Настенька, или Аленький цветочек

ГЛАВА 6

Продрав глаза на следующее утро, Настенька вяло подумала о том, что удивительно, как ее старичок-диван, довольно бодро, несмотря на возраст, упиравшийся изогнутыми низенькими ножками в пол, остался жив. Тело ломило, одновременно все мышцы охватывала приятная истома, однозначно свидетельствовавшая: вчерашний вечер и ночь не являлись бредом воспаленного воображения.

Приподнявшись, девушка обозрела свою квартиру. Александр Николаевич обнаружился почти сразу – он, все еще полностью обнаженный, стоял около стены. Сложив руки на груди, бизнесмен внимательно рассматривал картины. Солнце, заливавшее студию ярким летним светом, оживляло краски, придавая им особую прелесть и теплоту, и одновременно мягко золотило кожу мужчины – словно бы специально подначивая Настю: «Возьми же кисти! Запечатлей это восхитительное зрелище! Его прекрасную, гармоничную фигуру, словно вышедшую из мастерской древнегреческого скульптора. Мягкие переливы мышц, словно бы самой природой предназначенные, чтобы оказаться зарисованными теплой золотистой светлой бронзой. Его руки, не поражающие, подобно Гераклу, объемами мышц, но принадлежащие скорее Адонису или Аполлону. Видишь?..».

Замершая на полувздохе Настенька разглядывала во все глаза и запоминала открывшуюся перед ней прекрасную картину. Через несколько долгих минут, не выдержав жаркого, искушающего шепота в голове, девушка медленно выдохнула и зарылась с головой в подушку – охолонуть. Впрочем, в подушке оказалось очень жарко, пришлось сразу же вынырнуть обратно и столкнуться с внимательным взглядом мужчины.

– Доброе утро, – пробормотала, почему-то краснея, Настя.

Александр Николаевич по-доброму усмехнулся смущению девушки и ответил несколько неожиданно:

– Тебе нужно выставляться. На следующей неделе в «Галерее» освобождается место, – и многозначительно замолчал, давая возможность Настеньке самой принять решение.

Девушка сперва недоуменно моргнула, не сразу осознав, что именно было сказано, и забормотала, садясь на постели и натягивая на себя простыню, используемую по летнему времени как одеяло:

– Но… Там же дорого и вообще…

Александр Николаевич подошел к ней и, присев на корточки, доверительно сообщил:

– Я могу договориться о выставке, оплачиваемой процентами с проданных картин.

Настя смутилась окончательно – настолько странными оказались поза, слова, интонации и вся ситуация в целом. Вот могла ли она еще сутки назад, готовясь мысленно к тому, что ее распнут то ли Вик, то ли Александр Николаевич, надеяться на подобное? Да никогда в жизни! И сейчас вся эта странность выливалась в то, что Настенька не знала, куда себя деть, как вести, что делать, и чувствовала себя крайне глупо. Как будто ей лет пятнадцать и пришла на первое свидание. И мысли ну совсем не о выставке! Право слово, как можно думать о чем-то еще, когда на расстоянии вытянутой руки находится любимый мужчина, к тому же обнаженный!

Александр Николаевич, словно угадав мысли девушки, потянул ее к себе, отбирая простыню, используемую как последний бастион, и игнорируя невольный писк. Разморенная после сна и растерянная Настенька выглядела на редкость соблазнительно…

Через полчаса окончательно проснувшаяся (что немудрено после таких физических упражнений!) Настя стояла в ванной под душем и снова почти ничего не соображала по одной простой причине – находилась она там не одна. Александр Николаевич, весело пофыркивая, когда фонтанчики воды попадали ему в лицо, приводил девушку и себя в чувство прохладным душем. В жару – чрезвычайно приятное действо, особенно с осознанием, что на кухне ожидает завтрак из французской кофейни, доставленный расторопной секретаршей. Большие деньги она получала не за секретутство, а за выполнение своей работы в любое время дня и ночи и в любой день.

– Ну как, что насчет выставки? – поинтересовался Александр Николаевич, смакуя за кухонным столом кофе, сваренный Настенькой. Она предложила сравнить кофе из самой известной кофейни города и приготовленный собственноручно, и, на предвзятый взгляд бизнесмена, распиваемый им «домашний» напиток оказался на порядок лучше «покупного».

Сидящая напротив Настя не знала, куда ей деться, и поэтому то, не стесняясь, даже с некоторым удивлением разглядывала сидящего у нее на кухне Александра Николаевича словно неведому зверушку (и действительно – как он мог тут очутиться?!), то спешно, словно спохватившись, переводила взгляд за окно, где устроили очередные разборки из-за хлебной корки вездесущие неугомонные воробьи, то изучала узоры на нагретой солнцем деревянной столешнице, покрытой лаком. Александр Николаевич угадал ее заветную мечту. Как – непонятно, но он с первого же раза сумел попасть в самое укромное место души.

– Я хочу, – девушка решительно закусила губу. – Только я хочу знать, во что это… – «во что это мне встанет» Настя не смогла выговорить. Не получилось. Потому просто пробормотала: – Зачем это вам?

Александр Николаевич иронично приподнял бровь.

– Прежде всего, давай уж перейдем на «ты» – после такой-то ночи. А мне, – он отпил божественного напитка, – мне твои картины очень понравились. Достойны.

Настенька даже и не знала, что умеет краснеть от похвал, но уши явно горели. Полыхали даже.

– Хорошо, – только и смогла выдавить девушка после такого, казалось бы, простого, без особых изысков и велеречивостей комплимента, опустившегося прохладным бальзамом и теплым медом на раненую душу.

– Ну вот и славно, – довольно откликнулся мужчина. На самом деле он уже предварительно договорился о выставке Анастасии Ветлянской, оставалось только уговорить саму девушку прекратить скрывать от мира свои работы. Он был уверен, что, в конце концов, Настя согласится, и весьма порадовался, что предчувствие его не обмануло и на этот раз.

Посмотрев на часы, Александр Николаевич добавил с сожалением, отставляя чашку в сторону:

– Мне пора. И кстати, – на его лице появилась улыбка, – ты меня очень неплохо нарисовала, мне понравилось.

И только после этой фразы Настенька вспомнила, что именно она оставила на столе, спешно собираясь в клуб. Она даже подумать не могла, что в ее квартирке кто-то появится, вот и бросила весь бардак, в том числе творческий, как есть. И среди всего прочего – рисунки с Александром Николаевичем. Все. И сцену в…

Горло Насти перехватило от смущения, а мужчина тем временем легко поднялся, одернул свежую рубашку (новый комплект одежды доставили вместе с завтраком) и, обойдя стол, легко поцеловал девушку.

– К вечеру вернусь.

– Вы… – пискнула ошарашенная Настенька.

– Никаких «вы», – строго поправил Александр Николаевич и добавил с наигранным удивлением, за которым спряталось вдруг возникшее сомнение: – Ты разве против?

– Нет, – только и сумела пролепетать в ответ девушка.

– Вот и славно, – повторил мужчина, скрепив сказанное еще одним поцелуем. – До вечера. И не забудь подготовить план выставки. Вот тут, – он постучал пальцем по синей папке, оставшейся одиноко, после того, как Александр Николаевич забрал все свои документы, лежать на столе рядом с чашкой с кофейной гущей, – план выставочного зала. Завтра нужно будет отдать куратору «Галереи» на согласование.

И ушел. Опять ушел, оставив Настю в состоянии крайней растерянности и удивления. В голове (опять!) вертелась только одна мысль: «Так что, получается, он все знал?!».