Интервенция любви

Глава 6

Константин Соболев удовлетворенно откинулся на спинку кресла, ощущая довольство и покой. Кофе был отличным, печенье, приготовленное их экономом, отменным, а прошедшая ночь, как и все его ночи за последние годы – великолепной. Зная, что ему нет необходимости озвучивать эти мысли, Константин просто протянул руку и, поймав ладонь своей жены, переплел пальцы с пальцами Карины.

Она повернулась к нему, оторвавшись от наблюдения за тем, как в другом конце столовой няня занималась с детьми и улыбнулась Косте так, что не возникло сомнений: она знала и ощущала все точно так же.

Костя поднял их сплетенные ладони и прижал пальцы жены к губам, и сам присматриваясь к тому, что там лепили из яркого пластилина их двойняшки. Дети всегда занимались или под их наблюдением, или под присмотром Фила, их эконома. В крайнем случае, если все они оказывались заняты, за занятиями следил кто-то из самых близких и доверенных охранников. Карина никогда не допускала, чтобы няня оказывалась с детьми один на один. И не играло роли, сколько раз ее перепроверил Никольский, не имело значения, что с момента рождения двойняшек, эта няня была все время в их семье. Карина никому не доверяла детей, заставляя всех присматривать друг за другом.

Впрочем, Костя не видел ничего странного в таком поведении супруги, учитывая все нюансы их прошлого, да и нынешнее положении в жизни. Да и психотерапевт Карины советовал не сильно препятствовать, пока Карина хоть относительно держит себя в руках. При том, как ломали ее психику всю жизнь, такие мелочи не казались большой ценой за спокойствие, да и помогали уменьшить количество «приступов», когда кошмары прошлого заставляли ее сутками сидеть в их спальне или, того хуже, гардеробной, прячась от болезненных и мучительных воспоминаний.

Так что почти все детские занятия проводились у них на глазах, и Константин не мог не признать: ему даже нравилось быть настолько полно посвященным в жизнь детей, в отличие от многих деловых партнеров и знакомых.

Он сделал еще глоток кофе, отставив чашку как раз в тот момент, когда двери столовой открылись, и на пороге появился Борис Никольский, начальник его охраны. В прошлом Борис возглавлял областное отделение СБУ и не растерял старых контактов. Но в последний месяц по их делам никаких особых проблем не имелось. Так что сейчас Соболев надеялся – у Бориса есть новости по делу, так заинтересовавшему Карину и лишившему ее покоя в последнюю неделю.

Он поднял ладонь, приветствуя друга.

Судя по всему, к такому же выводу пришла и сама Карина. Ответив на приветствие Бориса, она взглядом велела Филу поставить еще один прибор и, подозвав одного из охранников, тихо попросила перевести детей с няней в соседний зал, отделенный раздвижной стеклянной дверью, и присмотреть за ними.

Пока происходили эти перемещения, Борис успел щедро глотнуть кофе и выглядел теперь более довольным этим утром.

– Все-таки, как ни крути, а готовит Фил отменно, – с тихим смешком заметил Никольский, очевидно, не до конца изжив остатки гомофобии в своей душе.

Костя, если честно, понимающий его, в чем никогда не признался бы Карине, хмыкнул в ответ.

– Есть новости? – поинтересовался он у Никольского, когда они остались одни.

– Я стараюсь не поднимать много шума, это никому не нужно, как я понял, – Борис сделал еще один глоток и раскрыл папку, которую принес с собой. Впрочем, сам Никольский в нее не смотрел, сразу подвинул Косте. – Потому результаты не фантастичные, но кое-что есть.

И Константин, которого само по себе и это дело, и судьба малоизвестной ему женщины, интересовали только из-за волнения Карины, и сама его жена, молча ждали, когда Борис приступит к основному.

– Мои выводы: изучив ее жизнь и ситуацию, я считаю, что Инга, как таковая, вряд ли могла совершить нечто, что послужило бы причиной для заказного убийства. Тем более для трат на киллера такого класса, – Борис наверняка сделал ударение специально для него.

Костя взглядом показал, что намек понял: они с Никольским не понаслышке знали, сколько стоит работа того, кого называли Лютым. Впрочем, Карине он до сих пор не открывал никаких деталей, пусть жена и догадывалась о том, кто приложил руку к смерти ее мучителя.

– А вот то, что днем ранее был убит ее муж, в чем пытаются обвинить саму Ингу, приводит к интересным предположениям: уж больно почерк убийства господина Горш напоминает работу того самого киллера. Чисто, быстро, обдумано, с «подозреваемым», которого на блюдечке преподносят правоохранительным органам. Нашей Ингой, то есть.

Борис допил кофе и потянулся к кофейнику за новой порцией в виду отсутствия эконома. Костя медленно кивнул, соглашаясь с логической цепочкой Никольского.

– Тут я копнул глубже, как-никак – Горш политик, а в этом деле всегда найдется много «доброжелателей». – Борис взял маффин, блюдо с которыми ему подвинула Карина, напряженно внимающая рассказу. – Муж Инги оказался перспективным политиком, которому прочили видное место в родной партии. Более того, в кулуарах ходили слухи, не беспочвенные, надо сказать, что на следующих выборах, через два года, он вполне мог войти в первую тройку списка. Уже мотив. Да и, мало ли, может программу он собирался лоббировать какую-то особую, которая кому-то не нравилась? – Борис пожал плечами. – Кроме того, господин Горш в последнее время начал активно налаживать связи с бизнесом. В том числе с Мелешко. Партии разные, а интересы, видимо, совпали… Да и кто такой Мелешко, нам известно. Тоже вариант, – Никольский надломил сдобу. – Что интересно, ни партии, ни тому же Мелешко, вроде бы, не очень выгодно было Горша устранять. Особо они ничего не выиграли бы. Но и не проиграли. Подготовка к выборам только-только начинается. Да и бизнес был больше на этапе переговоров.

– Кто больше всех выиграл от смерти Горша? – уточнил Константин, продолжая держать руку Карины и мягко поглаживать ее кожу.

– А никто, говорю же, все «серединка-на-половинку», – Никольский откусил щедрый кусок маффина.

– А кто больше всех проиграл? – впервые за это время заговорила сама Карина.

– А вот тут интересней, – Никольский скупо улыбнулся, продолжая жевать. – Есть один соратник Горша, некий Балашенко. Так вот, у них не только бизнес общий с покойным имелся, но и поддержку законопроектов они друг другу всегда обеспечивали. Потому как, нюанс, – Борис хмыкнул, – однокурсники они. Учились вместе с Горшем. И с Ингой, кстати, которая с покойным мужем так же училась на одном курсе. То есть, все трое знакомы давно. Балашенко этого сейчас в стране нет, что мне тоже показалось интересным.

Константин опять усмехнулся, он когда-то выбрал такую же тактику, когда через Боруцкого нанимал Лютого. Чтобы номинально отвести от себя подозрения.

– А что этот Балашенко проигрывает? – нахмурившись, поинтересовалась Карина. – Пока кажется, наоборот.

– Да вот, дело у них какое-то наклевывалось, в бизнесе, связанном с металлом. И держалось оно на связях Горша. Так что теперь, если что-то быстро не решит, то погорит Балашенко. Причем, не столько в делах, сколько в своей политической карьере.

– Надо в направлении этого однокурсника побольше выяснить. Все нюансы и тонкости, – резюмировал Костя, понимая, куда клонит Борис и какие подозрения имеет. – Я пока Славу попрошу, чтобы он переговорил, попросил Лютого еще неделю-две Ингу прикрыть, пока мы разберемся. – Добавил он уже Карине. И опять обратился к Никольскому. – Давай, Борис, помоги бывшим коллегам восстановить справедливость, – с иронией предложил Костя.

Помощник иронию оценил. Но Соболев не сомневался, что он действительно серьезно подойдет к этому делу. Никольский справедливость ценил и уважал. Как и жизни людей. Потому, наверняка, действительно обеспокоился судьбой Инги, которую по всем признакам, просто подставили. А теперь и вовсе пытались «слить».

Сам Соболев на подобное зачастую не имел времени. А веру в человеческое благородство растерял очень давно. Еще в Афгане. Впрочем, Карина до сих пор не верила, когда он говорил это. И резонно уточняла: «что же она тогда здесь делает?».

Константина это злило. Что он жене, само собой не показывал. Ведь она – совсем иное. И они оба это знали. Не в благородстве тут дело. Просто его она. Душой, телом, да хоть мозгом. Ему она предназначена. И он до сих пор в глубине души корил себя за то, что встретил ее так поздно, непроизвольно позволил такому количеству ужаса произойти в жизни любимой, пусть и незнакомой ему на тот момент.

Кивком головы дав «добро» Никольскому на дальнейшее расследование, Костя благодарно улыбнулся Карине, которая без всяких просьб налила и ему свежего кофе.

Он испытывал дикий, не поддающийся контролю разума, ужас. Такой страх, какой Вячеслав Боруцкий не испытывал последние три года. С того момента, как полуживым дополз с той проклятой свалки к ним домой, почти не сомневаясь – найдет Агнию мертвой. Впрочем, то, что Вячеслав не обнаружил труп жены, не особо облегчило его состояние тогда. И первоначальный страх сменился отчаянием и паршивым ощущением собственного бессилия и вины, еще большего ужаса, когда глядя на опустошенный дом и их разоренную спальню, Вячеслав досконально осознал, что Шамалко сотворил с его малышкой. Даже последние три года, когда он чуть ли не каждый час напоминал себе – все хорошо, ему удалось выдернуть Агнию из того ада, не до конца изжили из души Боруцкого привкус пережитого ужаса. И сейчас он расцвел новым буйным цветом.

Потому что глядя на то, как Агния с восторгом осматривает все вокруг, заняв водительское место его автомобиля, Вячеслав мог думать только обо всех катастрофах, которые поджидают его малышку на дороге.

– Морду проще сделай. А то Бусина сейчас глянет сюда, и побежит в дом скорую вызывать, чтоб тебя от инфаркта спасали, – Федот подошел сзади и встал справа от Вячеслава, обвел его насмешливым взглядом.

А потом и сам посмотрел на Агнию, которая сейчас настраивала водительское сиденье под себя с помощью электропривода:

– Ты глянь на нее, видно ж, что малышка на седьмом небе от счастья из-за твоего разрешения попробовать. Не порть человеку праздник. Расслабься.

Он видел. И понимал. Но все равно.

– Не могу, Андрюха, – Боруцкий отвернулся, чтобы и правда, не дай Бог, не испугать жену выражением лица. Федот не просто так прикалывался, со смыслом. – Все понимаю. Но не могу я расслабиться!

Пальцы Вячеслава непроизвольно сжались, словно в поисках сигареты. И пришлось глубоко вдохнуть, чтобы подавить желание закурить. Он не выкурил ни одной сигареты с тех пор, как родилась их дочь, как он полностью осознал, что должен приложить все усилия и старания, потому как кроме него некому о его малышках позаботиться. Да и не сумеет никто их любить так, как Вячеслав любил свою жену и дочку.

Стараясь взять себя в руки и подавить панику, в которой бы никогда не признался ни Агнии, ни Федоту, Вячеслав посмотрел на крыльцо дома, где Алинка, сидя в детском кресле-качалке, заливисто смеялась над Моней, возбужденно гоняющей по веранде мяч. Рядом с их дочкой сидела экономка и стоял один из охранников.