Фристайл. Сборник повестей

И тут случилось неожиданное. В больнице, где он прошёл путь от санитара до врача, вдруг обосновалась кафедра хирургии университета, и был объявлен приём в ординатуру. И Никиту вдруг стали одолевать сомнения. Конечно, он с удовольствием занимался травматологией, но знакомые больничные хирурги, которым нравилась его профессиональная дотошность, исподволь начали убеждать его продолжить медицинское образование в ординатуре, но уже по хирургии. Как и все пытливые молодые люди, Никите хотелось и травмой заниматься, и в хирургии стать специалистом… А время шло. Обучение в интернатуре подходило к концу. Но интернатура — это только начало, только вступление в новую профессию, а два года ординатуры — это уже высшая ступень образования. Совсем неожиданно Никита вдруг обнаружил в себе ослиное упрямство в достижении цели, связанной с будущей профессией. И он принял решение. А когда Никита что-то решал, он никогда не оборачивался назад. Ещё в школе он вычитал где-то фразу, которая стала его девизом: «Жалеть о сделанной глупости, значит, делать ещё одну». А учиться ремеслу хирурга — разве глупость?!

Наконец, он решился поговорить с женой.

Вера вспыхнула и её глаза повлажнели. Для Никиты это не было неожиданностью. Она помолчала, потом тихо произнесла, глядя куда-то в сторону.

— Поступай в ординатуру, если хочешь…

— Веруся! Солнце моё! Я догадываюсь, о чём ты думаешь…

— Да, да, да! Я думаю о ребёнке. Ведь мы хотели сразу после интернатуры подумать об этом всерьёз. А теперь это всё откладывается на целых два года. Никита, мне уже немало лет для первородящей…

Конечно, ребёнок — это серьёзно. У Михаила с Лерой уже была весёленькая полугодовая дочка — было завидно. Сколько раз они с Верой об этом говорили, строили планы, как будут жить, когда в доме появится маленький человечек. Честно говоря, Никита совсем не представлял себя отцом, но вдруг начинал мечтать, что наступит момент, и он начнёт обучать сынишку играть в футбол или решать шахматные задачи. Ну, а если родится девочка, значит, будет музыкальная школа или балетная студия. Но это уже по Вериной части, тут он — пас… Кто говорит — жаль, что увеличение семейства откладывается на два года!

Он вздохнул, сделал вид, что согласился с ней, надеясь, что потом сможет её уговорить. Пока миролюбиво произнёс.

— Хорошо. Всё. Забудь. Этого разговора не было. Я не могу погрузить тебя в нищету: в ординатуре я два года буду получать нищенскую стипендию, и мы будем жить только на твою нищенскую зарплату. Это я так… Размечтался. Забудь.

Но Вера слишком хорошо его знала и не поверила его уступчивости. В доме её родителей все решения были за отцом, мать всегда ему уступала, даже, когда считала его решение ошибочным — пусть сам убедиться, что был неправ.

Она тоже успокоилась и сказала твёрдо.

— Никита, ты — мужчина, и у тебя должно быть любимое дело. Решай сам. Как решишь, так и будет. А насчёт денег… Нам что — привыкать? Как мы жили с тобой на младших курсах? Меня оставят в клинике после интернатуры, я разговаривала с заведующей, у неё есть вакантные ставки. Буду брать побольше дежурств, и ты, может быть, тоже найдёшь какую-нибудь подработку. Ну, выдержим мы ещё два года, потерпим. Если что — родители помогут. Я им позвоню…

— Не вздумай! — На душе полегчало. — Я хотел только посоветоваться, подумаю ещё. Поговорю с заведующим травмы, попрошу у него полставочки совместительства…. Может быть, он мне даст ночные дежурства, конечно, если другие врачи не будут возражать, что я у них заработок забираю. В общем, я пока ничего не решил. «Чапай думать будет».

Конечно, он всё уже решил. Теперь надо подойти к заведующему кафедрой хирургии и представиться ему в качестве претендента на место в ординатуре. Никите нравился этот молчаливый серьёзный человек, который часто присутствовал на утренних больничных «пятиминутках», иногда высказывал свои неожиданные и интересные предложения. Надо будет подойти к нему в ближайшее время, собраться с духом — и подойти. Попасть на обучение в ординатуру непросто, конкурс большой. Интересно, что скажет профессор интерну-травматологу по поводу его желания стать хирургом?

Эта встреча прошла не без волнения. Конечно, объяснить своё решение Никите было непросто, поначалу он бормотал что-то нечленораздельное, заведующий кафедрой в полном недоумении смотрел на него. В конце концов Никита разозлился и чётко и внятно сформулировал то, что давно решил для себя: он хочет стать специалистом по обеим профессиям, поскольку они достаточно близки между собой, можно сказать — смежные. И профессор ему поверил. Скоро выпуск, и после получения диплома надо сразу подавать документы в ординатуру.

На следующий день после выпускных торжеств, Никита положил диплом во внутренний карман летней куртки, купил несколько веточек хризантем, и, ничего не сказав жене, поехал на кладбище.

Был будний день, довольно сумрачный, ветреный, накрапывал мелкий дождь. Где-то высоко шумели кронами старые деревья. Вдалеке среди могил мелькали редкие одинокие посетители.

Никита долго стоял возле маминой могилы, комок в горле перехватывал дыхание.

— Вот, мама… — Наконец, сказал он очень тихо, прижав лежащий в кармане куртки диплом к груди. — Я стал врачом, как ты хотела. Но это только диплом. Я обещаю тебе, что стану хорошим специалистом и в травматологии, и в хирургии. Вот увидишь…

Веру оставили в институтской клинике акушерства и после доверительного разговора с заведующей отделением (пришлось объяснять, что муж поступил в ординатуру, и в семье сложно с деньгами) она получила полставки совместительства. Конечно, это был жест доброй воли со стороны завотделением: молодые врачи, как правило, «сидят» на голой ставке. Никита тоже пошёл к главному врачу своей больницы. Внимательно выслушав новоиспечённого травматолога, которого помнил ещё санитаром, пришедшего с просьбой о нескольких дежурствах в месяц, ответил не сразу. Никита приготовился услышать отказ. Но всё-таки, глубоко вздохнув, начальник подписал его заявление. Никита летел домой, как на крыльях.

Понемногу, они с Верой втянулись в новый ритм жизни. Никита ночами дежурил в травматологическом отделении, днём слушал лекции по хирургии, часто ассистировал на операциях, присутствовал при консилиумах, профессорских обходах, и больничные хирурги, с которыми он сидел в общей ординаторской, обсуждали с ним планы лечения больных. Первый год обучения в ординатуре проходил успешно. На кафедре Никиту хвалили.

Вера после интернатуры достаточно уверенно чувствовала себя на дежурствах. Конечно, роды принимала акушерка, но от правильно выбранной тактики врача зависело многое. Надо было вовремя сделать необходимые назначения, внимательно следить за состоянием роженицы, иногда прибегать к незначительным, но важным хирургическим манипуляциям. Несколько раз пришлось самой делать Кесарево сечение — дежурный хирург был занят в соседней операционной, а состояние роженицы требовало немедленного вмешательства…

Но весной всё рухнуло. Неприятности посыпались на головы Быстровых одна за другой. Однажды, вернувшись домой, Никита застал Веру в слезах. Вообще-то Вера плакала редко и никогда не использовала слёзы для убеждения. Но здесь было что-то совсем другое. Он не стал сразу наваливаться с расспросами, ожидая, что она сама всё расскажет. Вера, всхлипывая, разогрела обед, поставила перед ним тарелку с вкусным борщом, села рядом на табурет и подождала, пока он пообедает. Никита поел, отставил тарелку, поблагодарил и вопросительно взглянул на неё.

Вера сказала осипшим от рёва голосом.

— Я беременна… Я не знаю, как это …

Он не сразу понял, но, когда понял, душа ушла в пятки. Это, действительно, было непонятно. Они — врачи, Вера — гинеколог, они были уверены, что делают всё, чтобы никаких случайностей не произошло. Но, видимо, «и на старуху бывает проруха». Его воспитывала женщина, мать, что такое мужчина в доме он мог представить себе, только бывая в доме тёти Наташи. Никита впервые в жизни почувствовал себя ответственным и за жену, и за будущего своего ребёнка. Это было совершенно новое ощущение, оно испугало его. Вера, как всегда, поняла и смотрела на него со страхом. Ему вдруг стало стыдно. Он откашлялся и произнёс, как можно увереннее.

— И чего ты так испугалась? Мы хотели малыша. Значит, он у нас будет.

— У нас нет денег. Я не представляю, как мы будем жить…

— И не надо сейчас ничего представлять. — Голос его становился более уверенным, он понемногу приходил в себя и, кажется, находил правильные слова. — Знаешь, один мудрый человек сказал, что проблемы надо решать по мере их поступления. Пока что у нас с тобой глобальных проблем нет. От чего-то, конечно, приходится отказываться, но на еду нам хватает. На работе никому пока ничего не говори. Скажешь тогда, когда всё и так будет понятно…

В летний отпуск Вера поехала к родителям одна — Никита часто дежурил: врачи травматологи ушли в отпуска, и оставшиеся доктора были рады, что кто-то освободит их от лишних дежурств.

Напряжение, конечно, осталось. Но почти до Нового года всё шло своим чередом. Вера изо всех сил скрывала подступивший токсикоз. Цвет лица стал зеленоватым. Подкатывающая к горлу тошнота заставляла её срываться с места и опрометью мчаться из ординаторской в туалет. Коллеги-акушеры за её спиной понимающе улыбались, но вопросов не задавали. Наконец, её вызвала заведующая отделением.

— Вера Глебовна, вы в положении? — напрямую спросила она.

Пришлось говорить правду.

— Так получилось… Мы хотели позже, когда муж закончит ординатуру.

— Я сочувствую вам… Будет сложно.

Вера кивнула.

— Мы знаем…

— Ладно. Работайте пока. Но не переусердствуйте. От токсикоза принимайте… — Она назвала препарат. — Это пока лучшее, что есть.

— Спасибо.

В конце концов пришлось отказаться сначала от совместительства, потом и от дежурств — принимать роды у других мешал собственный увеличивающийся живот. Коллеги особенно не возражали. Кое-как дотянули до декретного отпуска. Никита упорно занимался, дежурил по ночам. Ему даже нравилось, что теперь Вера всегда была дома. Они очень сблизились за это время. Приближалось время родов. Оба, конечно, волновались, но Никита, как мог, успокаивал жену, шутил, старался придумывать всякие смешные больничные истории. Пока денег хватало. Иногда что-то подбрасывали родители. Никита злился, но отказаться не мог — эти рубли шли на дополнительное питание для Веры.

О том, что он стал отцом, что Вера родила прекрасного мальчишку, ростом в целых пятьдесят три сантиметра, он узнал в операционной перед самым Новым годом. Хорошо, что в тот день он стоял рядом с профессором вторым ассистентом. Первый ассистент уже накладывал швы — операция закончилась.

В этот момент в операционную осторожно вошла дежурная медсестра и встала у порога. Все хирурги были заняты, только анестезиолог спокойно сидел на круглом табурете под монитором. Сестра поманила его пальцем. Доктор быстро вскочил и исчез вместе с ней за дверью. Вернулся почти сразу, проходя мимо, хлопнул Никиту по плечу. Всё стало понятно по его сияющему взгляду поверх маски.