Интервенция любви

Глава 12

Инга осознавала, что полностью сбита с толку и дезориентирована, однако никак не могла разобраться в происходящем. Не получалось у нее разгадать и понять того человека, у которого Инга попросила помощи четыре дня назад. Она наблюдала, присматривалась, пыталась проанализировать, но не могла определиться с основными точками, от которых можно было бы отталкиваться в оценке Нестора. А ничего из того, что она применяла в составлении суждения о людях – не казалось для него подходящим.

Сейчас, спустя несколько дней, потратив очень много времени на мысли и размышления (откровенно говоря, столько времени на мысли у нее в еще не было ни разу в жизни, кажется), она не могла не признать: этот мужчина вызывал в ней странные и противоречивые эмоции. Он настораживал ее. Пугал. Даже раздражал порою своими непробиваемыми указаниями о том, что Инга может делать, а о чем и думать не должна. И в то же время – завораживал. Покорял какую-то часть души Инги таким вниманием ко всему, что касалось ее, заботой такого порядка, которой до этого ей не приходилось испытывать никогда.

И это ее будоражило, заставляло чувствовать себя так, словно бы Инга наощупь бредет в полной темноте по месту, о котором ничего не знает. И едва ли не каждый его поступок – усиливал этот внутренний диссонанс в ней.

Например, вчера он несколько часов просто сидел и смотрел на нее. Смотрел в упор, мигая так редко, что Инга не стала бы и утверждать, что он принципе делал это. Нестор велел ей лечь, сам сел на кровать в ногах Инги, и смотрел. Иногда проводил рукой по ее остриженным волосам, обводил пальцами лицо: лоб, брови, глаза, чуть ли не каждую ресницу ощупывая; легко давил на скулы, нос, прижимал пальцами ее губы – словно старался запомнить строение черепа и тканей лица пальцами.

Так же «познавал» он и ее шею, уши, плечи, руки. Даже пальцы на ногах. Все, что только хотел, очевидно. Он не позволял ей отворачиваться или прикрываться, твердо отводил руки или удерживал за бедра, если Инга пыталась сдвинуться, и продолжал свое занятие абсолютно молча.

Боже, да он полчаса рассматривал и ощупывал только ее пупок!

А Инга, полностью растерянная и до предела смущенная, не знала, куда деть непонятный стыд. И какую-то навязчивую, вылезшую из самой глубины разума, уверенность, что находится «под микроскопом внимания» одержимого и не нормального человека. Ощущала себя бабочкой, наколотой на булавку и рассматриваемую помешанным коллекционером.

И в то же время – она испытала непривычное и тоже стыдливое, но возбуждение.

Ее никто столько не касался и не гладил перед тем, как заняться сексом. Никогда.

Господи, несколько часов, не пропустив ни одного кусочка кожи!

И пусть прикосновения Нестора были твердыми, настойчивыми, неумолимыми и слабо напоминали ласку – ее телом, да и некой, неведомой до этого частью сознания Инги, они воспринимались именно так. И когда Нестор все же лег на нее, когда погрузился в ее тело – Инга этого действительно хотела. Несмотря на стыд, на непонимание и даже какой-то глубинный страх – физически она желала этой близости. И даже уже адаптировалась к его сильным и немного жестким движениям, к тому, насколько крепко его руки сжимают ее. Потому что, как и говорил, Нестор не стремился и никогда не причинял ей боли.

Нет, этот секс не стал прорывом чувственности в ее жизни, и не завершился умопомрачительный оргазмом. Но в целом, Инге даже понравилось.

И это насторожило и испугало Ингу не меньше его «нестандартного» внимания к ее телу. То, что она, похоже, все больше воспринимала его исключительно как мужчину, того, кто беспокоится о ее удобстве и здоровье. С кем комфортно ее телу даже во время секса. И все меньше вспоминает о том, что именно этот мужчина должен был убить ее, и убил Мишу. Наблюдая за Нестором все эти дни, она стала замечать, что проникается им. Ее заставляют улыбаться какие-то мелочи, незначительные поступки Лютого, когда вдруг удается заставить его улыбнуться. Всегда неожиданно, совершенно непреднамеренно, тогда, когда Инга и не думала забавлять его.

А его реакция на ее прикосновения! Инга не смогла бы сейчас внятно выразить и описать то, что ощущала, когда видела непонимающее, пораженное выражение его глаз, если вдруг касалась руки, когда пыталась привлечь внимание Нестора. До сих пор помнила, как он вздрогнул, когда она легко поцеловала его в щеку. И…

Ох, честное слово, то, что произошло как раз во время последнего раза, когда он брал ее, когда Инга возбудилась – ее это поразило больше всего остального. Настолько, что она половину ночи потом не могла заснуть.

Испытывая тягу к нему, ощущение какого-то родства, сблизившее их за последние дни, и ощущая вот это вот желание, разбуженное его руками, Инга потянулась к Нестору. Впервые. И пользуясь тем, что в этот раз он навис над ней сверху, протянула руки, обняв его плечи, обхватила мощную шею, чувствуя потребность прижаться плотнее, прочувствовать движение каждой мышцы в его теле, пока он сильно и резко погружался внутрь нее самой. И прижалась губами к пульсирующей точке на шее Нестора. Скользнула ртом по горячей и влажной от испарины коже вниз, к плечу.

Он… Не зарычал, нет. Но с его губ сорвался какой-то низкий, рокочущий звук, исторгнувшийся, казалось, из самого горла Нестора. Из его груди. Он замер над ней, в ней. Навис на какую-то долю секунды. А потом, перенеся вес своего тела на одну руку, второй обхватил затылок Инги и надавил, заставив откинуть голову, посмотреть в его глаза. И в этом голубом взгляде в тот момент бушевало нечто такое, что все тело Инги охватила дрожь. Во рту пересохло, а в самой глубине живота что-то начало пульсировать. И где-то на уровне подсознания появилась странная мысль – он прав: она принадлежит ему. Целиком и полностью. Вся, от того дурацкого подживающего шрама, до самой мелкой трещинки на ступне.

А от этого понимания душу скрутило страхом.

Потому что в лицо Инге смотрела та самая бездна, полная безумия, которая уже однажды пугала ее, та прорва, что все это время лишь самым краем выглядывала из-за зрачка – сейчас она затопила взгляд Нестора. И это прорва, глядя на Ингу, безмолвна вопила: «Моё! Все это моё!» Как Нестор однажды и произнес.

Пока все эти мысли и страхи проносились в сознании Инги, пальцы Лютого сжались еще сильнее. Его дыхание стало тяжелым и надсадным, каким-то хрипящим, и грудная клетка стала двигаться мощно, часто. Его бедра, словно бы сами по себе, с силой толкнулись, погрузившись в тело Инги настолько полно, что стало даже немного неудобно. И вдруг он сам резко наклонил голову, прерывая этот контакт взглядов, и впился своим ртом в такую же точку на ее шее. С жадностью, с силой, втягивая в себя кожу Инги.

Это не было поцелуем. Скорее попыткой ее проглотить, если говорить откровенно. Но, тем не менее, это показалось ей гораздо боле личным и значимым, чем все те прикосновения, которыми Нестор исследовал ее предыдущие часы. Чем-то действительно интимным. И при этом – одним на двоих.

Она застонала, не сумев удержаться, поняла, что вцепилась в его плечи, едва не продавливая кожу коротким ногтями. А Лютый, услышав ее стон, стал совершенно неуправляемым. Не Ингой, она и так вряд ли имела над ним хоть какой-то контроль. Самим собой. Он словно собственному разуму подчиняться перестал. Обхватил ее запястья своей рукой, забросил их на голову Инги, продолжая губами терзать, тереть кожу ее шеи, заставляя все тело Инги дрожать от непонятной напряженной дрожи, и раз за разом вколачивал свое тело в нее, едва ли не настолько же мощно и сильно, как это было в первый раз. Почти бешено. Так, что уже через несколько секунд, с еще одним хриплым рыком кончил, всем телом распластавшись на Инге сверху.

А она лежала под ним, не зная, не понимая – где она, и что происходит. Продолжая мелко дрожать и терзаться тягучим, испуганным томлением. Дышала так часто, что легкие горели. И не было ни одной здравой мысли. Потому что такого, что протянулось во время этой сцепки взглядов, во время этого переплетения рук и губ – между ними еще не было. Хотя Нестор каждый день брал ее тело. Но сегодня, как показалось Инге, он зацепил и краешек ее души.

Даже Нестор, казалось, не мог собраться с силами и взять себя в руки необычно долго. Не мог подняться с нее, так и продолжая тереться всем лицом о шею Инги, о ее ключицу.

И только спустя минут семь, а может и десять, лег на бок, но при этом продолжал держать лицо Инги своими пальцами.

Да, потом была горячая ванна и все тот же молчаливый «ритуал», когда он мыл ее, несмотря на ежедневные попытки Инги самостоятельно заняться своей гигиеной. Нестор их просто не замечал. Да и молчал в эти дни почти постоянно, видимо исчерпав хранилища своей «болтливости» в тот день, когда ездил за контрацептивами. После ванны, он велел ей выпить ряженку, которую покупал через день в поселке и хранил в подвале. И сам отвел Ингу в спальню. Все это время: купая, следя за ее «ужином», вытирая – он не отпускал ее, постоянно касался то руки, то плеча, то затылка. И так смотрел на Ингу, будто и сам не понимал, не мог разобраться – что же случилось между ними час назад?

Это все случилось вчера. Сегодня Нестор ее не трогал. Не в сексуальном плане, в смысле. Хотя все остальное в их «распорядке дня» осталось неизменным. Почему Лютый решил не прибегать к «своему праву», она точно не знала, хоть и не могла не признать, что даже испытала некоторую долю облегчения. Инга и сегодня еще не отошла от вчерашнего. Морально. Тело ее чувствовало себя прекрасно. Но нечто в том взгляде, которым он наблюдал за ней весь день, наталкивало Ингу на мысль, что и сам Нестор думает и взвешивает то, что произошло накануне.

А может она зря проецировала свои мысли на малопонятный для нее разум наемного убийцы? И стоит поверить известной телевизионной рекламе, что «сорок, не двадцать», и просто понять: его организму нужен отдых? Не мальчик же, взрослый мужчина…

В общем, не то, чтобы Инга рвалась к сексу. Но уже даже привыкла как-то. Какой-никакой, а распорядок дня. И просто хотелось понимать, что происходит. И…

Возможно, стоило просто прекратить думать о таком.

Но о чем думать, когда делать все равно нечего и нельзя ничего? Слушать собачий лай и вой? Наблюдать за тем, как все та же, похожая на волка собака, упорно сидит под калиткой, пытаясь вернуть расположение «хозяина», а Нестор ее не замечает? Даже Инга уже не могла выносить жалкий и прибитый вид животного. Ее сердце дрогнуло, забыв о том, на кого собака пыталась напасть.

Она пробовала поговорить с Нестором об этом. Правда, вид подживающей раны на его руке не позволил сильно настаивать. Честное слово, Инга еще помнила, распахнутую пасть, сомкнувшуюся на этой руке, и это воспоминание было ужасным.

Потому только вздохнула, когда Нестор пресек все ее слабые попытки поговорить о собаке резким ответом:

– Она угрожала моему.

Инга так поняла, что под «моим», Лютый имел в виду не свое здоровье, а саму Ингу. И больше не спорила. Да и не выиграла еще ни одного спора с этим мужчиной, так что смысла не видела, несмотря на нарастающее глухое раздражение от того, что ее мнение и слова не принимались во внимание.