или ремонтировал постоянно отваливающееся колесо детской коляски…
— Мама, мы пришли…
Ответа не последовало. Никита удивился.
— Ты где?
— Я здесь… — раздался Верин голос, и Никита только сейчас увидел раскрытую настежь дверь кладовки. Была в их коммунальной квартире такая клетушка без окон. Мама когда-то рассказывала ему, что в тяжёлые послевоенные годы, когда большинство домов Ленинграда были разрушены бомбами, возвращающиеся после блокады жители города селились даже в подвалах, и в этой каморке тоже кто-то жил несколько лет. Сейчас она была забита всяким хламом, без которого невозможно существование любого семейства. Сюда Быстровы парковали и коляску сынишки.
Вера, наконец, появилась в коридоре — раскрасневшаяся, лохматая, озабоченная. И в то же время, какая-то неожиданно деловая. Помыла руки в кухне, высвободила сына из коляски, и ушла с ним в спальню.
Никита ничего не понял. Сняв куртку, не удержался и заглянул в кладовку. Войти туда было невозможно. Широкие полки вдоль стен были пусты. А всё, что прежде лежало, стояло и было просто свалено на них, находилось на полу, загораживая всё свободное пространство.
— И что у нас за революция?
— У меня есть идея. — Ответила возбуждённо Вера из-за перегородки. — Потерпи немного. Покормлю Димасика, уложу спать, и всё подробно тебе расскажу.
Никита почувствовал облегчение — судя по всему, выяснения отношений не будет. Надо отдать должное Вере — она не любила семейных сцен также, как и он. Психологи утверждают, что все конфликты в семье надо «проговаривать», но вот у них всё наоборот. Они никогда не выясняют отношения. Просто меняют тему, стараясь забыть недоразумения. И это у них до сих пор получалось.
Наконец, они сели рядом у стола. Вера положила перед мужем раскрытую газету с напечатанными в конце объявлениями о приглашении на работу. Она давно стала покупать эти газеты, надеясь найти что-то для себя, такую работу, которую можно было бы выполнять дома без ущерба для ребёнка…
— Читай… Вот здесь.
Никита прочитал объявление, обведённое красным карандашом. В нём некто предлагал соискателям присоединиться к его артели по выращиванию грибов-вёшенок. Обещал обеспечить всем подсобным материалом, включая грунт и грибницу.
Никита прочитал и фыркнул.
— Ты что, собираешься выращивать вёшенку?
— Да! — Твёрдо ответила его жена. — Это совсем несложно. Я позвонила этой женщине, ну, которая это объявление разместила. У неё в компании уже пять семей, которые неплохо на этом зарабатывают. Она всё объяснит и научит. Я всё продумала. Этой работой можно заниматься в любое свободное время, хоть ночью. Мы расположим грибницу в кладовке, на полках, места там много, там постоянная температура и влажность. От тебя потребуется только организация достаточного освещения.
Никита слушал её, снисходительно улыбаясь.
Вера понизила голос.
— Я тоже должна что-то делать для нашей семьи. Ты бьёшься в поисках работы, а я только наблюдаю. Я больше не могу так.
— Верусенька, доктор мой милый… Ты собираешься разводить грибочки в одной квартире с младенцем? Ты слишком давно проходила микробиологию и забыла, что грибы — очень опасный аллерген.
— Я всё прекрасно помню. — Обиделась жена. — Я буду очень осторожна. Дверь в кладовку будет всегда закрыта, я буду постоянно мыть руки.
— Вера, — повысил голос Никита. — Забудь! Мицелий будет порхать по всей квартире, сколько бы ты не закрывала дверь.
И, резко сменив тему, он очень коротко рассказал ей о результатах своих встреч с Борисом в горздраве и с однокашником в больнице. Не давая жене слишком расстраиваться, закончил.
— Хватит бестолку шататься по городу. Завтра пойду оформляться в поликлинику. Я звонил в нашу, которая в соседнем дворе. Там есть одна вакантная ставка хирурга, они меня с радостью возьмут. Деньги, конечно, не весть какие, и придётся до первой зарплаты ещё посидеть на макаронах с картошкой, но потом станет немного полегче. А пока я устроился на работу в ателье «Кодак». Видела в соседней парадной в подвале? Сегодня в ночь выйду в первый раз. Буду там работать по ночам, а днём — в поликлинике. Посмотрим, что получится. А пока давай-ка поужинаем нашей любимой картошечкой с мамиными солёными огурчиками, а потом разберём весь хлам в кладовке. Половину надо было давно выбросить за ненадобностью, остальное уберём на антресоль над кухней, которая тысячу лет стоит пустая. Свободная кладовка нам пригодится в будущем, когда у Димки появятся громоздкие игрушки и велосипед.
Закончив свой монолог и, не давая Вере опомниться, Никита вдруг улыбнулся.
— Меня мама в детстве «Вёшенкой» звала…
— «Вёшенкой»? — Удивилась Вера. — Почему?
Никита пожал плечами.
— Думаю потому, что она работала сутками, а я рос, как вёшенка… на любом субстрате — от древесных стружек до старых газет. Если она дежурила в будни, я был в круглосуточном садике, если она работала в выходной, меня забирала к себе тётя Наташа, мама Леры, с которой ты прекрасно знакома. Когда был маленьким, я думал, что вёшенка — это зверёк какой-то. И был очень разочарован, когда узнал, что это всего-навсего гриб, похожий на сыроежку.
Работу в фотоателье он освоил быстро, заказчики были довольны, жалоб хозяину не поступало. До середины ночи Никита проявлял и печатал чужие фотографии. Иногда хорошие, качественные, сделанные со вкусом, иногда безобразные и даже пошлые. Но не его дело было кого-то воспитывать, хватало собственных забот. Освобождался от работы он глухой ночью, раздвигал в стороны огромные пакеты с реактивами, стоявшими на широких деревянных полках, и устраивался между ними, подстелив старый плед и подложив под голову диванную подушку, которые ему всучила Вера. В ателье было тепло, и, хотя ломило бока от дощатых полок, но подремать было можно. Проваливаясь в сон от усталости, он почему-то всегда с улыбкой вспоминал свою «санитарскую» в приёмном отделении, где в те дни, когда больница не дежурила по городу, можно было вполне комфортно выспаться на старой скрипучей кушетке, покрытой потрескавшимся дерматином, среди швабр, тазов, вёдер и горы чистой ветоши, сваленной в углу.