Нелюдимый

Это всё. Оборвалась ниточка, связывающая меня с единственным близким мне человеком.

Три года дружбы с Белкой… Для меня это железобетонная глыба, а для нее кусок пластика, который она без сожаления выбросила в мусорное ведро за ненадобностью.

Я скорее всего не плачу, сейчас мое лицо мокрое от разошедшегося дождя, а не от слез, саднящих горло. За эти три дня я пережила уже столько… И зачем только Дима решил влезть в мою жизнь? Ещё и Кос…

Интересно, если я сейчас промокну, затем сильно заболею, а потом и умру, кто-нибудь станет по мне плакать? Или сожалеть о моей смерти? Возможно папа! Хотя…

Папа… наверное недолго будет горевать по мне. За все годы, что я жила в семье Бойцовых, мы в совокупности проживали, на одной территории, месяца три, а то и меньше. Отец обычно приезжал раз в полгода и дней на пять задерживался в городе. Все пять дней Бойцов-старший, в полной мере этого слова, отдыхал: он либо спал у себя в комнате, либо встречался с друзьями. Еще он, совместно с Димкой, ругал меня, наказывал и лишал всяких благ.

Восемь лет назад, на моё десятилетие, папа впервые приехал с севера и привез мне огромную коробку, в которой лежала железная дорога. Красивые вагоны, станции, здания, дома… Фигурки людей и животных… чего там только не было. Разбирая коробку и разглядывая чудесный подарок, я уже представляла как мы сядем с папой на пол и будем собирать это великолепие. По другому ведь и быть не может. В фильмах, которые я тайно смотрела по ноуту, всё происходило именно так. Счастливая семья, совместный обед и веселые игры…

А что вышло в итоге… Отец наказал няньке купить мне торт и ушел к другу на крещение сына. Я когда про это узнала, измазала всю папину кровать тортом. А железную дорогу сложила назад в коробку и отнесла соседскому мальчишке. Ему она как раз подойдёт.

Колькины родители практически каждый вечер с ним играли и вместе ужинали. Я эту картину каждый день у них в окошке наблюдала. А на утро, я стреляла в него с забора прищепками, чтобы Колька хоть на мгновение почувствовал — в жизни боль случается тоже. Помню однажды вышла Колькина мамка и увидела мой обстрел. Я тогда подумала она мне наподдаёт, но нет… Она посмотрела на меня как-то грустно и тихо проговорила Кольке.

— Позови Киру к нам поиграть, а то она заскучала.

Я не пошла, но и обкидывать соседа больше не стала.

Когда моя куртка окончательно промокла, я неохотно поднялась с лавочки и пошла пешком в сторону дома. Последние деньги я потратила на дорогу до Белки, поэтому других вариантов добраться до квартиры, у меня не было.

Пока шла иногда пряталась от дождя — то под дерево, то под козырёк, но даже это не спасло: я промокла до нитки. Еще и кроссовки набрали воду и я хлюпала в них, словно в ластах.

Но так вышло, что мокла я зря. В квартире никого не оказалось, а вышедшая на мой громкий стук соседка, по совместительству старуха Шапокляк, очень едко мне прошипела.

— Чего ты так долбишь, холера!? Ключ тебе на что!?

— Нет ключа, — стуча зубами от холода, ответила я и тогда Шапокляк, ещё более зло проговорила.

— Они уехали рано утром. Дима с Олюшкой к её родителям на неделю укатили. Знакомится поехал твой брат, холера. Может женится собрался…

Я ещё сильнее задрожала и до хруста в пальцах вцепилась в дверную ручку.

Вот значит как…

Не помню как я шла, куда двигалась… Как хмельная, я брела по улицам города, а голова просто разрывалась на части от безжалостных мыслей: «я никому не нужна», «меня все кинули»…

Они взяли и отвернулись от меня, как от приносящего неприятности паразита. Перешагнули и пошли своей дорогой. А мне то куда идти? Снова с моста прыгнуть? Только уже намертво, чтобы не марать идеальный мир людей своей пропащей душонкой.

Дождь уже давно кончился. Вокруг снова все жило и двигалось… Одна я, продрогшая от дождя и боли, безжизненно брела по городу.

Не знаю, что меня привело в район Григорьева — физика… механика… инстинкт самосохранения. Не представляю, что мной двигало и руководило. Я шла-шла и вдруг очнулась напротив гаражного бокса, где работал Кос. Марья Ивановна ещё утром дала мне адрес и номер гаража. И хотя я даже не пыталась ничего из её слов запомнить, а оказалось, что где-то это осело и прижилось.

В полном сознании, под светом заходящего солнца, я уже практически дошла до нужного гаража и замерла…

У открытой железной двери стояла камрюха, а рядом с ней стояли четыре человека и курили, гладя на машину. Мужчину и высокую шатенку я никогда не видела, а вот худющую блондинку, которая только что не терлась об Григорьева, я узнала сразу. Это Лиза — одноклассница Димы с Максом и Игоря с Костей. Она ещё хуже королевишны ОлЕньки. Заносчивость и стервозность — главные черты этой дивы.

Вся компания что-то тихо обсуждали, а незнакомый мужчина всё время показывал Косте на машину. Кос был одет в обычные спортивные штаны и свитер, а вот мужчина и девушки словно сошли с обложки журнала.

Интересно, Лизка для Кости нацепила настолько короткое платье и ботфорты или она по жизни проститутка?

Я уже хотела развернуться и уйти куда глаза глядят — мне стало значительно хуже, а внутри с новой силой завибрировала прежняя мысль: надо наведаться к мосту. Перед глазами всё закружилось и я на секунду замерла. Вдохну порцию воздуха и тогда уйду, но…

Но тут Кос словно что-то почувствовал и повернул голову в мою сторону. Наши глаза скрестились и он почему то резко изменился в лице. Даже побелел и сигарету выронил изо рта.

Что именно так его ошарашило, я понять не успела: свет в глазах окончательно потух и я повалилась на землю.

— Кира! Кира, ну давай же! Приходи в себя, — первое, что я услышала, когда вышла из сумрака, — блядь, ну наконец-то. Посмотри на меня…

Я открыла веки и взглянула на склонившегося надо мной Коса.

— …ты как? В себя приходишь?

Беспокойный Костин взгляд и его холодные руки на лице, окончательно вытащили меня из тени. Я даже смогла самостоятельно сесть.

Оказывается, что теперь я лежала не на земле, а на мягком сером диване, и была я уже не на улице, а в небольшой полутемной комнате. Но главным стало то, что здесь было очень тепло, даже жарко, поэтому тело сразу стало отходить от многочасового переохлаждения.

— Да, — хрипло ответила я, когда по телу побежала судорога, — где мы?

Костя тяжело выдохнул и очень быстро ответил.

— В моем гараже. Где же ты была? А главное — почему ты так промокла?… Ну-ка снимай с себя всё.

Костя быстро поднялся и подошел к шкафу, который стоял в самом углу комнаты. Он достал оттуда одеяло и одежду.

— Вот одеяло и моя футболка, — возвращаясь к дивану, проговорил Григорьев, — давай я помогу… мокрая какая.

И он стал меня раздевать, причём я не сопротивлялась. Мне это даже было нужно. Сейчас я как никогда нуждалась в заботе и сопереживании, а ещё мне безумно хотелось любви, нежности, ласки…

— Воспаление ещё заработаешь и…

— И умру, — перебиваю я Костю и тот резко замирает.

Он уже снял с меня куртку, кроссовки, носки, а после моей фразы словно завис.

— А может этого я и хочу! — заканчиваю я свою мысль и глаза мужчины в миг темнеют.

Сжав челюсти, он резко обхватывает моё лицо ладонью и очень хрипло выплёвывает.

— Совсем дура! Чтобы даже в мыслях у тебя не было этой херни! Поняла?!

Его резкое преображение сейчас нисколько меня не пугает. Вообще без разницы кто сейчас предо мной. Мне просто хочется почувствовать себя нужной и желанной…

— А кому я нужна? Всем плевать… Только лучше станет…

— Мне нужна! — сипло отвечает Григорьев и в упор смотрит мне в глаза.

— Докажи… — надрывно прошу я и сама тянусь к его губам.

У губ Григорьева я на секунду замираю, но потом решительно подаюсь вперед. Встретившись с сухими, но горячими губами, я без лишних эмоций приступаю к поцелую. Не почувствовав ответа, я толкаюсь языком в его рот и сразу же ощущаю захват на шее.

— Кира-а… — хрипит мне в губы Костя, — сейчас не время и тебе надо…

Я прерываю его речь новым поцелуем и начинаю исследовать его рот языком.

К чему мне его слова? В своей жизни я только и слышу слова-поучения — что и как мне делать… Мне просто хочется тепла, ласки… Того, чего меня лишили в раннем детстве. Того, чего не дал мне никто… Того, отчего боль, разрывающая грудь, станет стихать…

Мысленно придав себе решимости, я его обнимаю. Впервые я сама тянусь к источнику огня и хочу ответной реакции. И она закономерно происходит…

Костя чертыхается мне в губы и начинает жадно отвечать на мой ленивый поцелуй. Теперь он задает ему новый ритм: быстрый и сжигающий дыхание.

Мужчина обхватывает мой затылок и углубляет поцелуй настолько сильно, что я давлюсь остатками воздуха. Кос чувствует это и останавливается. Его почерневшие глаза скрещиваются с моими, после чего он хрипло, с большими паузами, говорит.

— Если позволишь сейчас… я не остановлюсь потом… Я буду мудаком и эгоистично возьму тебя… несмотря ни на что… Здесь и сейчас…

Я приподнимаю подбородок и сжимаю от волнения губы. Я точно знаю, что близости с ним совсем не хочу, но… Но сейчас мне до одури хочется чувствовать себя любимой и желанной… Ему нужно моё тело, мне — ощущение любви. И сейчас я готова к такому обмену.

Я утыкаюсь ему в шею и сипло шепчу.

— Позволю…

И всё. Он словно окаменел. Я кожей чувствую его напряжение, которое тем не менее быстро проходит и Костя снова набрасывается на мой рот. Теперь он целует не глубоко, но даже такой его поцелуй доставляет дискомфорт: я не ровно дышу и всё время пытаюсь поймать глоток воздуха.

Пока я стараюсь дышать, мужские руки отчаянно шарят по моему телу, стараясь освободить его от мокрой одежды. Для удобства я развожу руки и ноги в стороны, тем самым давая ему полный контроль над своим телом. Когда я это делаю, мужчина резко отрывается от губ и снова таранит мои глаза своими.

У меня создается впечатление, что он борется с собой: видно как Григорьеву безумно хочется, но что-то его всё время останавливает, тормозит.

— Ты точно решила? — хрипло спрашивает мужчина и я без малейшего промедления киваю.

Он также мне кивает и быстро поднимается.

Вначале я думаю, что он и сам передумал, а оказывается нет. Костя становится напротив дивана и начинает быстро стаскивать с меня одежду. Пока он это делает, я стыдливо прикрываю глаза и сжимаю кулаки. В голове зарождается мысль — надо остановиться, но она тут же забывается стоит мне ощутить внутреннюю пустоту и слабость.

Я открываю глаза, когда на мне остаются одни лишь трусики. Под свист хриплого мужского дыхания, я слежу за потемневшими глазами Кости. Он жадно, не отрываясь разглядывает каждый сантиметр моего тела. Сейчас мужчина был похож на оголодавшее животное, перед которым разложили желанный ужин. Глаза горят, губы приоткрыты, его тело ощутимо лихорадит, а через ткань спортивного трико, отчетливо видна эрекция.

И снова он застопорился. Нехотя он отводит взгляд в сторону и запускает ладонь в свою взлохмаченную шевелюру.

Решится… или нет? — безостановочно стучит у меня в голове и… и он решается. Стянув через горло свитер, он наклоняется и быстро накрывает моё тело своим.