Интервенция любви

Глава 17

Воздух был влажным и в то же время холодным. Словно напитанным ледяными брызгами близкого горного водопада. Ледяного. Свежего. Его окружал тихий шум леса, несмотря на то, что перед глазами находилась стена дома.

Нестор попытался расслабить мышцы, уменьшая болезненность, и напряженно сжал зубы, поняв, что только спровоцировал новую волну боли.

В этом проскальзывала ирония. Факт.

Очень тонкая ирония: определенно не собираясь в него стрелять, Инга случайно умудрилась попасть в одну из самых болезненных точек. Тут и захочешь, так не попадешь, тем более не задев ничего серьезного, а она умудрилась.

Тут действительно присутствовала некоторая насмешка судьбы. Над ним. Тем, кто привык определять: кто и как будет умирать. Однако Инге, судя по тому, что он успел заметить, не было забавно ощущать эту иронию. Впрочем, Лютому сейчас тоже было не особо весело.

Часть тела разрывало огнем, и любое движение руки отдавало в позвоночник и голову из-за того, что на вылете пуля задела ребро и прошила мышцы спины. Но это не мешало ему мыслить четко и ясно. Лютый давным-давно научился отключаться от ощущения боли. Более плохим оказалось то, что ему не удалось совладать с болью моментально, и он не успел остановить Ингу.

Вот что оказалось по-настоящему плохо. Факт.

Лютый уже больше недели отмечал ухудшение состояния ее психики. Ему никак не удавалось стабилизировать Ингу, несмотря на все предпринимаемые усилия. Она все больше погружалась в состояние стресса и нервного напряжения, явно демонстрируя все признаки грозящего психического надлома, хоть и старался внушить ей спокойствие, уверенность и чувство защищенности. Необходимости ему. Очевидно, он не учел какой-то фактор. И не сумел упредить то, что случилось. Что это за фактор, Нестор не мог сказать с уверенностью и сейчас, он все еще анализировал обвинения Инги, вынужденно отвлекаясь на приведения себя в порядок. Хотя бы относительный.

Пуля прошла на вылет, задев только кожу и мышцы. И это было хорошо. Однако она зацепила и нерв, не перебив полностью, повредив. Что и доставляло максимальное неудобство, вызвав в первые минуты в его организме болевой шок, помешавший задержать Ингу.

Она не собиралась стрелять. Нестор знал этот факт совершенно точно. Он провел достаточно времени посреди боевых конфликтов, а так же – глядя в глаза тем, кто готов был бороться с ним за свои жизни. Инга находилась на грани отчаяния. Но она хотела переговоров. Она не видела решения в силе, пусть и прибегла к этому аргументу.

Однако случайности происходят. Он был прекрасно знаком с этим фактом. И, несмотря на всю осторожность, события иногда располагают тобой, а не наоборот. Видимо именно так в этот раз решила сыграть с ним судьба.

И этот выстрел оказался той каплей, которая переполнила чашу гибкости и выносливости психики Инги, очевидно. Нестор закрыл глаза, восстанавливая в памяти ее взгляд после выстрела: абсолютно потерянный, пустой, лишенный какой бы то ни было осознанности.

Подобное он так же видел не впервые. Иногда и самые подготовленные, тренированные ломались на поле боя. Даже в локальных конфликтах. И Инга сломалась, несмотря на всю свою моральную силу. «Стоп-кран» ее сознания сорвался. Факт. Это скользило в каждом ее поступке после выстрела.

Опираясь на стену и продолжая осмысливать ситуацию, он добрался до ванной и шкафчика с медикаментами.

Плохо то, что он не успел ее задержать, обездвижить. И тут снова вмешалась та самая «судьба», которую он всю жизнь пытался взять под собственный контроль. От чего старался отграничиться. Удивление, даже потрясение в чем-то, неожиданность боли, пусть и не сверх того, что он смог бы вынести – ослабило этот самый контроль. Хотя, с первой минуты встречи с Ингой, этот предел подвергался испытаниям, то и дело прорываясь вовсе не желаемыми для Нестора проявлениями прошлого и его «наследием».

Так произошло и сейчас. Его «вырубила», оглушила на время не боль и не сам выстрел, а то, что вырвалось из-под власти Нестора этим звуком горного водопада, шелестом и запахом леса, взорвавшими его мозг, сердце и легкие. Заполонившего сознание образами и голосами, которые он больше двадцати лет глушил в себе, и которым, откровенно говоря, Нестор предпочел бы заткнуть глотки навечно. Однако сейчас, так и не сумев до конца запихнуть назад весь этот ворох, еще ощущая кожей прохладу капель, слыша шум тех листьев и голоса тех людей, которых здесь в принципе не могло быть, Лютый старался все же собраться. Прошлое, «наследие» накатывало, сбивало с ног, выбивало ощущение реальности, но он сопротивлялся, теряя ощущение времени и пространства.

Он прилагал максимум усилий, чтобы надежно встать на ноги. Выдержать, устоять. Нестор должен был немедленно разыскать Ингу. Потому как она, однозначно, не могла адекватно оценить реальность. И одна только мысль о том, чем это может обернуться для принадлежащей ему женщины, заставляла Лютого двигаться вперед, игнорируя боль и свою пробуждающуюся сущность.

Принадлежащая ему…

Наверное, вот тут, находясь практически на пороге дома, он впервые задумался о том, что спровоцировало Ингу. Его мозг, хоть частично совладав с остальным, впервые начал анализ ее странного заявления: «Я человек! И принадлежу себе!».

Разумеется, он знал, что она человек. Разве Нестор не делал все для того, чтобы обеспечить любые ее нужды и потребности? Со вторым пунктом он не был согласен. Инга просто не понимала, что это не правда. Она была его. Ему принадлежала. Это было истиной и непреложным фактом, в котором он все более убеждался в последнее время. Не только из-за его в ней потребности. Не потому, что он потребовал этого однажды, а она приняла эту цену. Так просто было – Инга принадлежала Нестору.

И она все ощущала именно так, он не сомневался в этом. Может, не анализировала и не задумывалась. Но интуитивно знала. На самом глубоком и базовом уровне сознания, как знал и он. Ее же последние поступки – всего лишь последствия травмы психики и чрезмерной нагрузки. И все.

На осмысление и анализ он потратил не более минуты, практически физически ощущая, как уходит время каплями крови из его раны, шуршанием колючего воздуха. Не его время, рана была не серьезной, и он даже умудрился ее «перевязать», пока собирался с силами и мыслями для того, чтобы догнать Ингу. Обработал перекисью, накрыл плотным слоем ваты и бинтов, придавив и приклеив это все лейкопластырем через весь бок. Неаккуратно и криво, имея возможность распоряжаться лишь одной рукой. Грязная и порванная футболка валялась на полу, а Нестор уже застегивал рубашку, не ожидая, пока подействует аналгетик, две таблетки которого он успел проглотить.

Он торопился. Спешил с каждой секундой все больше, отмечая, как рядом со здравомыслием и анализом ситуации, в его сознание и существе все уверенней поднимается страх. Глубокий, мощный. Непривычный, и от этого не до конца поддающийся его разуму и контролю. Страх не за себя, давно притупившийся в Несторе, беспокойство не о своей жизни. В том состоянии, в котором Инга отсюда вышла, она представляла огромную опасность для самой себя. Тем более на машине, которую, очевидно, умудрилась вывести со двора. И чем значительно осложнила ему поиски. Автомобиль на ногах не догонишь, его не выследишь по следам, едва машина выедет на асфальт. Так что единственным вариантом было добраться до своего убежища в Киеве и отследить машину по маячку, установленному на всех его машинах. Для этого следовало добраться до поселка и сесть на автобус.

Потеря времени. Каждой минуты, которая может оказаться для Инги катастрофической, стать точкой невозврата. Понимание этого подогревало страх и будоражило силу, которой он старался не дать прорвать блокаду сознания, сомневаясь, что от подобного будет много толку. Это был самый разумный и правильный план, на который следовало направить свои силы.

С ней что-то не нормально. Совсем не нормально. Инга поняла это кристально ясно, осознав, что опять «потеряла» себя. Сейчас она сидела за рулем автомобиля, стоявшего на обочине, у начала какой-то лесополосы. Был день. Тепло. Очень тепло. И среди деревьев чирикали какие-то птицы. Мимо периодически проезжали машины.

Где она? Что здесь делает? Что случилось и продолжает происходить с ней?

На все эти вопросы Инга не имела ни одного ответа. Как и на вопрос – каким образом оказалась именно в этой точке пространства. Последнее, что было четким в памяти – воспоминание, как она всматривается в дорогу, освещенную светом фар ее машины, надеясь увидеть какой-то указатель, и понять, где она находится.

Все. Время от той секунды, до этого мгновения, несколько часов, очевидно – напрочь отсутствовали в памяти.

Вновь.

Как и те часы и события, от момента ссоры с Нестором и до своего «обнаружения себя» посреди той самой дороги в движущейся машине.

Нестор.

Мысль о нем билась в ее сознании напряженным, встревоженным пульсом. Разум заполнялся отчаянием и страхом, что мешало осмыслить и проанализировать ситуацию. Реальность превратилась в череду какие-то кадров без связи, разграниченных огромными промежутками полной черноты и неосмысленности, о которых у нее не было ни единой мысли, воспоминания или зацепки, чтобы понять – что с ней происходит?

Он может нуждаться в ее помощи. Эта простая истина гнала кровь по ее телу панической волной. Время уходит. А она понятия не имеет, как до него добраться и что для этого сделать, как сохранить сознание в процессе, хотя бы.

Ее выстрел. Его кровь.

Господи! Инга не хотела стрелять!

Она злилась на Нестора, это правда. Она не сдержала гнев, эмоции, все то, что копилось в ней так долго – и практически выплеснула на него это. Но она не хотела стрелять!

И сейчас ей больше всего хотелось попасть назад, к нему. Убедиться, что с Нестором все хорошо. Помочь. Но она не могла этого сделать. Не могла определить, сколько прошло времени. Где она. В своем ли уме, в принципе, потому как вот эти постоянные провалы сознания и памяти, определенно, не являлись показателями психического здоровья. Инга не имела медицинского образования, но не могла этого не понять. У нее были серьезные проблемы. И это пугало, она могла это откровенно признать. Но куда больший страх в ее душе вызывало понимание, что Нестор где-то совершенно один, раненный, нуждающийся в помощи. Или, гораздо-гораздо хуже…

И от понимания этого ей становилось безумно плохо. Ясное видение же того, что она понятия не имела, как и куда ей вернуться – добивало ощущением беспомощности и полной никчемности.

Инге не хватало воздуха, она не могла вдохнуть из-за этого давящего ощущения. Запрокинула голову, зачем-то продолжая держать руль. Может, чтобы не упасть? И не могла заставить себя разжать пальцы.

Возможно, ей стоило бы выйти. Вероятно, было неразумно сидеть в машине или пытаться ехать в машине, если ты раз за разом теряешь управление самой собой. Но при одной мысли, что она сейчас выйдет из автомобиля и попытается добраться куда-то пешком, оставшись один на один со всем миром, если с ней опять случится этот «провал» – совершенно беззащитная, открытая – дрожь, сотрясающая тело, усиливалась. Машина казалась хоть какой-то защитой, убежищем. Связью с Нестором. Пусть она и понимала, что больше ей может так не повезти, и в следующий раз есть опасность «прийти в себя» уже врезавшись в дерево или во встречную машину. Еще и другим людям этим навредить.